Генерал Корнилов - Кузьмин Николай Павлович (читать книги онлайн регистрации txt) 📗
После Брестского мира Троцкий оставил иностранные дела и становится во главе Красной Армии. В его руках сосредоточивается вся полнота реальной власти. И он приступает к выполнению своей задачи. Если Ленин писал: «Осуществить социальную революцию очень просто – надо уничтожить всего 300 буржуев», то Троцкий сурово поправляет вождя пролетариата: «Враг должен быть уничтожен поголовно!» Еще совсем недавно большевики выступали решительными противниками смертной казни (и всячески поносили за это Корнилова), то отныне они за любое прегрешение карали только смертью. Расстрел становился единственной мерой наказания. В Рыбинске расстреливали за скопление на улице, в Вятке – за выход из дома после 8 часов, в Брянске – за вульгарную выпивку.
Укрепление большевистского режима поставило Добровольческую армию в безвыходное положение. Сдаваться? Но это смерть, медленная, мучительная на радость палачам. Оставалось одно: умереть в бою.
На совете генералов было решено: идти вперед и с бою брать Екатеринодар.
Собственно, с середины марта и началась та героическая эпопея, которую потом назвали Ледяным походом.
Погода неожиданно испортилась. Тепло сменилось лютым холодом, посыпал снег. Даже раненые и больные ночевали под открытым небом. В то же время реки и речонки вскрылись, полая вода заполнила овраги. Армия закуталась в тряпье, в обноски, обсушиться и согреться не доводилось сутками.
Отчаяние обреченных помогало одолевать врага. Офицеры, ус-тавя штыки, шли прямо на пулеметы.
Армия сбивала заслоны на пути и медленно продвигалась вперед.
На реке Лабе добровольцев вновь подвел новоиспеченный генерал Покровский. Получив задание выдвинуться к переправе, он не тронулся с места: решил, что в такую метель никто не воюет. Валил снег, солдаты стали замерзать. Генерал Марков, отчаянно сквернословя, велел всей имеющейся коннице переправлять пехоту на лошадях. Он мобилизовал для этого даже конвой Корнилова. Ночная переправа застала большевиков врасплох. Станица Елизаветинская была занята почти без боя. До Екатеринодара оставалось всего 18 верст.К утру метель утихла, проглянуло солнце. Лавр Георгиевич, сидя в седле, пропускал мимо себя обоз. Он с трудом узнал генерала Эльснера. Старик в походе оборвался и выглядел настоящим бродягой… Среди раненых в телегах словно проскочила искра: «Корнилов!» Люди приподнимались на подстилках, вскидывали руки. Генерала Эльснера позвали к подводе с умирающим юнкером.
– Ваше превосходительство, говорят Корнилов… Далеко он?
– Рядом. Метров двести…
– Скажите… пусть подойдет.
Не слезая с седла, Лавр Георгиевич склонился над телегой.
– Я здесь, юнкер. Что вам угодно?
Юноша завозился в своем тряпье, выпростал руку:
– Прошу вас… последний раз… Пожмите мне руку. У Корнилова перехватило горло.
– Вот так… – прошептал умирающий. – Спасибо…
В станичном правлении толчея необыкновенная. Степенные казаки каждый раз уважительно поднимаются с лавок, едва завидев генерала. Молодежь теснится у порога, в разговоры старших не встревает. Окна в правлении открыты настежь – южная весна наконец взяла свои права.
Казаки жалуются на террор большевиков. Бьют не только «кадетов и буржуев», но и любого несогласного. Не смотрят ни на возраст, ни на заслуги. Увидят урядничью лычку – бьют, увидят медаль на мундире – бьют. Даже за нашивки за ранения ставят к стенке. А Георгиевский кавалер для них – самый что ни на есть «паразит трудового элемента».
Генерал Романовский слушает внимательно, но в глазах его насмешка:
– Оружие ваше где, господа старики?
– Забрали, ваше превосходительство, мобилизовали подчи стую.
– Шашки – тоже? Старики замялись.
Романовский знал, о чем спрашивал. В стремлении угодить, не задирать чужую власть казаки переусердствовали: снесли вот сюда, в правление, все имевшееся в станице оружие. Даже дедовские шашки сдали! Все это военное добро, кстати, попело на вооружение местного отряда Красной Армии.
