КГБ: приказано ликвидировать (Спецоперации советских спецслужб 1918-1941) - Колпакиди Александр Иванович (электронная книга .TXT) 📗
После бегства Сало план покушения на Маннергейма рухнул окончательно, и члены группы приняли решение покинуть Финляндию. Векман, Суокас, Сядервирте и Лонка направились в Россию. Но им не повезло — 21 апреля они были арестованы полицией в поезде Хельсинки-Выборг. К Фореману и Луото судьба была более благосклонной и они благополучно прибыли в Петроград. Что касается Энтроха, Куутги и Поккенена, то они решили осесть в Финляндии. Пользуясь старыми связями, они смогли не привлекая внимания полиции остаться в стране. Более того, в июле-августе 1920 года Поккенен побывал в Петрограде и получил инструкции относительно дальнейшей нелегальной деятельности.
12 ноября 1920 года в городе Турку состоялся процесс над арестованными террористами. Суд приговорил Векмана к 12 годам и Сало к 10 годам тюремного заключения «за участие в тайном антигосударственном заговоре, за измену государственному строю и родине».
Подготовка покушения на Маннергейма подсудимым не инкриминировалась, так как оно не состоялось. Суокас был приговорен к 6 годам тюрьмы. Он обвинялся в тех же преступлениях, за исключением измены родине. Вину Лонка суду доказать не удалось, и он был оправдан.
Что же касается Сядервирте, то он стал активно сотрудничать со следствием и дал показания на своих товарищей, за что был освобожден от судебной ответственности. Но на свободе он пробыл недолго и вскоре погиб в результате взрыва гранаты, брошенной Энтрохом. При этом были ранены двое прохожих, один из которых скончался в больнице. По данному факту полиция провела расследование и довольно быстро задержала Энтроха, Куутти и Лонка. Суд приговорил их за совершенные убийства, а также подготовку к убийству, измену родине и попытку свержения государственного строя к пожизненному заключению.
Впрочем, не все участники этой истории отбыли положенные сроки заключения. Так, 5 июля 1921 года Суокас совершил вместе с еще 6 заключенными побег из тюрьмы города Тампере и благополучно добрался до Петрограда. А 18 июня 1926 года оказались на свободе Векман и Энтрох. Их и еще шесть финнов и двух русских по тайному соглашению между СССР и Финляндией обменяли на финских белогвардейцев, находившихся в советских тюрьмах.
Так закончилась попытка покушения на генерала Маннергейма. Ее неудача связана, возможно, не только с трусостью главного исполнителя, но и с тем, что в ПетроЧК на высоких постах действовал агент иностранной разведки. Об этом свидетельствует ряд документов, находящихся в архиве Гуверовского университета (США), в одном из которых, в частности, говорится:
«В настоящее время в Финляндии находится около 40 специальных агентов большевиков. Многие из них женщины… Они перевозят документы туда и сюда… На днях большевиками направлена в Финляндию женщина, которая должна осуществить покушение на ген. Маннергейма. Женщина эта должна войти в контакт с двумя красными финнами» [41].
Что же касается политических результатов этой неудавшейся акции, то они были крайне неблагоприятны для Москвы. Прежде всего финское правительство было крайне возмущено подобным актом международного терроризма. Не заявляя об этом публично, оно уже в июне 1920 года стало оказывать поддержку оружием образованной год назад на Карельском перешейке т. н. Северной Ингермандландской республике. В частности, ей было передано 4 орудия для формирования артиллерийской батареи. Когда же после подписания в октябре 1920 года Тартуского договора республика была ликвидирована, финны начали тайно поддерживать «Ухтинское правительство» в Советской Карелии, просуществовавшее аж до середины 1922 года. Кроме того, на территории Финляндии до 1945 года активно действовали антисоветские белоэмигрантские организации, на что финское правительство закрывало глаза. Но самое главное, финны долгое время опасались всевозможных провокаций со стороны СССР, что в конце концов привело к печально известной Зимней войне, и к союзу Финляндии с гитлеровской Германией во время Второй мировой войны.
