"Слава". Последний броненосец эпохи доцусимского судостроения. (1901-1917) - Мельников Рафаил Михайлович (библиотека книг txt) 📗
Но мичман Раскольников, полный революционного негодования, извинениями не удовлетворился. В своем отчете в Кронштадтском совете о проведенной "работе" он писал: и "я пошел в судовой комитет и заявил, что, находясь в гостях, был оскорблен и считаю, что в моем лице оскорблена вся кронштадтская организация". В судовом комитете с офицером обещали "разобраться" и свое "расследование" прислать в Кронштадт (ВОСР, с. 109). В своих мемуарах Ф.Ф. Раскольников все же назвал фамилию своего обидчика. Действительно, мичман Георгий Андреевич Деньер (1897-1921, расстрелян) по списку офицеров на 1 сентября 1917 г. состоял на "Славе" вахтенным офицером. Судьба его не установлена.
Благодаря Ф.Ф. Раскольникову в историю русской революции вошел и мичман Георгий Александрович Севастьянов (1893-1917, погиб с эсминцем "Бдительный"). Это он в ходе последующего круиза делегации Раскольникова, увидев его на палубе корабля, приветствовал, как писал сам Раскольников, словами "Вон отсюда, мерзавцы!" (с. 107). Он же изобразил последующую сцену, где вызванные на транспорт "Виола" (прибежище Центробалта) для разбирательства мичман и командир эсминца сидели перед Дыбенко "как школьники, которых только, что высекли за неудовлетворительные оценки". Но кронштадтская работа, как писал Ф.Ф. Раскольников в своем отчете, текла "дружно и объединенно". И "Слава" их надежды не обманула. Предстоящее, как планировалось еще в 1916 г., возвращение корабля в Рижский залив (для чего и проводилось увеличение углов возвышения ее орудий) у большинства революционной команды энтузиазма не вызывало. Команда считала, что теперь наступила очередь идти в Рижский залив "Андрею Первозванному" или "Республике", "которые, по оперативным и лоцмейстерским соображениям, идти туда могут".
В июльские дни 1917 г. "Слава" была настроена вместе с "Республикой" присоединиться к "Петропавловску", который свою резолюцию от 21 июня против 10 министров-капиталистов подкреплял 24-часовым сроком ультиматума правительству и призывал флот идти бомбардировать Петроград, если ультиматум не будет принят. К 11 июля выяснилось (разговор 1-го помощника Морского министра Б.П. Дудорова (1883-1965, США) по прямому проводу с комфлота А.В. Развозовым), что команда "Петропавловска" не может считаться надежной, и следовательно, боевая ценность "Петропавловска" сводится к нулю". Близка к этой была, видимо, и оценка состояния "Славы" и "Республики". Командирам всех этих трех кораблей приказом Керенского от 7 июля 1917 г. предписывалось (как и Кронштадту) "в 24 часа арестовать зачинщиков и прислать их для следствия сюда в Петроград, а также прислать заверения в полном подчинении Временному правительству". В случае неисполнения этого требования правительство грозило объявить эти команды "изменниками родины и революции", с принятием соответствующих мер.
В ответ последовали негодования и уверения в верности отечеству ("мы не изменники родины и революции, а верные защитники ее", – говорилось в резолюции "Республики" от 10 июля), перемешанные с уверениями в поддержке Центробалта и готовности защищать его, "как свои собственные права". Резолюцию "Славы" составители сборника ВОСР почему-то привести постеснялись, предложив читателю обратиться в архив (РГА ВМФ ф. р. 29, д. 261, л. 75). Известно лишь, что эту резолюцию Комфлот Развозов признал более удовлетворительной, чем у "Республики", так как "Слава" имеет за собой большие боевые заслуги, и можно быть уверенным, что она была замарана кучкой безответственных лиц, писавших от ее имени резолюцию против наступления". С трудом удавалось тогда повернуть флот лицом к фронту и начать по плану развертывания перевод 2-й бригады линкоров на Лапвик, а 1-ю бригаду вывести в море на маневры и перебазировать в менее пораженный революцией Ревель.
