Детективы Столичной полиции. История. Методы. Личный состав (СИ) - Чернов Светозар (читать книги полностью .TXT, .FB2) 📗
Закон о медицинских свидетельствах от 1836 года давал коронерам власть принуждать законно квалифицированных практикующих врачей давать показания на дознании и, если необходимо, производить вскрытие. Впервые врач, выступавший на дознании в качестве судмедэксперта, стал получать от коронера плату в одну гинею за само свидетельство и две гинеи за осмотр и вскрытие. Штраф за отказ свидетельствовать и производить исследование составлял 5 фунтов. Закон также давал право присяжным требовать от коронера вызвать в суд другого медика, если дававший свидетельства чем-то не удовлетворял жюри.
С 1846 года начался бурный рост числа проводимых в ходе судебной экспертизы вскрытий, быстро достигнув 40 с лишним процентов от числа всех проведенных дознаний. За все расходы, связанные с дознанием, коронер платил из своего кармана. До XV века эти расходы не возмещались вообще никак, позднее коронеру стали платить подъемные за выезд на место, где производилось дознание, и небольшое вознаграждение за каждое из проведенных заседаний.
В XIX веке магистраты оплачивали работу коронера на сдельной основе, за количество рассмотренных дел в течении квартала. Эти выплаты едва покрывали расходы, поэтому должность коронера практически оставалась неоплачиваемой для тех, кто ее занимал.
В 1860 году был принят Закон о коронерском жаловании, который устанавливал оклад коронерам как среднюю сумму, выплаченную тому за предыдущие пять лет. Раз в пять лет коронер имел право на пересмотр жалования.
Вывод арестанта из коронерского суда
Иллюстрация из книги "Живой Лондон", 1901
В сентябре 1887 года Парламент принял "Закон о коронерах", который собрал воедино и пересмотрел все изменения в коронерском законодательстве за 600 лет.
Вкратце обязанности коронерского дознания были следующими:
1. На первом заседании коронер и жюри должны были осмотреть в морге мертвое тело, а коронер под присягой допросить о произошедшей смерти всех тех людей, которые готовы были дать показания о фактах и обстоятельствах дела. В особо сложных делах при наличии большого числа свидетелей заседания могли быть продолжены в течении еще одного или даже несколько дней.
2. В случае умышленного или непредумышленного убийства показания должны быть записаны под присягой и каждое должно быть подписано свидетелем и коронером.
3. После осмотра тела и заслушивания показаний жюри присяжных должно было вынести свой вердикт и приложить к нему в письменной форме результаты дознания касательно личности покойного: кем он был и как, когда и где встретил свою смерть, а в случае наступления смерти в результате умышленного или непредумышленного убийства также сведения, которые удастся выяснить в результате дознания о людях, которых жюри нашла виновными в убийстве или связанными с ним.
4. Жюри также должно было расследовать и найти подробности, требовавшиеся законами о регистрации для записи в реестр о произошедшей смерти. Первое заседание коронерского суда назначалось на первый или на второй день после находки трупа, и длилось дознание в зависимости от обстоятельств суда и тщательности корнера от одного до пяти-шести заседаний.
Если коронерский суд признавал смерть произошедшей из-за естественных причин, полиция, как правило, прекращала дальнейшие розыски. В противном случае, когда жюри выносило вердикт "Предумышленное убийство против неизвестной персоны или персон", необходимость найти преступника и собрать необходимые улики, чтобы предъявить ему обвинение в суде, оставалась главной задачей детективов.
В этих поисках детективам часто приходилось маскироваться под представителей других профессий, чтобы не вызвать подозрений у подозреваемых и его окружения, хотя такие действия даже во времена Холмса одобрялись не всеми чиновниками Скотланд-Ярда (начиная с Говарда Винсента руководители Департамента уголовных расследований не накладывали никаких ограничений на такую маскировку).
Старший инспектор Литтлчайлд писал, что он еще в начале своей карьеры обнаружил, насколько часто маскировка отвечала его целям, так что даже по выходе в отставку сохранял веру в то, что если изменение внешности производилось благоразумно, оно было ценным подспорьем для детектива, особенно пока он был в младших чинах. Конечно, речь шла не о гриме, поскольку накладные усы и бакенбарды были совершенно бесполезны при дневном свете, а о более приземленных средствах, например, о мясницкой блузе, фартуке и инструменте.
Часто использовалось одеяние викария, поскольку к нему было очень легко привыкнуть, и оно разоружало подозрения. Литтлчайлд вспоминал, как он изображал инспектора, уполномоченного владельцем дома сделать обмеры для ремонта, санитарного инспектора и кэбмена в старом длинном пальто с номерной бляхой, с перекинутой через локоть попоной и кнутом в руке.
Использовалось также изменение природных волос на лице, например, покраска в другой оттенок или бритье. При отсутствии свидетелей либо в случае, когда их показания не могли указать на преступника, детективы должны были попытаться связать преступление с преступником, используя следы, которые преступник оставил после себя. Этот способ хотя и был, "безусловно, самым надежным при расследовании преступления", как писала "Таймс" в 1912 году, однако его полицейские детективы применяли реже всего.
Детектив-испектор Абберлин (справа) допрашивает свидетеля
Рисунок из "Police Illustrated News", 1888
Еще в 1890 году Джеймс Монро писал в статье "Столичная полиция":
"Меня часто просили составить правила Детективного департамента и системы уголовного следствия. Я неизменно отвечал, что таких правил не существует. Цель состоит в том, чтобы раскрыть преступление, и каждого чиновника, направляемого, когда необходимо, советом начальников, предоставляют самому себе — его собственной находчивости и развитию в нем приобретенного опытом здравого смысла — чтобы достигнуть этой цели. Единственное ограничение, накладываемое на него, состоит в том, что его действия должны быть строго в рамках закона; но расследование "в соответствии с порядком" в организации Скотланд-Ярда не существует.
Ни в одном департаменте гибкость полицейского управления не нужна так, как в детективном отделе; и ни в какой другой работе развитие индивидуальности не является более важной, чем при выполнении детективных обязанностей. Скотланд-Ярд полагается на такое индивидуальное развитие ради успеха в раскрытии преступления, и результаты оправдывают такую политику."
За этими громки и пустыми фразами скрывалось полное отсутствие в Столичной полиции (и уж тем более в провинциальных полициях) какой-либо системы в осмотре места преступления, в сборе улик и вещественных доказательств.
Каждый детектив-констебль на собственном опыте, ценой многочисленных ошибок и неудач создавал собственную методику осмотра, которая оставалась исключительно его личным опытом на всем протяжении его детективной карьеры вплоть до выхода в отставку детектив-сержантом или детектив-инспектором. Как правило, в реальности бессистемная и хаотичная, эта методика не могла быть передана в порядке обмена опытом его коллегам или пришедшим в полицию новичкам.
В отставке детектив мог еще раз воспользоваться плодами накопленного опыта, работая частными детективом, но затем он все равно уносил свои знания невостребованными в могилу.
Только в 1892 году появление книги австрийского криминалиста Ганса Гросса "Руководство для судебных следователей, чинов общей и жандармской полиции" (более известной под ее поздним названием "Руководство для судебных следователей как система криминалистики") заложило основы такой системы.
