Спор о Сионе - Рид Дуглас (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
В своё время, ещё на Версальской конференции в 1919 г., доктор Хаим Вейцман заявил: «Наш мандат — Библия», и эти слова звучали неплохо для западных ушей. Дейр-Ясин показал, что эти слова означали в действительности, будучи повторенными сионистскими вожаками в Палестине 30 лет спустя. Резня в Дейр-Ясине была актом исполнения древних «законов и предписаний», включая соответственный текст во Второзаконии (VII, 2): «Когда введёт тебя Господь Бог твой в землю, в которую ты идёшь, чтобы овладеть ею, и изгонит от лица твоего… семь народов, которые многочисленнее и сильнее тебя… и поразишь их; тогда передай их заклятию, не вступай в союз и не щади их»; и далее: «Не оставляй в живых ничего что дышит, но предай их заклятию». Семь арабских государств в наши дни награждены каждое своей долей палестинских беженцев 1948 года, являющихся живым напоминанием того, какой общей судьбой грозит им сионизм, осуществляя свой древний «закон».
Пассивная реакция всего еврейства, как такового, на этот варварский акт яснее всего другого показала, как за немного лет сионизму удалось изменить его психологию. Когда в 1933 г. (всего лишь за 15 лет до Дейр-Ясина) еврейский публицист Бернард Браун цитировал вышеприведённый отрывок из Второзакония, как основание для недоверия на стороне арабов, он добавил свой комментарий: «Некультурные арабы не понимают, разумеется, что современные евреи не принимают Библию дословно, что они добры и милосердны, не будучи в состоянии быть столь жестокими по отношению к другим людям, но арабы подозревают, что если евреи претендуют на Палестину на основе исторических прав, то они выводят эти права исключительно из Библии, арабы же понимают все её части буквально». Правы были арабы, а не Браун; этот просвещённый западный еврей не в состоянии был понять в 1933 г., что сионизм означал возврат к древнему суеверию в его самой варварской форме.
Дейр-Ясин остался единичным фактом только потому, что арабам стало ясно его значение, и они бежали из своей страны. Другой еврейский писатель Артур Кестлер не сомневается в отношении причины и следствий. Он был в те дни в Палестине и пишет, что после Дейр-Ясина арабское гражданское население поголовно бежало из Хайфы, Тиберии, Яффы, всех остальных городов, а затем и из всей страны, так что «к 14 мая бежали все, осталось лишь несколько тысяч». Все беспристрастные источники согласны между собой относительно целей и последствий Дейр-Ясина, и после 9 апреля 1948 г. не оставалось сомнения в том, что все будущие действия и амбиции Сиона будут стоять под знаком исполнения древнего иудейского Закона. Дейр-Ясин объясняет нынешние опасения оставшихся арабских государств столь же исчерпывающе, как и бегство палестинских арабов.
На некоторое время Дейр-Ясин разрешил сионистскую проблему. Раздел Палестины оказался осуществлённым, путём голого насилия. Это событие раскрыло также (по крайней мере арабам, если ещё и не Западу) характер той «пропасти, в которую приводит терроризм», по словам Вейцмана. Начиная с 9 апреля 1948 г., весь западный мир сам стоит на краю этой пропасти, вырытой усилиями двух поколений его политических деятелей. После того, как 9 апреля 1948 г. терроризм осуществил раздел страны, положение, существовавшее 19 марта 1948 г., когда правительство США признало раздел неосуществимым» и решило изменить свою политику в этом вопросе, коренным образом изменилось. Д-ра Вейцмана по-видимому продолжали преследовать его страхи, но теперь после очищения территории для еврейского государства он не хотел, а может быть и не мог отступить от «пропасти». Задачей теперь было достигнуть нового изменения американской политики, добиться признания того, что было добыто террором, и на эту цель Вейцман направил все свои усилия. В дни грозившего изменения политики США Вейцмана срочно вызвали из Лондона в Лейк Саксес письмами, телеграммами и телефонными звонками, а за день до объявления упомянутой перемены он заперся с глазу на глаз с Труманом. Когда по прошествии немногих дней в редакции газет стали поступать скудные сообщения о Дейр-Ясине, он продолжал неутомимо трудиться над своей главной задачей, которой теперь стало получение «признания» для созданного дейр-ясинскими террористами еврейского государства.
Энергия Хаима Вейцмана была поистине неистощимой. Он единолично осаждал все «объединённые нации», будучи, разумеется, везде принимаем, как репрезентант мировой державы нового типа. «Тесный контакт» он установил, например, с делегатами Уругвая и Гватемалы, которых он характеризует в своей книге, как «неизменных отважных защитников» сионизма, а также и с тогдашним генеральным секретарём ООН, неким г-ном Тригве Ли из Норвегии. В середине апреля, когда новости из Дейр-Ясина стали бить в нос даже делегатам в Лейк Саксес, было решено созвать Генеральную Ассамблею. Было ясно, что американский голос окажется решающим, и тут д-р Вейцман начал, как он пишет, «заниматься вопросом американского признания еврейского государства». Другими словами, государственная политика США, выработанная конституционным путём консультаций между главой государства и его ответственными министрами, должна была снова подвергнуться изменениям по требованию Хаима Вейцмана.
