Правители Франции XVII-XVIII века - Черкасов Петр Петрович (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Отстраненный министр-кардинал с часу на час ожидал ареста. Когда его вызвал вернувшийся в Париж король, Ришелье счел, что его участь решена. Каково же было его изумление, когда, едва переступив порог королевского кабинета, он оказался в объятиях Людовика XIII. «В вашем лице я имею самого верного и самого любящего слугу, которого когда-либо знал мир», — заявил король опешившему Ришелье, и кардинал понял, что спасен. По всей видимости, король был крайне раздражен тем, что королева-мать самовольно присвоила себе его прерогативу — смещать и назначать министров. Вернув Ришелье его полномочия, Людовик XIII дал кардиналу самое веское доказательство своей нерасторжимой связи с ним и с его политическим курсом. С легкой руки соратника Ришелье графа де Ботрю 10 ноября 1630 года (день победы Ришелье над «святошами») войдет в историю Франции как «день одураченных» («journée des Dupes»).
Людовик XIII немедленно созвал Королевский совет и объявил об отстранении Мишеля де Марильяка от должности. Канцлер был взят под стражу и выслан из Парижа; два года спустя он умрет в заточении. Его родной брат маршал Луи де Марильяк, возглавлявший в тот момент армию в Северной Италии, был объявлен изменником и арестован. Волна арестов накрыла и других ближайших сподвижников Марии Медичи.
Сама королева-мать переживала глубокое душевное потрясение. Один за другим исчезали те, кто составлял круг ее приверженцев. Одних арестовали, другие сами поспешно покинули ее двор. Под шумок из Парижа отбыл и ее любимец Гастон Орлеанский, младший брат короля. Этот трусливый лицемер первым поздравил Ришелье с победой, одержанной над его родной матерью, и тайно уехал в Орлеан, откуда через несколько месяцев перебрался в Безансон, находившийся под управлением Испании. Там он заручился обещанием поддержки Мадрида и начал формировать армию для похода на Париж.
Тем временем Мария Медичи развернула кампанию против Ришелье, в которой важную роль играли ругательные памфлеты — либеллы. В короткий срок Париж наводнили враждебные кардиналу листовки. Вот один из такого рода памфлетов:
Но вскоре, осознав, что окончательно проиграла, Мария Медичи принимает решение бежать за пределы Франции. 20 июля 1631 года, заручившись содействием своего духовника и одного из офицеров охраны, она осуществляет это намерение и объявляется в нидерландских провинциях Испании, откуда впоследствии переберется в Кельн. «Покидая королевство, она уходила также и из истории», — образно заметил один из французских историков.
Когда в Париже стало известно о бегстве королевы-матери, Людовик XIII выпустил декларацию, осуждающую антигосударственные поступки Марии Медичи. На все ее имущество во Франции был наложен арест. Те, кто так или иначе способствовал ее побегу, были объявлены государственными преступниками. «Отъезд королевы-матери и Монсеньора (Гастона Орлеанского. — П. Ч.), — вспоминал впоследствии Ришелье, — избавил королевство от грозивших ему несчастий». Сам же министр-кардинал после «дня одураченных» был возведен в достоинство герцога и пэра Франции. Это стало еще одним свидетельством привязанности к нему со стороны Людовика XIII.
Внутренняя политика тандема Людовик XIII — кардинал Ришелье была направлена прежде всего на преодоление сепаратистских тенденций и на внутреннюю консолидацию страны под центральным управлением в лице королевской власти. Угроза для единства Франции исходила, с одной стороны, от гугенотской оппозиции, ощущавшей себя «государством в государстве», а с другой — от фрондирующей аристократии, желавшей сохранить за собой древние вольности.
Первый ощутимый удар по затаившейся фронде был нанесен в 1626 году, когда заговорщики во главе с Анри де Талейран-Перигором, графом де Шале, предприняли попытку устранить Ришелье, а заодно и поддерживавшего его Людовика XIII, которого предполагалось заменить легкомысленным Гастоном Орлеанским. За спиной заговорщиков стояла мать короля, давно мечтавшая передать корону своему любимчику Гастону — благо, у Людовика XIII тогда все еще не было наследника. Заговор был раскрыт, а его участники, включая Шале, — казнены. Гастон Орлеанский отделался легким испугом, как и Мария Медичи.
