Мария кровавая - Эриксон Кэролли (читать книги онлайн бесплатно серию книг .txt) 📗

Сразу же после отбытия пришло письмо от его невестки из Англии. Карл V его не увидел: когда гонец достиг императорского дворца, корабль уже отчалил, — но он мог бы и так догадаться о его содержании. Мария вновь умоляла свекра прислать к пей Филиппа. «Я хотела бы попросить прощения у Вашего Величества за мою дерзость, что отвлекаю Вас от дел, — начиналось письмо, — и поскольку Вы всегда были любезны действовать как настоящий отец для меня и моего королевства, смиренно умоляю Вас принять во внимание печальное состояние, в котором пребывает сейчас эта страна». Ей нужна «твердая рука» Филиппа, чтобы остановить поднимающиеся волнения и недовольство правительством, которое по причине скудного урожая, кажется, достигло уже высшей точки. «Если он не прибудет, чтобы помочь делом, — писала Мария, — то не только я, но также и более мудрые персоны опасаются, что нам будет угрожать великая опасность».

Опасность эта, казалось, подходила все ближе и ближе. Мария боялась доверять даже членам своей свиты и распорядилась удвоить личную охрану. Стало известно, как в пивной злословил один из дворцовых плотников по имени Уильям Харрис. «Она нас всех погубит, — объявил он, — и наше королевство тоже, поскольку чужое ей дороже своего».

Другого работника королевского хозяйства, Уильяма Кокса (он работал в провиантской кладовой королевы), посадили под домашний арест за хранение подстрекательской листовки, в которой король Эдуард объявлялся живым. Дело было настолько серьезным, что даже рассматривалось на Совете, в результате чего Кокса уволили. Самый возмутительный случай произошел в Кройдоне, в апартаментах, подготовленных для Марии кардиналом Поулом. Перед прибытием королевы кто-то (наверняка из своих) разбросал по комнатам листовки с отвратительной и оскорбительной клеветой. В них были карикатуры на Марию, где она изображалась в виде морщинистой ведьмы, иссохшие груди которой сосет куча алчных испанцев. Рисунок окружали слова «Maria Ruina Angliae» [58], и ниже располагался текст памфлета, в котором рассказывалось, как она это делает. «Погубительница Англии» грабит своих подданных, чтобы послать деньги в Брюссель своему неверному супругу.

Марии, вероятно, было бы легче снести эту обиду, если бы Филипп сдержал свое последнее обещание и возвратился. Он сказал английскому послу Мейсопу, что «приводит в порядок свою конюшню и часть имущества перед отправлением в Англию» и что предпримет это путешествие в августе. Летние месяцы Филипп провел в «загородном дворце», где пытался укрыться от чумы, а когда наступил сентябрь и он по-прежнему не готовил корабль к отплытию в Англию, Мария, глубоко разочарованная, совсем пала духом. К этому времени даже кардинал Поул в разговорах с венецианским послом «начинал становиться скептиком», хотя в королеве продолжал поддерживать иллюзии надежды.

Если бы Мария знала, как изменился Филипп за время своего годичного пребывания во Фландрии, она бы, возможно, не так жаждала его возвращения. Светлую сторону своего темперамента, как мы знаем, он успешно проявил в маскарадах и турнирах. Но за это время усилилась также и его врожденная угрюмость. Наблюдатели теперь видели в нем «подлинный портрет его отца, императора», замечая сходство в телосложении, чертах лица и даже в «привычках к определенному образу жизни». Он больше не был приветливым, учтивым принцем, стремящимся во всем подчиняться отцу-императору. Теперь это был могущественный правитель, облеченный полномочиями и погруженный в государственные дела. Он просиживал со своими советниками по четыре-пять часов подряд, затем принимал просителей, не отказывая никому, и находил удовольствие в том, что постоянно прерывал своими замечаниями доклады министров, делая это с медлительной скрупулезностью прирожденного чиновника. Ему нравилась подобная скучная и утомительная деятельность.

