Сталин - Волкогонов Дмитрий Антонович (версия книг .TXT) 📗
"Разрешить этому полковнику, в порядке исключения, и летом ходить в папахе".
Однажды Мехлис в конце разговора со Сталиным подал тому несколько листочков отпечатанного текста:
- Что это?
- Один историк мне рассказал, как генерал Драгомиров оценивал своих подчиненных. Показалось забавным. Для разрядки, Иосиф Виссарионович, как-нибудь посмотрите, - изобразил улыбку Мехлис.
Сталин тут же, едва вышел его любимец, перелистал три-четыре страницы и, что с ним никогда не бывало, расхохотался. Один, в кабинете. Поскребышев, зашедший с очередной папкой к Сталину, растерялся и не мог ничего понять, пока "Хозяин" не сунул ему эти листки.
Генерал Драгомиров, блестяще образованный, русский интеллигент, крупный ученый, одно время, в конце прошлого века, командовал Киевским военным округом. Ежегодно ему представляли на утверждение около тридцати аттестаций на генералов, находившихся в его подчинении. Драгомиров, написавший многие свои книги афористичным, сочным языком, остался верен себе и в этом рутинном деле. Вот некоторые выводы из аттестаций, собственноручно написанные командующим. Генерал-лейтенант Донатович: "Был конь, да уездился". Генерал-лейтенант Плаксин: "Отличный начальник дивизии, будет таким же корпусным, если Бог веку даст". Генерал-лейтенант Зегелер: "Усерден, болезнен. Более претензий, нежели содержаний". Генерал-лейтенант Засс: "Мягок, чтоб не сказать слаб. В умственном отношении скромен". Генерал-майор Отфиновский: "Давно по дряхлости нуждается в покое". Генерал-майор Воинов: "Настойчив, мягок, симпатично-вкрадчив, тактичен. К нежному полу прилежен". Генерал-лейтенант Сулин: "Исполнителен, энергичен, знает дело отлично. Пылок не по годам". Генерал-майор Бергер: "В мирное время бесполезен, а в военное время будет вреден".
Насмеявшись, Сталин походил по ковровой дорожке своего огромного кабинета, сел за стол и на очередной бумаге начертал: "И. Ст.". Никакого юмора и шутовства...
Сталинский цезаризм, культовый вождизм складывался на основе растущей централизации власти. Анализируя документы, на которых наложены резолюции Сталина, убеждаешься, что часто еще до рассмотрения этих вопросов высшими государственными и правительственными органами власти все было предопределено. Резолюции Сталина было достаточно, чтобы ее оформили затем как указ, постановление, распоряжение. Одновременно в обществе сложилось мнение: все, что решалось успешно, творчески, новаторски, тут же приписывалось "мудрому руководству товарища Сталина"; все, что было связано с отставанием, невыполнением планов, головотяпством, бюрократией, косностью, нехватками, объяснялось "происками троцкистов, двурушников, диверсантов, шпионов, вредителей" и т.д. Повторение изо дня в день этих "истин" исподволь формировало мировоззрение многих людей, в котором "вождю", новому цезарю, отводилось, конечно, решающее место во всей нашей жизни.
Сталин действовал в соответствии со своим, во многом глубоко ошибочным представлением о социализме и путях его построения. Идеал, модель, контуры социализма он видел иначе, чем Ленин и многие его соратники. А видел иначе не потому, что не понимал ленинской концепции. Нет. Он смотрел на социализм по-другому потому, что в центре этой концепции давно уже отвел место себе, "вождю на все времена". Вот он, современный цезаризм! Этот деформированный насилием образ социализма, при сохранении многих внешних атрибутов нового общества, был далеко не ленинским. Во главе его стоял "вождь", который хотя и не держал скипетр, но с его необъятной властью не мог сравниться ни один монарх. Централизация власти привела к тому, что сердцевиной политической системы стал один человек. Так сформировался цезаризм - единовластие, диктатура одного лица.
Эпизодически Сталин делал "знаки", "жесты", подавал "сигналы", с помощью которых хотел убедить партию, массы в том, что он против своего прославления, славословия, идолопоклонства. С полной уверенностью можно сказать, что эти "протесты" были тонко рассчитаны на публику. В его архиве, например, имеется такое письмо.
"Тов. Андрееву (Детиздат ЦК ВЛКСМ) и Смирновой (автору "Рассказов о детстве Сталина").
Я решительно против издания "Рассказов о детстве Сталина". Книжка изобилует массой фактических неверностей... Но не это главное. Главное состоит в том, что книжка имеет тенденцию вкоренить в сознание советских детей (и людей вообще) культ личностей, вождей, непогрешимых героев. Это опасно, вредно. Теория "героев" и "толпы" есть не большевистская, а эсеровская теория... Народ делает героев - отвечают большевики...
Советую сжечь книжку.
16 февраля 1938 г. И. Сталин"397.
Написанное четким почерком письмо рассчитано на еще большее прославление Сталина. Кто может теперь сказать, что Сталину чужда скромность? Но здесь есть и другая сторона: "вождь" никогда не любил вспоминать свое детство. Оно у Сталина ассоциировалось с такой глубокой пропастью по сравнению с той вершиной, где он находился сейчас, что у него как бы кружилась голова. Да и зачем людям знать, что он был такой же, как все? Пусть знают, какой он сейчас.
Сталину больше нравилось, когда о его скромности говорили другие. На февральско-мартовском Пленуме ЦК 1937 года в выступлении Мехлиса есть фрагмент: "Мне товарищ Сталин прислал еще в 1930 году в "Правду" такое письмо. Позволю его зачитать без его разрешения.
"Тов. Мехлис!
Просьба пустить в печать прилагаемую поучительную историю одного колхоза. Я вычеркнул в письме слова о "Сталине" как "вожде партии", "руководителе партии" и т.д. Я думаю, эти хвалебные украшения ничего, кроме вреда, не дают (и не могут дать). Письмо нужно напечатать без таких эпитетов.
С ком. приветом И. Сталин"398.
Такие "реплики" служили лишь для муссирования живучих легенд об "исключительной скромности товарища Сталина", чуждого-де какого-либо тщеславия. Сталин знал, что Мехлис поймет его письмо "как надо" и использует соответственно. Кстати, Мехлис на Пленуме именно так и обыграл его.
Культовый вождизм питался и тем обстоятельством, что, например, к трагическому 1937 году Сталин был во главе страны уже целых пятнадцать лет! Так уж произошло, что Ленин не успел в деталях разработать механизм ротации, периодической смены одних руководителей другими. Хотя, как уже говорилось ранее, в последних работах Ленина содержались важные идеи постоянного обновления центральных органов государственной власти, руководства в партии. Сталин их просто не "заметил". Партия, сотрясаемая в 20-е годы внутренней междоусобной борьбой, постоянно раздуваемой генсеком, не смогла решить этот вопрос в духе ленинских идеалов. Мы об этом почти не говорим. Однако ясно, будь более сильны в партии демократические начала, традиции, более глубокое понимание опасности цезаристских тенденции, она могла (и должна была!) не допустить подобного. А Сталин времени не терял. С каждым годом его положение становилось все прочнее. Постепенно с политической арены убирались его самые опасные противники; когда Сталин добился к середине 30-х годов единовластия, он, естественно, и не думал создавать и отлаживать демократический механизм передачи власти от одного руководителя к другому. Никто уже не мог, разумеется, даже поставить вопрос о сроках пребывания генсека на посту.
