История Востока. Том 2 - Васильев Леонид Сергеевич (список книг .txt) 📗
Формально руководство КНР (да и Вьетнама) все время подчеркивает, что ориентируется на строительство социализма. Однако на деле речь идет о существенной роли социальных гарантий и об ограниченности функций рынка и частной собственности, которые традиционно контролирует восточное государство. Если это так, то КНР скоро может стать в ряд со странами второй модели и быть еще одним вариантом развития в рамках этой модели. Впрочем, некоторые признаки динамики Китая дают основание заключить, что в будущем он не будет слишком строго придерживаться принципа централизованного контроля над рынком и частной собственностью. Если же учесть, что предприятия коллективной собственности в Китае вполне гармонично могут стать чем-то вроде обычных фирм с юридическим лицом и правом независимого от контроля поведения на свободном рынке, и принять во внимание, что в этом же направлении эволюционируют ныне и многие государственные предприятия, то вполне можно допустить, что Китай как страна дальневосточной цивилизации сумеет достичь в будущем успехов, сравнимых с теми странами, что ныне входят в группу первой модели. Словом, будущее покажет, как повернутся в этом смысле события. Пока же, учитывая описанные варианты и особо стоящих аутсайдеров, мы вправе сформулировать некий генеральный вывод.
Восток в наши дни состоит из трех основных групп стран, развивающихся в рамках отличных друг от друга моделей. Первые две из них – японская модель гармоничного синтеза и индийская модель симбиоза – жизнеспособны и в постоянной помощи извне не нуждаются. Более того, часть из них сама способна оказать помощь другим и делает это (имеются в виду Япония и нефтедобывающие страны). Третья группа стран, развивающаяся по африканской модели и тяготеющая к традиции в ее наиболее отсталой, чаще всего полупервобытной модификации, явно нежизнеспособна. В лучшем из ее вариантов развитие по этой модели ведет к стагнации, в худшем – к кризису и катастрофам. Эта группа стран не может жить без чужой помощи в самом элементарном смысле слова: страны Африки, пусть даже не все, просто не в состоянии себя прокормить. Это же относится и к некоторым беднейшим странам Азии.
Помощь, как упоминалось, оказывается. Но проблема остается и обостряется с каждым годом из-за демографического роста, нарастания задолженности, отсутствия стратегии развития. Что можно сделать в этой ситуации? Видимо, вовсе не обязательно беднейшим странам третьей модели напрягать все силы и стремиться к развитию по первой модели. Это невозможно, да и не нужно. Необходимо найти какой-то иной путь, наметить очертания иного развития. Это касается также и тех стран, развивающихся в рамках второй модели, где большинство населения по-прежнему пребывает в рамках традиционной структуры. Если приплюсовать это большинство (а в Индии оно многократно превышает ориентирующееся на свободный рынок меньшинство) к населению стран африканской модели, то в итоге – даже исключив Китай – мы получим колоссальную цифру, которая будет намного больше (видимо, в несколько раз) того количества населения мира, что живет в условиях рыночной структуры и так или иначе причастно к благам экономического прогресса. В Китае соотношение приблизительно то же самое, хотя там более активно идет процесс приобщения к современному рынку всего крестьянства.
Не претендуя на точность подсчетов, хотелось бы обратить внимание, с точки зрения перспектив развития, на главное: в странах второй и третьей ^модели, включая Китай, живет большинство населения мира, которое пока что не затронуто благами современной экономики или соприкоснулось с ними в очень незначительной степени. Это значит, что поиски новой стратегии развития должны вылиться в какой-то общий глобальный принцип.
