Монашество в средние века - Карсавин Лев Платонович (читать книги TXT) 📗
Когда Одон умер (942 г.), дальнейшие судьбы и значение Клюни уже определились. Клюни стояло под непосредственным покровительством Папы, независимое от местного духовенства, оцененное папством и стремящимися к реформе церковными слоями. Суровый образ жизни нового аббатства: строгость и послушание во внутренней жизни, благотворительность и гостеприимство вовне – обеспечивал ему почти всеобщее сочувствие; даже местные церковные слои иногда относились к нему более чем благожелательно. В то же время стремлению к Клюни соответствовало стремление самого Клюни распространиться и распространить взлелеянную его вторым аббатом реформу монашества. Наметились и пределы влияния – Франция и Италия. Они потом расширились, захватив Германию и Испанию. Но такой быстрый успех нельзя объяснять историею самого Клюни и энергией Одона. Он был возможен только благодаря сильным местным течениям, идущим Клюни навстречу. Мы знаем, что они были в Италии, хотя и принесли свои плоды несколько позже. Но они были и в других местах.
2. Одновременно с деятельностью Одона и вне зависимости от неё замечается религиозный подъём в Нижней Лотарингии. Так же как во Франции и Италии, он носит резко выраженный аскетический характер и так же прежде всего проявляется в среде знати. «Знатнейший сикамбр» Герард покинул блестящее положение при дворе намюрского графа и свой меч ради уединённых молитв и постов в своём поместье Бронь (Brogne). Ранее 923 года здесь возник обогащённый привезёнными Герардом из парижского Сен-Дени реликвиями монастырь. Сам его основатель всё ещё мечтал об одиночестве и потому, передав управление приобретшим известность Бронь приору, добровольно заточил себя в келье около церкви. Но отсюда его извлекла религиозная ревность лотарингского герцога. Помимо собственной воли Герард превратился в реформатора лотарингских и фландрских монастырей, чему энергично содействовали знать и духовенство.
Во взволнованной политической борьбою Верхней Лотарингии вместе с сознанием непрочности земных благ, сознанием, на каждом шагу подтверждаемым действительностью, обнаруживается тяга от мира. Клирики и миряне жадно ищут уединения, духовного мира и блаженства, достигаемого отрицанием себя и созерцанием. Одни скрываются в леса и пустыни; другие бродят с места на место в поисках желанного монастыря; третьи сплачиваются в свободные, быстро распадающиеся, но ещё быстрее возникающие союзы спасающихся или ищущих спасения. Среди многих из этих отвергающих мир в той или иной форме всплывают мысли о реформе монастырей и Церкви.
В Туле архидиакон Эйнольд забыл свои знания и оставил своё имущество, чтобы замкнуться в тесной келье. О нём заботился сам епископ. Эйнольд был не один. Другие предавались ещё более суровой аскезе. Среди них выдвигается Иоанн из Вандьера – прежде принадлежавшей королю виллы, расположенной в тульском и метцском диоцезах. Иоанн учился в Метце и в монастыре святого Михаила на Мозеле, но без особенных, как сознавался потом сам, успехов. Юность его была тяжела: ему пришлось после смерти отца принять на себя заботы о поместье и братьях. Но в то же время Иоанну удалось вступить в близкие отношения с влиятельными духовными и светскими лицами. Эти связи и определили дальнейшую его жизнь. Он возобновил свои занятия под руководством учёного тульского диакона и вместе со своими сёстрами предался одушевленному чтению священных книг. Как аббату-мирянину монастыря святого Петра в Метце, Иоанну пришлось вступить в тесное соприкосновение с духовенством и монашеством. Увлёкшись аскезою, он стал искать соответствующего своему идеалу монастыря. Иоанн посетил Монте-Кассино, Монте-Гаргано и неаполитанское аббатство Спасителя (St. Salvatore). Вернувшись на родину, он испытывал влияния известного уже нам Эйнольда, анахорета Гумберта и, наконец, сам удалился в пустыню. Вскоре мы встречаем его в группе единомышленников, увлечённых его рассказами о монастырях Италии. Не находя себе поддержки в окрестных епископах, они уже думали отправиться в Италию и основать там свой монастырь, как случай отдал им (933 г.) оставленное бежавшими от венгров монахами и растерявшее свои владения аббатство Горцию. Из Горции, первым аббатом которой был Эйнольд, вторым – Иоанн, более строгая монашеская жизнь распространилась и по другим монастырям Верхней Лотарингии.