Ликвидация генерала Дутова
Убийство посла фон Мирбаха и покушение на генерала Маннергейма можно считать в определенном плане самодеятельностью, разрозненными разовыми акциями, не имеющими единого плана и четко определенной политической задачи. К тому же они были совершены в ходе Гражданской войны, когда Ленин и его соратники не были уверены в том, что смогут удержать власть. Но и после победы в Гражданской войне у большевиков не прибавилось уверенности в прочности своего положения. Огромная страна была разорена, повсюду царили голод и разруха, а значительная часть российского крестьянства и рабочего класса, поддерживая Советы, все определеннее выражала свой протест против нарастающей монополии большевиков на власть. При этом наряду с экономическими требованиями (свобода торговли, равное распределение продуктов и т. п.) ими выдвигались политические лозунги (свобода слова и печати, равноправие всех политических партий, перевыборы в Советы на многопартийной основе), затрагивающие основы большевистского режима. В результате по всей России то и дело поднимались вооруженные выступления против большевиков, из которых наиболее опасными для них были крестьянское восстание в Тамбовской губернии (август 1920 — сентябрь 1921 года) и Кронштадтское восстание в марте 1921 года.
Не меньшую опасность для московского руководства представляли противники, оказавшиеся после Гражданской войны за границей. Лидеры проигравших политических партий и руководители белого движения не желали мириться со своим поражением и всеми доступными средствами собирались продолжать борьбу, и это Ленин его соратники прекрасно осознавали, тем более, что сами пришли к власти из эмиграции. По данным Лиги Наций всего Россию после революции покинуло около 1 млн. 160 тыс. беженцев, и около четверти из них являлись бойцами белых армий. И хотя наиболее крупным из этих вооруженных формирований были части генерала Врангеля (около 40 тыс. чел.), наибольшую и первоочередную опасность для Москвы представляли не они, а белые отряды, укрывшиеся в Северном Китае.
Всего в Китай (главным образом в Маньчжурию, Синьцзян и Шанхай) в 1919–1920 годах бежало около 70 тыс. чел., из них в составе вооруженных отрядов Б. Анненкова, А. Дутова, Г. Семенова, А. Кайгородова, Р. Унгерна и других — не более 10 тыс. Но в виду целого ряда причин (географическое положение, значительная протяженность границы, относительно небольшая численность населения в приграничных с Китаем районах и непопулярность там советской власти, слабость местной китайской администрации и т. д.) белые командиры в своем большинстве смогли не только целиком сохранить свои подразделения, но и сразу же приступить к конкретным действиям против Советской России. Из них наиболее активен был генерал-майор А. Дутов, нашедший прибежище в Синьцзяне.
Александр Ильич Дутов родился в 1879 году. В 1889 году он поступил в Неплюевский кадетский корпус в Оренбурге, по окончанию которого продолжил военное образование в Николаевском кавалерийском училище.
Офицерскую службу Дутов начал в 5-м саперном батальоне, а в 1904 году поступил в Николаевскую военную академию, которую закончил по первому разряду. После окончания академии Дутов перевелся в Оренбургское казачье войско и получил должность преподавателя в Оренбургском казачьем училище. Одновременно, являясь действительным членом Оренбургской ученой комиссии, он занимался собиранием и изучением документов, связанных с пребыванием в Оренбурге А.С. Пушкина. В 1912 году Дутов был произведен в чин войскового старшины (подполковника). В годы Первой мировой войны он командовал 1-м Оренбургским казачьим полком, был ранен, дважды контужен и на время лишился зрения и слуха. Что же касается политических взглядов Дутова, то их он изложил в интервью Сибирскому телеграфному агентству следующим образом:
«Я люблю Россию, в частности свой оренбургский край, в этом вся моя платформа. К автономии областей отношусь положительно, и сам я большой областник. Партийной борьбы не признавал и не признаю. Если бы большевики и анархисты нашли действительный путь спасения и возрождения России, я был бы в их рядах. Мне дорога Россия, и патриоты, какой бы партии они не принадлежали, меня поймут, как и я их. Но должен сказать прямо: „Я сторонник порядка, дисциплины, твердой власти, а в такое время, как теперь, когда на карту ставится существование целого огромного государства, я не остановлюсь и перед расстрелами. Эти расстрелы не месть, а лишь крайнее средство воздействия, и тут для меня все равны, большевики и не большевики, солдаты и офицеры, свои и чужие…“» [42].