"Доводам офицеров, убеждавших, что приказы надо выполнять, матросы не внимали, а разъяснительная работа большевиков принесла свои плоды", – гово^ рилось в книге С. А. Зонина. Возможно, что все было совсем наоборот, но переход "Славы" в Моонзунд все же состоялся. Пройдя стратегическим фарватером (под финским берегом) из Гельсингфорса до Лапвика и переждав штормовую погоду, мешавшую работать тральщикам, "Слава" пришла к о. Вормс 21 августа/3 сентября 1917 г. Ее командир В.Г. Антонов доносил начальнику 2-й бригады линкоров: "На трех буксирах прошел каналом к Шильдау и стал на якорь… Проход каналом "Андрея Первозванного" и "Республики" считаю невозможным".
Этим признанием обнажались, как об этом заставляют думать факты, два коренных изъяна всей системы обороны архипелага, которые, действуя по принципу домино, вскоре должны были всю эту систему привести к полному крушению. Первым были грубые ошибки, вызванные запоздалостью и неспешностью работ, и в этом, как своим друзьям-эмигрантам объяснял А.Н. Щеглов, главным виновником был А.В. Колчак. Это он при разборке плана войны 1912 г. не настоял или не находил нужным включить архипелаг в систему обороны подходов к Финскому заливу. Их вместе с Передовой позицией минных заграждений приходилось запоздало, при острой нехватке средств и рабочих рук, создавать во время войны. Вследствие этого углублением канала в Моонзунде занялись всерьез только в 1916 г. и потому, не сосредоточив должного состава дноуглубительных средств, не успели завершить работы к 1917 году. А в год революции о канале и вовсе забыли.
В то же время, не завершив стратегически важный Моонзундский канал, часть сил отвлекли на углубление имевшего сомнительную ценность пролива Соэло-Зунд (между островами Даго и Эзель). Удобный для выхода миноносцев в море, он оказался также удобным и для германских легких сил. Оказавшись в руках немцев, этот пролив позволил им отвлечь все силы обороны для сдерживания прорвавшихся на Кассарский плес германских миноносцев.
Вторым просчетом стало применение открытых установок 12-дм батарей у Цереля (на юге Эзеля) и у мыса Тохкона (на севере Даго). Живучесть таких батарей была несопоставима с живучестью башен, которые сооружали на о. Нарген близ Ревеля и которые с увлечением продолжали сооружать для так и не вошедших в строй линейных крейсеров. Расплатиться за подобные легкомыслие и экономию пришлось вскоре самым жестким образом. Катастрофой должны были обернуться и немыслимо облегченные погреба боеприпасов этих батарей с деревянными дверьми вместо броневых. Все эти опасные для обороны технические решения в условиях огромного превосходства немецкой авиации грозили обрушить всю оборону при любом удачном попадании вражеского снаряда или авиабомбы.
Немногие части и прежде всего "батальоны смерти" сражались с упорством и мужеством во главе со своими офицерами. Из них особенную стойкость и геройство проявили Ревельский "батальон смерти" капитана 2 ранга П.О. Шишко, отдельные корабли и десантные отряды, некоторые тральщики. Безвестными героями погибали в лесах Эзеля солдаты тех частей, где каким-то чудом офицерам удалось сохранить высокий боевой дух, чувство воинского долга и верность присяге.
Но дисциплина на кораблях отсутствовала, и у матросов было сознание полной безответственности и уверенности, что они все могут сделать со своими начальниками. И потому команда "Славы’’, следуя примеру "Петропавловска", не задумалась 3 сентября подвергнуть своих офицеров той же процедуре вторичной подписке в верности, а старшего судового механика (инженер-механика капитана 2 ранга) Леонида Федоровича Джелепова (1872-после 1932) за отказ от этого, незамедлительно заточили в карцер. Так на "Славе" никого не смутило даже то, что свои права гражданина перед ними отстаивал старейший среди них по возрасту боевой офицер, участник событий в Китае в 1900-1901 г. (на броненосце "Наварин"), плававший на крейсерах "Дмитрий Донской" и "Владимир Мономах" (1901-1902 гг.), броненосце "Император Николай I" (в 1902 г.), прошедший Цусиму в героическом бою на броненосце "Адмирал Ушаков", бывший под огнем японцев при гибели корабля, из воды ими вытащенный и переживший японский плен. Не посчитались ни с заступничеством офицеров и командира. От расправы механика спасла лишь отправка его на следующий день на миноносце в распоряжение штаба в Гельсингфорсе. Какова была дальнейшая судьба офицера – сведений в истории не встречается.