Характерною чертою всего рассматриваемого движения является его самопроизвольное проявление сразу во многих, часто не связанных друг с другом центрах: Клюни, Флери (в рейнском диоцезе) и реформы, проведённые шотландскими монахами во Франции (Метц, Лаон), монастыри Герарда и Горция в Лотарингии, аналогичные попытки в германии (Рейхенау, трирский монастырь святого Петра, многочисленные анахореты и клюнийские аббатства), Брабанте, итальянские и, в частности, ломбардские течения. Везде основною причиною является подъём религиозности и аскетизма. Но в иных случаях он приводит только к появлению анахоретов и возникновению монастырей, не задающихся иною целью, кроме спасения души своих сочленов; в других с аскетическо-монашеским течением довольно рано сплетается идея реформы монашества вообще, даже чаяния реформы Церкви. В одних случаях, как в Нижней Лотарингии и Средней Италии, движение оформляется вполне самопроизвольно и создаёт самостоятельный центр; в других оно рано поддается влиянию соседних или более энергичных центров, как в остальной части Италии или Верхней Лотарингии, где рано обнаруживается косвенное влияние клюнизма. В дальнейшем развитии периферии отдельных центров движения всё более сближаются, сильнее проявляется взаимодействие, иногда, как в Германии, в монастырском движении конца XI века, исходящем из Гирсау (Вюртемберг), «установления» которого развиты на почве клюнийских, создавая иллюзию переноса движения извне. В смутной форме и неясных очертаниях всплывает обновлённое монашество. Наиболее значительный центр его – Клюни, и клюнизм первый делает попытку сознательного сплочения монастырей, объединения монашества.
3. Клюни с самого начала стояло близко к папству, и не только потому, что, изъятое из ведения местных церковных властей, находилось под покровительством Рима, но и в силу постоянных связей с Римом, поддерживаемых чуть ли не ежегодными приездами в него клюнийских аббатов. Это поставило клюнийцев в связь с самым центром церковной жизни, равно как и близость их к германским императорам. Четвёртый аббат Клюни Майол был одним из влиятельнейших лиц при императорском дворе. Оттон, говорят, думал о том, чтобы подчинить ему немецкие и итальянские монастыри. В таких широких размерах мысль Оттона была неосуществима, но в реформе многих монастырей Майол принимал деятельное участие. Ещё влиятельнее был его преемник Одилон, при котором и французская королевская власть в лице Роберта поддается влиянию монашества, оттесняющего белое духовенство даже при дворах мелких государей. Везде наряду с клиром поднимается монашество, сбросившее в значительной части своей узы местного епископата, тянувшее к крупным и влиятельным аббатствам. Уже Сильвестр II заявлял аббату Клюни: «Пока сильно наше положение, ваше преуспеяние не потерпит никакого ущерба». Его преемники ещё более слили интересы Церкви с интересами монашества. Монашество обращалось к Риму как к естественному покровителю в борьбе за свою самостоятельность с местным клиром, и этим способствовало росту самосознания папства. А Рим, взращивавший идею реформы Церкви и своего примата, всё более понимал, что его опора в монахах. Монашество казалось истинным носителем христианского идеала. Так думали Папы, так думал Генрих II и так же думали отдельные представители местного клира, видевшие в Одилоне святого и мудреца, «архангела монахов». Монахи были людьми дня. Их можно было встретить повсюду: и во главе реформаторских начинаний, и в политических делах государей.
Естественным путём выдвинулись и росли отдельные центры монашества. Росло и Клюни. Но до Одилона в его расширении не было определённого плана, строгой руководящей мысли, хотя тенденция к централизации уже обнаружилась и вызывала протесты отдельных монастырей. Одилон планомерно добивается объединения под властью Клюни всех его посадок. Он подводит под свою власть многие монастыри во Франции и Германии, не смущаясь встречаемым сопротивлением и упорно стремясь к своей цели. Когда Одилон был избран аббатом, от Клюни зависело только 37 монастырей. Одилон (†1048 г.) довёл их число до 65. При его преемнике Гугоне (†1109 г.) «конгрегация» Клюни приняла свой окончательный вид, охватив около 200 монастырей, некоторые из которых сами были довольно значительными центрами (так, St. Gerald стоял во главе 65 монастырей, La Charite sur Loire – 52 и так далее). Аббат Клюни надзирал за подчинёнными ему монастырями, за соблюдением в них устава; утверждал избираемых ими аббатов, назначал или утверждал поставляемых аббатами приоров. Новиции приносили обеты ему самому и должны были проводить первые три года своей монашеской жизни в Клюни. При Петре Достопочтенном (1122–1156 гг.) конгрегация достигла наибольшего расцвета: её монастыри появились на востоке – в долине Иосафатской, на горе Табор – и рассеялись по всей Западной Европе. Одновременно приняли окончательную форму и «клюнийские установления».