30 октября 1632 года был раскрыт новый заговор аристократии в Лангедоке, а его руководитель герцог де Монморанси, первый дворянин королевства, следующий за принцами крови, был отправлен на эшафот. Казнь Монморанси должна была символизировать торжество утверждавшего свою власть абсолютизма над сепаратизмом аристократии.
Центральным событием в борьбе с сепаратизмом стала ликвидация гугенотской «республики» в Ла-Рошели. Перед началом военной операции Ришелье писал королю: «До тех пор пока гугеноты разделяют власть во Франции, король никогда не будет хозяином положения в своей стране и не сможет предпринять каких-либо успешных действий за ее пределами». Представлявшаяся неприступной цитадель гугенотов была взята в результате тринадцатимесячной осады. Из проживавших прежде в Ла-Рошели 28 тыс. жителей к концу осады осталось в живых всего пять тысяч. Людовик XIII проявил милость к побежденным гугенотам. Объявив, что закончившаяся война имела «государственный», а не религиозный характер, король подтвердил свободу протестантского вероисповедания и амнистировал всех «заблудших и презревших свой долг» подданных. Ни один из участников мятежа не был казнен, лишь его руководители были высланы за пределы Ла-Рошели.
Сразу же после взятия сильно пострадавшего от обстрелов города началась его реконструкция. Ла-Рошель, по замыслу короля и его первого министра, должна был превратиться в один из главных центров торгово-колониальной экспансии Франции. Вскоре после восстановления контроля над Ла-Рошелью был погашен и второй очаг сопротивления гугенотов — в Лангедоке.
Одним из направлений внутренней политики Людовика XIII стала борьба с сословным и провинциальным партикуляризмом, а также централизация системы государственного управления. В январе 1629 года был разработан и принят так называемый «кодекс Мишо» (по имени тогдашнего канцлера Мишеля де Марильяка). По существу, это было первое систематизированное французское законодательство. Красной нитью в «кодексе Мишо» проходила мысль о королевской власти как единственной и бесспорной во Франции. В нем подтверждался суверенитет государства в области финансов, обеспечения внутренней и внешней безопасности.
Было развернуто также наступление на права Парижского и провинциальных парламентов, которые стремились ограничить абсолютистские притязания королевской власти. Парламенты как судебно-административные институты последовательно и методично лишались своих политических полномочий, а провинции — региональных свобод. Там, где оказывалось открытое неповиновение, правительство прибегало к карательным мерам, как это имело место в Нормандии в 1639–1640 годах, когда был распущен Руанский парламент.
В 1641 году королевская декларация официально запретила парламентам всякое вмешательство в дела центральной государственной администрации. Еще раньше, в 1637 году, Ришелье с санкции Людовика XIII осуществил унификацию органов местной администрации: в каждой провинции были введены должности интендантов юстиции, ставшие реальным противовесом губернаторам. Интенданты сосредоточили в своих руках практически всю полноту власти, оказав правительству эффективную поддержку в преодолении местничества и сепаратизма губернаторов, провинциальных штатов и парламентов.
Финансовая политика Людовика XIII соответствовала господствовавшим тогда в Европе экономическим теориям и взглядам. Первейшим условием процветания государства в ту эпоху считалось изобилие в нем звонкой монеты. В отличие от Испании, получавшей золото из своих владений в Новом Свете, Франция могла надеяться накопить золото и серебро главным образом путем расширения экспорта. Но этому мешали крайне ограниченные производственные возможности аграрной страны с ее закрытой экономикой. Крестьянство, составлявшее основную массу населения Франции, жило, по существу, в условиях натурального хозяйства, едва сводя концы с концами. С сельским хозяйством была связана подавляющая часть дворянства и даже городской буржуазии.
