Туполевская шарага - Кербер Леонид Львович (читать книги онлайн полные версии .txt) 📗
Вскоре состоялся переезд в Москву, сформировался коллектив ОКБ-103, и работа закипела.
Служба информации в СССР всегда была поставлена из рук вон плохо, особенно это относилось к оборонной промышленности, где всё было засекречено. Если работе конструкторов самолетов это и мешало, то терпимо. Но для занимавшихся оборудованием это было камнем преткновения. Оторванные на целых два года от жизни, наши зэки совершенно не знали, что ставить на «103». А ставить надо было все самое новое и лучшее. И вот трое, отвечавшие за него, – Надашкевич, Френкель и Кербер – обратились с декларацией к А. Н. Т. о необходимости посетить ряд заводов. «Мда-а, – сказал Туполев, – казус белли! Заключенные посещают ОКБ! Попробую поговорить с Кутеповым».
Видимо, подобная необходимость была понята, и в один прекрасный день всю троицу под конвоем Крючкова и двух тягачей повезли на завод Орджоникидзе. Как рассказывала троица, «цирк» начался сразу же. Первый же вахтер потребовал пропуска. Майор Крючков вынул своё удостоверение и сообщил, что остальные «специалисты при мне». Разгневанная бабёнка усомнилась: «Какие такие специалисты, а может, шпиёны!» Кругом заинтересовались, начала собираться толпа, назревал конфликт. Крючков исчез и вскоре явился начальник охраны, после чего всех пропустили в кабинет главного инженера. Когда туда вошли ведущие специалисты завода – началось второе отделение. Сперва немая сцена, затем расспросы: «Куда вы исчезли, где вы, что с вами?» Форма Крючкова, охранники с пистолетами ставят всё по местам. «Свободные» всё понимают и с большой охотой выкладывают всю необходимую информацию. Прощаются они подчеркнуто тепло. Первое общение со свободным миром стало и последним. Надо думать, что на Крючкова и попок оно произвело тяжелое впечатление.
Вернувшись все трое взахлёб рассказывают о вылазке за стену, и лейтмотивом был тезис: «они понимают всё».
С этого времени информацию стали добывать чины НКВД, и это было ужасно. Путали, привозили не те чертежи и не то, что нужно, одним словом конструировать лучшие самолеты было крайне затруднительно.
Все же постепенно материалы собирались и открылся какой-то фронт деятельности. После бесчисленных переделок макет самолета довелся, и Туполев информировал Кутепова о необходимости затребовать макетную комиссию. Надо сказать, что это событие волновало всех заключённых. Как произойдет встреча с военными членами комиссии, которых большинство знало много лет? Ведь это политически подкованные люди, и не проявится ли слишком предвзятое, напряженное и неприязненное отношение к арестантам? По счастью, её председателем был назначен не просто военный, а инженер-генерал П. А. Лосюков, умный и дальновидный человек.
Собралась комиссия в кабинете Кутепова. Когда все члены комиссии собрались и расселись, ввели заключенных. Прохор Алексеевич сразу находит верный тон, он поднимается, подходит к Андрею Николаевичу и здоровается. За ним встают со своих стульев все остальные члены комиссии, и стороны раскланиваются. После обстоятельного доклада все вместе следуют на шестой этаж в макетный цех. Весь натурный макет облеплен людьми в сине-голубой форме ВВС. Арестанты отвечают на вопросы офицеров, доказывая, что спроектированный ими самолет достоин защищать социалистическое государство. Два дня творится содом и гоморра. Наконец, все осмотрено, ощупано, обмерено, осознано и оценено. На пленарном заседании военные, как и обычно, выставляют максимальные требования, зэки отвечают реальными. Постепенно страсти уступают место разуму, находятся компромиссы, наконец акт с положительной оценкой самолета готов. По традиции положен банкет с вином. Компромисс находят и здесь: сотрудники НКВД с военными усаживаются за столы, арестованных уводят.
Через много лет П. А. Лосюков сознался, как ему было трудно. Несколько ортодоксов из числа членов комиссии пытались создать коллизию между партийной и технической совестями. Извечный принцип передовой идеологии «как бы чего не вышло» диктовал для спокойствия уйти от оценки, пусть начальство потом разбирается.