Генерал Марков, заскочивший в правление по минутному делу, послушал стариков и презрительно сплюнул:
– Эх вы, тюти. Вояки… трах-тарарах! Вам сопли сосать, а не воевать. Вот теперь и воюйте вилами. А вместо коня – на быка…
Он враскачку прошел к Корнилову.
Главнокомандующий утешал Хаджиева. Сегодня утром выяснилось, что сбежал из обоза возчик и увез все генеральские вещи.Даже полотенца не осталось! Самое же неприятное: исчез весь запас чаю и сахару. Осталась самая малость – то, что Хаджиев возил в своем вьюке.
– Не горюйте, хан. Послезавтра, даст Бог, будем в Екатерино– даре!
Вошел Романовский, неузнаваемо расстроенный. Ходил он с палочкой, – в тот раз, на стогу, пуля все же клюнула его в ногу. Романовский оглядывался на дверь, делал страшные глаза и говорил шепотом. Он сообщил, что там, в прихожей, появился и дожидается Родзянко.
Корнилов изумился:
– Откуда он?
– Говорит, из Екатеринодара.
Марков не выдержал и выпустил залп ругани:
– Я бы ему, борову толстому, хорошую веревку приготовил! Романовский рассудительно заметил:
– Сережа, такой веревки ты в станице не найдешь.
– Пусть войдет, – распорядился Корнилов. («Тоже будет ка яться», – подумал он, вспомнив позорную сцену с коленопрекло ненным Савинковым.)
Оба генерала вышли, и в двери показалась громадная фигура бывшего председателя Государственной думы. Толстяк имел потасканный вид. Начал он с покаянных слов:
– Генерал, простите меня, старика. Забудем старые обиды. У нас у всех сейчас одна беда…
Лавр Георгиевич вежливо осведомился:
– Не угодно ли чаю?
– О, с удовольствием! – обрадовался толстяк.
Вызвав Хаджиева, главнокомандующий передал неожиданного гостя с рук на руки. Самого генерала подпирали неотложные дела.
Хаджиев увел Родзянко в соседнюю хату и поручил его заботам поручика Долинского. Молодой офицер недавно проснулся и сидел в одном белье, курил, щурился на яркий свет в окошке. Извинившись перед гостем, Долинский быстро привел себя в порядок и принялся готовить чай. Распустив живот, Родзянко пил долго, вспотел, истово утирал багровое лицо грязным носовым платком. Долинский вежливо выслушивал его жалобы на казачье коварство. Родзянко возмущался быстротой, с какой перекрасилось славное кубанское казачество: из 87 станиц кубанского войска 85 объявили себя советскими. Правда, для этого потребовалось всего лишь сменить вывески. Станичный сбор стал называться Советом, станичное правление – исполкомом, а станичный атаман превратился в комиссара.
– Казаки – подлецы, – поддакивал важному гостю вежли вый поручик. – Совершенно с вами согласен, господин офицер.
Закряхтев, Родзянко стал наливать очередной стакан. Он задрал чайник донышком кверху, выцеживая последние капли, и долго выскребывал ложечкой остатки сахара.
Вечером Хаджиев, бледный от гнева, подал «уллы-бояру» стакан крутого кипятка, сказав, что Родзянко прикончил у них весь нечаянный запас чаю и сахару…
26 марта Добровольческая армия пробилась к берегу Кубани.
Битва за Екатеринодар началась удачно. Корниловский полк Нежинцева с налету занял станицу Афипскую. Генерал Эрдели сумел захватить Елизаветинскую переправу и целый паром. Генерал Марков, назначенный в арьергард, был этим уязвлен и привычно сквернословил. Он опасался, что его орлы поспеют в битве за кубанскую столицу к самому шапочному разбору. Без них возьмут!
Добровольцев охватило радостное настроение. Желанная цель была близка – рукой достать. Тысячи глаз разглядывали красочную панораму Екатеринодара, южной столицы России. Узнавали Черноморский вокзал, артиллерийские казармы, приземистые корпуса кирпичного завода и оживающие от зимы сады, среди которых затерялось городское кладбище. Правее города виднелись хутора и добротный дом фермы, окруженный свечками пирамидальных тополей. Слева, в отдалении от городской окраины, высился одинокий степной курган – отличное место для артиллерийских позиций.
В предчувствии удачи Лавр Георгиевич приказал провести мобилизацию среди казаков (призвав к оружию всех молодых и здоровых) и назначил Деникина генерал-губернатором Екатеринодара.