В чем может быть сущность такого принципа? Прежде всего в ограниченной роли рынка и современной экономики и в ориентации того и другого на оптимизацию сельского хозяйства, способного обеспечить гарантированное существование населения. В мобилизации всех возможностей – под эгидой собственных государств, международных организаций, стран-доноров и т. п. – для повышения урожайности полей и для борьбы с природными аномалиями (засухи, наводнения и т. п.). Можно ли ставить задачу добиться большего? Едва ли, особенно если принять во внимание экологическое состояние планеты и учесть, что промышленное развитие влечет за собой горы отходов, мусора, вредных выбросов (их и сейчас, когда промышленно развита лишь небольшая часть мира, приходится в среднем 20 т на каждого человека в год), переработка которых в более глобальных масштабах пока просто не под силу человечеству. Можно напомнить также и о проблеме чистой воды и чистого воздуха, о сведении лесов, о парниковом эффекте с угрозой серьезных неблагоприятных климатических перемен, об угрожающе растущей озонной дыре на полюсах, да и о многом другом в том же плане. Сказанное означает, что стратегия развития (она же – стратегия помощи отсталым странам и неспособной обеспечить себя части населения) не может и не должна исходить из того, чтобы всемерно подтягивать страны третьей группы к уровню второй, а второй – к первой. Видимо, гораздо целесообразнее исходить из сложившейся уже разницы в уровнях, тем более, что изменить что-либо в этом смысле достаточно сложно, если вообще возможно, и ставить перед собой только выполнимые задачи, главная из которых – обеспечить жизненный минимум для самых отсталых, имея при этом в виду демографический рост именно в этих странах. Может быть, частью стратегии развития должно стать регулирование рождаемости в отсталых странах, хотя практика свидетельствует, что добиться этого очень трудно.
Заключение
Восток и мир накануне третьего тысячелетия: наследие, традиции и перспективы
С высоты надвигающегося на мир третьего тысячелетия отчетливо видится, что исторический процесс демонстрирует два различных пути развития, второй из которых, европейский, отпочковался от первого, генерального, где-то на рубеже античности. Именно динамично ускоряющееся развитие европейского пути привело к торжеству научно-технического прогресса на земном шаре. Вопрос лишь в том, в прогрессе ли счастье человечества.
Вопрос поставлен далеко не случайно. Генеральный путь – первый путь развития, для которого характерно господство государственной командно-административной системы при второстепенной роли рынка и частной собственности, приниженности человека и безусловном господстве государства над социумом, а социума над личностью, – не вел к научно-техническому прогрессу, не способствовал раскрепощению личности и не создавал условий для активной реализации выдающихся открытий человеческого ума. Зато он заботливо сохранял необходимое единение человека с природой, гарантировал статус-кво и в своей консервативной стабильности мог сосуществовать с нашей матерью-Землей еще, быть может, тысячелетия и тысячелетия. Европейский путь, раскрепостив личность и придав ей мятежный дух Прометея, довел уровень прогресса к концу второго тысячелетия до неслыханных, непредсказуемых, подчас непредставимых прежде величин. Но именно за это люди заплатили столь же неслыханной ценой: гибнет на наших глазах природа, цветут и мутнеют моря, загрязняется воздух, пропадает озон. Мир содрогается под тяжестью ядерной угрозы, а на смену этой угрозе, как-то регулируемой человеком, идет нерегулируемая им беда – неудержимый демографический взрыв и, как реакция природы на него, пожирающий всех без разбора и пока что неостановимый СПИД. И где гарантия, что дальнейший путь прогресса не приведет завтра к новым, еще более грозным, непредсказуемым и неостановимым потерям, если даже не к всеобщей гибели?
Не стоит, конечно, нагнетать апокалиптические страсти, но нельзя и умалчивать об угрозе жизни на Земле, делать вид, что ее нет, что она чуть ли не искусственно раздувается бьющими в колокола алармистами, «зелеными» и т. п. Нет оснований также во всех несчастьях человечества винить сам прогресс как таковой. Все намного сложней. Но с позиций историка, пытающегося охватить исторический процесс в целом, многое видно, особенно сегодня, на рубеже тысячелетий. Видно, в частности, то, что путь первый в лице традиционного Востока заканчивает свое обособленное движение и явственно сливается с путем вторым, который буквально за несколько коротких веков из специфического, европейского, и в силу этой географической ограниченности первоначально очень узкого, стал всемирным, а затем и генеральным. Чем грозит миру это слияние двух путей, даже если иметь при этом в виду, что далеко не все страны Востока уверенно влились в движение по широкой дороге современного прогресса, что едва ли не большинство из них остались пока на обочине этого нового для них пути и не то чтобы не движутся по нему, но движутся столь медленно и несут при этом на себе столь весомый груз традиций старого (первого) пути развития, что движение их по новому подчас почти не заметно? Грозит, если так можно выразиться, многим…
