История Византийской империи. Том 1 - Успенский Федор Иванович (читаемые книги читать TXT) 📗
Другой современник, Феофилакт Симокатта, передает общее настроение исключительно тревожного времени в рассказе о видении, бывшем царю Тиверию накануне смерти (582). Ему привиделось во сне, будто предстал пред ним муж неизреченной божественной красоты и сказал: «Вот что говорит тебе, Тиверий, Трисвятое: „Тираннические и нечестивые времена не постигнут твое царство“», т.е. таковые времена наступят при его преемнике{3}.
Общее мнение усвояет Маврикию положительные качества честного и благонастроенного правителя, который не щадил сил и средств для того, чтобы поддержать расшатанный строй империи, но остановить процесс распадения не было в его силах. «Империя содержала могущественную армию, имела хорошо поставленную администрацию, финансовое управление не было в упадке, и все меры принимались к строгому соблюдению правосудия. Но со всеми этими элементами хорошего правительства правительство Маврикия было плохо, непопулярно, отяготительно. Чувства патриотизма не было ни в одном сословии, не существовало уз единства между государем и подданными, не было общих интересов между правительством и народом, которые делали бы их ответственными в их гражданских поступках перед одним и тем же законом»{4}.
Сводя к конкретным фактам наиболее определенно выраженные неудовольствия против Маврикия, которые делали самые полезные его мероприятия непопулярными и возбуждали против него вражду, мы можем остановиться на следующем. Маврикий не был популярен в войске, потому что желал ввести строгую дисциплину в армии, уменьшил жалованье служилым людям и, наконец, ради экономии потребовал, чтобы Дунайская армия проводила зиму за Дунаем в местах, где необходимо было ее постоянное присутствие. В народе Маврикий не пользовался любовью за его скупость. В особенный упрек ставили ему то, что он пожалел выкупа за 12 тыс. пленных, которых каган аварский в раздражении приказал без милосердия умертвить. Не менее того нерасположение к Маврикию может быть объяснено тем, что он был весьма лицеприятен к своим родственникам, которым раздавал должности и почетные титулы и дарил земли и дворцы в столице. Но признать эти обстоятельства удовлетворительными для объяснения последовавшего в 602 г. разгрома, постигшего Маврикия и его семью, мы не решаемся, потому что не видим в них таких мотивов, которые имели бы общий характер. В объяснении событий, имевших последствием устранение Маврикия, необходимо принять в соображение и оценить, с одной стороны, те указания, которые сделаны в житии св. Димитрия, с другой – те подлинные факты, которые стоят в связи с военным заговором, выдвинувшим на первый план Фоку. Это тем более может иметь значение, что, в конце концов, приводит к одному заключению, что все несчастие Маврикия было в военном против него движении. Итак, попытаемся рассмотреть эту сторону деятельности Маврикия.
До какой степени расстроена была армия при смерти Юстиниана, об этом трудно составить точное представление. И не в том нужно видеть падение армии, что число военных частей было уменьшено, и численность войска доведена была до 150 тыс. Самая существенная сторона вопроса заключалась в системе набора военных людей и в редкости населения в областях империи. Тиверий и Маврикий были реформаторами военного дела, и специально первому приписывается новая и исключительная мера в этом отношении. Чтобы усилить военные средства империи, Тиверий, как извещает об этом Феофан, «организовал собственный военный отряд из 15 тысяч человек, составив его из язычников, купленных им и принятых на военную службу. Этому отряду дано было казенное вооружение и военная одежда, и во главе его поставлен комит федератов Маврикий, а помощником ему дан был Нарсес»{5}. Это известие, отличающееся цифровыми показаниями и соединяющее новый военный отряд с именем Маврикия, дает нам любопытный материал к освещению некоторых сторон жизни в эту эпоху. т.к. с именем Маврикия дошло до нас военное сочинение, трактующее теорию расположения лагеря и военного искусства, то можно с полным основанием думать, что в известии Феофана сохранился след принятой Маврикием обширной реформы в этом отношении. Уже в VII в. мы встречаемся с господствующей в Византии системой привлечения на военную службу целых племен и отрядов из славян, которым отводились участки на пустопорожних землях и на которых возлагалась военная повинность. Весьма может быть, что у Феофана отмечена самая первоначальная форма этой системы, которая потом развита была в Византийском государстве до широких размеров и продолжалась до самого падения империи. Для изучаемой эпохи конца VI в. весьма важно отметить, что этот отряд некоторое время играет видную роль в военной истории, из чего можно выводить косвенное заключение об общей слабости византийской армии. То же самое заключение выводится из рассмотрения средств военной обороны столицы империи, как видно будет ниже.
