Товарищи китайские бойцы - Новогрудский Герцель Самойлович (читать книги онлайн полностью без сокращений txt) 📗
— Это был очень важный документ, — сказал нам Капица. — После него Георгий Васильевич Чичерин получил знаменитое послание Сунь Ят-сена, где тот, как вы помните, писал: «Я чрезвычайно заинтересован вашим делом, в особенности организацией ваших Советов, вашей армии и образования… Подобно Москве я хотел бы заложить основы Китайской республики глубоко в умах молодого поколения — тружеников завтрашнего дня».
Цель этого письма Наркоминдела заключалась в том, чтобы дать понять лучшей части китайской демократии, что у нее и у советского народа — общие идеалы. Очень важно было довести до сознания трудящихся Китая идею общности двух великих народов, призвать их на совместную борьбу. Русский пролетариат был отрезан от южно-китайского пролетариата. Прямой связи с Китаем тогда не было. Вот потому-то, мне кажется, мы и видим письмо Чичерина в «Датун бао». Оно, должно быть, печаталось там неоднократно. Редакция надеялась, что если не один, так другой номер газеты в Китай попадет.
«Совет Народных Комиссаров, — писал Г. В. Чичерин Сунь Ят-сену, — возложил на нас почетную обязанность поблагодарить вас… за приветствие Рабоче-Крестьянскому правительству от имени южнокитайского парламента и приветствовать вас, как вождя китайской революции и человека, который с 1911 года при исключительно трудных обстоятельствах продолжает идти во главе китайской демократии против поработителей северо-китайского и иностранных империалистических правительств.
В свое время вы… приветствуя Рабоче-Крестьянское правительство России, указывали на то, что цели русской и китайской революций общие, что они ведут к освобождению народов и установлению прочного мира…
Наш удел тяжел, и борьба неравна. В час таких испытаний, когда империалистические правительства протягивают свои грабительские руки и с запада, и с востока, и с севера, и с юга, чтобы задушить русскую революцию и отнять у русских крестьян и рабочих то, что они добыли себе невиданной в мире революцией, когда к этим грабителям готово присоединиться пекинское правительство, являющееся ставленником иностранных банкиров, русские трудящиеся классы обращаются к своим братьям китайцам и призывают их на совместную борьбу.
Ибо наш успех, есть ваш успех. Наша гибель, есть ваша гибель. Сомкнем же тесно свои ряды в великой борьбе за общий интерес всемирного пролетариата. Да здравствует трудящийся китайский крестьянин, да здравствует китайский рабочий, да здравствует союз русского и китайского пролетариата!»
На видном месте помещена в газете заметка о советских войсках, освободивших Иркутск. В ней говорилось о дружеских отношениях, установившихся между бойцами Красной Армии и китайскими гражданами.
Заметка перекликалась с имевшимися у нас интересными сведениями о настроениях в многотысячной тогда иркутской китайской колонии. Труженики, составлявшие ее основное ядро, массой тянулись в Красную Армию. В Иркутске намечалось формирование не только отдельной дивизии китайских добровольцев, но даже Восточной Красной Армии. Мы хранили среди бумаг обнаруженную в архиве и датированную маем 1920 года докладную записку:
«В г. Иркутске имеется инструкторский батальон товарищей китайцев, временно оставленный нами для несения гарнизонной службы. Назначение батальона в будущем, когда разрешится вопрос о формировании Восточной дивизии в положительном смысле, — быть ядром дивизии. По сведениям, полученным мною, товарищи в Иркутске не могут дождаться, когда осуществится их желание создать Восточную Красную Армию из товарищей корейцев и китайцев. Желающих записаться так много, что пришлось воздерживаться от записи и регистрации в Красную Армию, не имея на это определенных инструкций и разрешений» [9].
Сообщение из Иркутска было напечатано на второй странице «Датун бао». Дальше следовало еще несколько информаций.
Подпись редактора отсутствовала. Однако мы помнили заметку в «Известиях». Там называлась фамилия Поливанова.
Но кто он такой?
Обращаемся в Институт востоковедения к Анне Евгеньевне Глускиной.