Здесь снова приобретают значение точные даты событий. 13 мая 1948 г. д-р Вейцман встретился с президентом Труманом; дело было накануне выдвижения президентских кандидатов, а ещё несколько месяцев спустя предстояли выборы президента, так что время для оказания «непреодолимого давления» было самым подходящим. Вейцман сообщил президенту, что британский мандат на Палестину истекает 15 мая, после чего управление «еврейским государством» возьмёт на себя временное правительство. Он настаивал на «немедленном» признании его Соединёнными Штатами, и президент реагировал с самым услужливым рвением. 14 мая сионисты в Тель-Авиве провозгласили своё новое государство. Буквально через несколько минут в Лейк Саксес стало «неофициально» известно, что президент Труман уже его официально признал. Американским делегатам в ООН никто об этом ничего не сказал, и они приняли новость «с недоверием», но связавшись «после большой неразберихи» с Белым Домом, они получили оттуда указания Вейцмана из уст президента. Сам Вейцман немедленно помчался в Вашингтон уже в качестве президента Израиля, а принявший его там президент Труман заявил впоследствии, что момент признания нового государства «был самым счастливым в моей жизни». В своих воспоминаниях, опубликованных восемь лет спустя, Труман упоминает обстоятельства, сопровождавшие этот счастливый момент, и некоторые из них заслуживают быть сообщёнными читателю. Описывая шестимесячный период от «голосования по вопросу раздела» в ноябре 1947 г. до «признания» Израиля в апреле 1948 г., он пишет: «Доктор Хаим Вейцман… зашёл ко мне 19 ноября, а через несколько дней я получил от него письмо». Труман затем цитирует это письмо, датированное 27 ноября; в нём Вейцман ссылается на «слухи» согласно которым «наши люди оказывали неподобающее, весьма сильное давление на некоторые делегации (Объединённых наций)», добавляя от себя, что «это обвинение не на чём не основано». Комментарий Трумана гласит, однако: «Неоспоримым фактом было не только, что это давление в ООН превосходило всё, что и Белый Дом также был под непрерывной осадой. Мне ещё никогда не приходилось испытывать такого давления и столько пропаганды, нацеленных на Белый Дом, как в этот момент. Настойчивость нескольких сионистских экстремистов, руководимых политическими мотивами и не останавливающихся перед политическими угрозами, раздражали меня и возмущали. Некоторые из них требовали даже, чтобы мы заставили суверенные нации голосовать в благоприятном для них смысле на Генеральной Ассамблее». Упомянутые Труманом «политические угрозы» явно относились к предстоящей кампании переизбрания президента Трумана; невозможно дать его словам иное разумное объяснение. Согласно Вейцману, однако, Труман обещал ему в упомянутом выше разговоре 19 ноября 1947 г. «немедленно связаться с американской делегацией», и её голос был 29 ноября подан за «рекомендацию» ООН в пользу раздела Палестины. Возмущение президента Трумана сионистскими методами (выраженное в его воспоминаниях 1956 года) никак не отражает его капитуляции перед ними в 1947 году; это не мешает отметить, поскольку иначе у читателей его «мемуаров» создалось бы иное впечатление об американском президенте. Тот же Труман, в том же 1956 году так описывает результаты «решения вопроса», т. е. раздела Палестины, поддержанного им в ноябре 1947 г.: «каждый день поступали сообщения о новых актах насилия на Святой Земле». Ему пришлось также убедиться в том, что его ноябрьская капитуляция, как и отрицание д-ром Вейцманом «неподобающего давления» ничего не изменили в последующие месяцы: «Еврейское давление на Белый Дом не уменьшилось после голосования ООН за раздел. Отдельные личности и целые группы и организации требовали от меня, обычно в весьма задиристом и возбуждённом тоне, обуздать арабов, запретить англичанам поддерживать их, послать американских солдат, сделать то, и другое, и третье» (Здесь перед нами опять восстаёт описанная Дизраэли картина того, как «миром управляют совсем не те, кого считают правителями люди, не знающие, что творится за кулисами»). Осаждённому президенту пришлось искать спасения в отступлении: «Давление росло, и мне пришлось отдать распоряжение, что я не желаю больше принимать никого из сионистских экстремистов. Я был даже настолько расстроен, что отложил свидание с д-ром Вейцманом, который уже вернулся в США и желал со мной встретиться». В 1956 г. м-р Труман видимо всё ещё считал небольшую отсрочку свиданий с Вейцманом драконовской мерой, заслуживающей быть запечатлённой для потомства. За этим последовал визит к нему его старого еврейского компаньона по торговым делам (в дни молодости Труман был довольно неудачливым галантерейным торговцем), который в тот день 13 марта 1948 г., «был глубоко обеспокоен страданиями еврейского народа заграницей» — дело было за три недели до Дейр-Ясина — и умолял его принять доктора Вейцмана, что президент Труман тотчас и сделал (18-го числа того же марта). Это было за день до того, как правительство США приняло решение (19 марта) отказаться от рекомендации раздела Палестины, и Труман пишет, что по уходе Вейцмана (18 марта) «у меня создалось впечатление, что он вполне понимает нашу политику, а я в свою очередь знал, чего он хочет». Последовавшие за этим кровавые недели в Палестине Труман обходит молчанием, даже не упоминая названия Дейр-Ясин и лишь мимоходом замечая, что «ближневосточные специалисты Госдепартамента почти все без исключения враждебно относились к идее еврейского государства… и я должен с огорчением отметить, что некоторые из них склонялись к антисемитизму». Он продолжает описание событий двумя месяцами позже (с 14 мая, т. е. после Дейр Ясина и сопутствовавшего ему кровавого погрома) в следующем тоне: «Раздел состоялся не совсем так мирно, как я надеялся, но неоспоримым фактом теперь было, что евреи полностью контролировать территорию своего народа… Раз евреи были готовы теперь провозгласить государство Израиль, я решил действовать немедленно, дав новой нации американское признание. Полчаса спустя, точно через 11 минут после провозглашения государства Израиль, мой секретарь по делам печати Чарли Росс передал в прессу сообщение о де-факто признания Соединёнными Штатами временного правительства Израиля. Как мне передавали, для некоторых профессиональных специалистов в Госдепартаменте это было неожиданностью».