Вновь организованный отряд был направлен в Персию и здесь заявил себя значительными успехами, которые доставили Маврикию триумф в Константинополе в 582 г., тогда он приглашен был разделить власть с Тиверием. В царствование Маврикия находящийся под командой Нарсеса отряд частью остается в Армении, частью принимает участие в персидской войне, по окончании которой в 591 г. действовавшие на Востоке отряды были переведены вместе с тивериевским корпусом в Европу и направлены на Дунай на войну с аварами и славянами{6}.
Впоследствии мы встретимся с упомянутым отрядом на Западе, а теперь посмотрим, в каком положении рисуется в источниках оборона самой столицы. Константинополь находился в постоянной опасности быть окруженным с суши. Хотя он защищен был стенами и хотя ближайшие его окрестности находились под защитой Длинных стен, или Анастасиевых укреплений, которыми Константинополь отделялся от Адрианопольской долины, но эти последние весьма трудно было защищать за дальностью их и за обширностью протяжения стен, так что нередко неприятель успевал прорваться через эти стены и угрожать столице. Таково именно было положение дел при Маврикии.
В этом отношении имеются превосходные известия в летописи Феофана. Еще при жизни Юстиниана, за год до смерти его, случилось раз нападение авар и славян на Фракию, сопровождавшееся свободным движением их далее Анастасиевой стены, которая во многих местах разрушена была землетрясением{7}. Т.к. неприятели напали на незащищенные селения, то сельские жители, забрав свое имущество, искали спасения в Константинополе. По этому случаю писатель сообщает любопытное известие по отношению к этим беглецам. Когда царю донесли об этом, он «приказал зачислить в димы многих из пришлых людей и назначил их на службу к Длинным стенам»{8}. Что касается защиты городских стен, то и эта сторона не была достаточно обеспечена. По случаю упомянутого выше аварского нападения стены города предоставлены были охране собственно гвардейским отрядам, стоявшим в Константинополе: схолы, протикторы и пехотные полки. Кроме того, в числе защитников упоминаются сенаторы. После Юстиниана нередко повторялись подобные же случаи зачисления гражданского элемента в военную службу. Так, в первые годы Маврикия аварский каган выслал против империи славян, которые дошли до Длинных стен{9}. Очевидно, у правительства не было в распоряжении достаточных военных средств, и оно прибегло к исключительной мере. Гвардейские отряды, назначенные для охраны дворца и служившие гарнизоном в Константинополе, были выведены к Длинным стенам, а охрана городских стен вверена была димотам{10}. На этот раз поступлено было как раз наоборот, чем при Юстиниане. В другой раз, одержав полную победу над стратигом Коментиолом во Фракии, авары навели такой страх на Константинополь, что жители собирались уже перебираться на азиатскую сторону{11}. В этом исключительном случае император стал во главе гвардейского отряда экскувитов и отправился на защиту Длинных стен; город же предоставлен был защите димов{12}.
Военная повинность, возлагаемая Маврикием на гражданское сословие города, вызывала против него сильное недовольство, выразившееся в неоднократных заговорах и попытках низложить его. Что касается собственно военных отрядов, нелюбовь их к Маврикию проглядывает во многих случаях. Между прочим, в войске был слух, что царь желал выдать свое войско неприятелю головой ради его неповиновения{13}. Этот слух, по-видимому, нашел себе оправдание в том обстоятельстве, что Маврикий не согласился выдать кагану назначенный им выкуп за 12 тыс. пленников, вследствие чего аварский властитель приказал убить всех находившихся у него в плену{14}. По этому случаю, продолжает писатель, против Маврикия-царя началась сильная ненависть, и стали его осыпать ругательствами, и войско, находившееся во Фракии, перешло на сторону его порицателей. Таким образом, с точки зрения Феофана, нерасположение к царю, постепенно разросшееся в военный заговор, имело своим источником смутный слух, что Маврикий желает выдать войско головой врагам, или то обстоятельство, что он пожалел государственных средств на выкуп пленных. То и другое объяснения не могут быть достаточными уже потому, что интересы войска, собственно, затронуты были только слухами о том, что царь замышляет выдать войско врагам; что же касается пленных, то большинство их состояло, конечно, из сельского населения, забранного в плен при конных наездах аварских на беззащитную страну. Если правда, что Маврикий пожалел денег на выкуп пленных, то из этого скорей можно бы объяснить непопулярность царя в Константинополе, среди населения столицы, а не военный бунт, начавшийся среди Дунайской армии. О ближайших поводах, вызвавших бунт в войске, имеются довольно обстоятельные сведения у Феофана{15}; из них военный бунт становится совершенно объяснимым.