— Неужели вам ни о чем не говорит имя Поливанова? — слышим мы на другом конце провода укоризненный женский голос. — Евгений Дмитриевич Поливанов был известным знатоком китайского языка.
Пошли в историческую библиотеку, извлекли с полок шеститомный справочник — «Наука и научные работники СССР» за 1930 год и невольно подумали при этом, во сколько десятков раз больше должен выглядеть подобный справочник сейчас, при двухсоттысячной армии наших ученых.
О Поливанове в справочнике было сказано так:
«Поливанов Е. Д. член коллегии и председатель лингвистического разряда Института языковедения и литературы; общее и сравнительное языковедение, японский, китайский языки, турецкий и корейский языки…»
Там же, в исторической библиотеке, мы нашли список трудов Е. Поливанова и были потрясены: что за мощный талант!
«Музыкальные ударения в говоре Токио», «Одна из японо-малайских параллелей», «Гласные корейского языка», «Труды Идзава Сюдзи по живому китайскому языку», «О принципах построения турецкой грамматики», «О гортанных согласных в преподавании арабского языка», «Введение в изучение узбекского языка», «Албанский язык», «Краткая квалификация грузинских согласных», «Грамматика дунганского языка»… Всего девяносто две работы. Этот удивительный человек с не меньшим основанием, чем китайскую, мог редактировать газеты на двух десятках других восточных языков.
Звоним Вячеславу Всеволодовичу Иванову. Он автор статьи о лингвистических взглядах Е. Д. Поливанова, опубликованной в третьем номере журнала «Вопросы языкознания» за 1957 год. Может быть, он сумеет разрешить наши сомнения?
— О научных трудах Евгения Дмитриевича Поливанова могу сказать, а о том, редактировал ли он китайскую газету, не могу, — ответил нам Иванов.
— А какова судьба Поливанова?
— Он умер в Ташкенте в 1938 году.
— Где могут быть биографические данные о нем?
— Вероятно, в Академии наук.
Обратились в академию, а затем в архив Института языкознания, где, как узнали, хранится личное дело Поливанова на семидесяти листах.
Семьдесят листов состояли из анкет, приказов о перемещениях по должности, заявлений с резолюциями на углах… И нигде ни слова о редактировании китайской газеты или вообще о сотрудничестве с китайскими революционными организациями в годы гражданской войны. Как плохо, оказывается, помогают личные дела разобраться в делах и личности человека!
Выходим из института удрученные. Все, как было, так и осталось неясным. Можно ли ставить знак равенства между Поливановым — редактором «Китайского работника» и Поливановым — замечательным русским лингвистом, мы по-прежнему не знаем.
Оставалось одно — дождаться маститого лингвиста, академика Николая Иосифовича Конрада, которого во время наших поисков не было в Москве. Когда он вернулся, мы убедились, что возлагали свои надежды на академика не напрасно. Он наконец дал нам ясный ответ: да, редактировал китайскую газету именно Евгений Дмитриевич Поливанов… Лингвист Поливанов… Они оба — Поливанов и Конрад — были тесно связаны с китайским Советом рабочих депутатов в Петрограде, участвовали в его работе, помогали китайским товарищам переводить декреты Советского правительства, писали агитационные листовки, а Поливанов, кроме того, на первых порах взял на себя редактирование «Китайского работника».
— Уверяю вас, это была не легкая работа, — говорил нам Николай Иосифович. — Сколько бились мы, пытаясь перевести на китайский язык слово «Совет». Рылись в словарях, поднимали фолианты классических китайских трудов, поворачивали всякое сколько-нибудь близкое слово и так и этак — ничего не получалось, ни одно не в состоянии было в точности передать то, что вложил русский народ в понятие «Совет», «Советы», «Советский».
Сидим вот так, мучаемся, спорим, и вдруг Евгений Дмитриевич как стукнет кулаком по столу: «Есть слово!..»
То, что предложил Поливанов, было действительно отлично. Ведь, пока мы спорили и искали, китайские рабочие и китайские красноармейцы, не вдаваясь ни в какие филологические тонкости, решили этот вопрос без нас. Они и не пытались перевести русское слово «Советы» на родной язык, они просто включили это великое слово в свою речь так, как оно звучало.