О Филиппе говорили, что он уже превратился в «пожилого» молодого человека. Силы постепенно оставляли его, естественная апатичность обострилась еще сильнее, а приступы несварения желудка и воспаления кишечника становились все более частыми. Изнуренный этими недугами, с насупленными от постоянных размышлений бровями, ссутулившийся от многочасового сидения над бумагами, некогда франтоватый Филипп уже больше не был сказочным принцем Марии. Хуже того, чтобы расплатиться с кредиторами, ему пришлось заложить доход от нидерландских провинций, и подобно Марии он обложил своих подданных такими тяжелыми налогами, что они были уже на грани восстания. К тому же его со всех сторон пытались вовлечь в войну. В ноябре Филипп написал Марии, что не видит возможности возвратиться к ней, пока римский папа продолжает «наносить ущерб» его делам, а французский король готовит свою армию и увеличивает арсенал. Король давал попять, что вдали от жены его держат не безразличие к пей или амурные приключения, а воинственно настроенные противники.

В тот момент, когда Филипп писал это письмо Марии, его генерал Альба вел свою кавалерию к стенам Рима. Папа осмелился заточить нескольких министров империи в замке Сан-Анджело, и Альба угрожал осадить город. Охваченные паникой, римляне готовились противостоять осаде, стекаясь в церкви и монастыри и укрепляя, насколько возможно, городские стены. Почти тридцать лет назад город подвергся опустошительному нашествию армии Карла V, и к горожанам присоединились еще помнящие это монахи и монахини. Они копали рвы и укрепления, вырывая с корнем любую съедобную растительность, которую могли употребить в пищу ненавистные чужестранцы, а также запасаясь продуктами и водой. Веря в обновленный союз с Францией, папа Павел IV держался вызывающе спокойно. Он отлучил Филиппа от церкви, назвав его «сыном зла» и обвинив в попытке «превзойти своего отца Карла в»подлости и бесчестии». Филипп, у которого не было денег, а под показной храбростью отсутствовало желание воевать, был вынужден для пополнения казны заехать в Англию.

Встреча с женой теперь оказалась необходимой. Чтобы подготовить почву, Филипп послал в Англию своих пажей, конюшню и личные доспехи. Услышав о том, что корабль Филиппа причалил к пристани в Дувре, Мария безмерно обрадовалась, и, когда вскоре после этого на берег сошли несколько испанских купцов со своими товарами, она почувствовала уверенность, что Филипп в ближайшее время наконец-то отправится в путь. Две недели спустя Мишель сообщил, что королева «умиротворена» и что она «переносит разлуку лучше, чем прежде». Из-за нависшей военной угрозы вся инстинктивная преданность Марии своему супругу проявилась в полной мере. Он был в опасности, и это заставило ее забыть его невнимание, угрозы и бездушие. Мария всегда отличалась тем, что умела мобилизовать силы во время кризиса. Вот и теперь она повела себя надлежащим образом, предоставив в распоряжение Филиппа фактически все ресурсы своего правительства.

От Филиппа к Марии и обратно постоянно отправлялись гонцы с письмами. Супруги незамедлительно сообщали друг другу обо всем: Филипп извещал Марию о каждом шаге Аль-бы, а Мария передавала ему военные сведения, собранные английскими шпионами за рубежом. Она посылала ему необходимые описания французских военных укреплений, развернутых на границе Пикардии, а также новых наступательных средств, таких, как орудия для подкопа и разрушения стен, специально сконструированные переносные мосты для преодоления широких рвов и особые пилы, которыми можно перепилить самые толстые цепи, не издавая при этом ни малейшего звука. Филипп писал «очень обширные письма», извиняясь за невозможность немедленно возвратиться к Марии, а королева отвечала описаниями экстренных заседаний Совета, на которых убеждала своих министров поддержать Филиппа в беде. Королева была вынуждена сделать займы и собрала сто пятьдесят тысяч дукатов, которые послала супругу вместе с обещанием военной поддержки с моря. В течение нескольких недель в обращение было выпущено так много новых монет, что купцы, помнившие инфляционную политику Генриха VIII и Эдуарда, со страхом ждали массовых протестов против чеканки обесцененных монет. К декабрю в Лондоне обнаружились все признаки финансовой паники. Обменный курс колебался в широких пределах, а должники стремились поскорее расплатиться со своими встревоженными кредиторами, прежде чем окажется, что их монеты обесценены.