Было трудно и нам, мы ожидали, что решение любого, пусть даже пустякового вопроса могло перерасти в полемическое «ах, вы не хотите выполнить наше законное требование, следовательно…» Такой поворот событий мог повлечь за собой далеко идущие последствия – карцер, отправку в лагерь, прибавку к сроку заключения ещё нескольких лет, да и похуже. Но, слава Богу, все обошлось.
Вспоминая эту комиссию, нельзя не остановиться на отношении Туполева к требованиям военных, которые выдвигались отдельными специалистами. К пожеланиям, улучшающим самолет, он относился положительно и обычно их принимал. Когда же какой-либо ортодокс выдвигал явно демагогическое, основой которого было не столько улучшение машины, сколько желание запечатлеть в акте «какой я непримиримый борец за прогресс», такой человек подвергался моральному уничтожению через осмеяние.
На комиссии по ТУ-16, где стрелок сидел на высоком пьедестале, один из военных, подполковник Т. потребовал обеспечить ему обзор не только верхней, но и нижней полусферы. Тщетно Надашкевич пытался объяснить Т., что этого сделать невозможно, а главное не нужно, так как на самолете есть нижний стрелок. Т. упорствовал. Тогда А. Н. Туполев с улыбкой произносит: «Т., к тому времени, когда у вас на ж… вырастет глаз, я Вам обзор вниз обеспечу». Взрыв смеха не дает ему закончить и показывает, что требование снято.
Второй эпизод был на комиссии по самолету ТУ-14, на котором впервые были применены катапультные сидения. Военврач Я. потребовал, чтобы мы обеспечили пользование парашей, не сходя с такого сидения. Когда на пленарном заседании дошли до этого пункта, «старик» от смеха чуть не упал с кресла. «Ох, не могу! ох, уморил! – кричал он своим высоким голосом. – Егер, поставь ему вместо катапульт унитазы, дёрнет за цепочку и выстрельнется». Бедняга доктор не знал, куда ему деться, пункт, конечно, сняли.
Надо сказать, что такая ирония действовала, и постепенно подобные, откровенно глупые требования выставлять перестали.
Тем временем на заводе закончили сборку самолета 100 и начались его лётные испытания. Вел их П. М. Стефановский. 1 мая 1940 года было приказано показать его над Красной площадью. Мы обрадовались – увидим его полет из обезьянника. Однако назавтра выяснилось, что тюремная администрация решила праздничные дни держать нас в спальнях, и обезьянник будет заперт. Под давлением коллег Петляков пошел к Кутепову, и компромисс был найден. Обезьянник откроют на два часа, но в нем будут два попки. Рано утром туда набилось столько народу, что мы стояли, как в черном вороне, плечом к плечу. Несчастных попок вдавили в решетку так, что они умоляли: «Раздвиньтесь, мы задыхаемся!» День был ясный и на горизонте отчетливо проектировались силуэты кремлёвских башен. Со стороны Белорусского вокзала появились точки. Видно, как ниже и обгоняя их, мчится серебристая сотка. Но что это, силуэт машины необычен, снизу торчат черные предметы. Машина обгоняет строй и свечой уходит в небо. Всех беспокоит, что это было. Три дня все в волнении и не находят себе места, дежурные попки отнекиваются. Утром 3 мая вольняшки сообщили, что самолет шел с неубранными шасси, что П. М. забыл убрать их! Конечно, нам повезло, Стефановский шёл на максимальной скорости, створки могли разрушиться и упасть, не дай Бог, на трибуну, что было бы тогда с коллективом В. М. Петлякова?
После парада выяснилось, что самолет Политбюро понравился, но Сталин предложил «несколько уточнить его назначение» и в серию запустить не истребитель, а пикирующий бомбардировщик. Учитывая успехи Ю-87, это, вероятно, было мудро, но зэкам от этого не легче. Петляковцы надеялись, что после демонстрации их освободят, переделка откладывала это минимум на год. Беспокоила всех и какая-то путаница в умах руководства. Петлякова заставляют из герметического высотного самолета делать пикирующий (всем было ясно, что ничего хорошего от подобной трансформации ожидать не приходится), в то время, как Туполева из пикирующего невысотного – герметизированный ПБ-4. И все это в преддверии войны, неизбежность которой отчетливо понимали даже мы, «штатские» люди.
