Генерал Скобелев. Казак Бакланов - Корольченко Анатолий Филиппович (прочитать книгу TXT) 📗
Плохо вооруженные, необученные, со слабым командным составом повстанцы одерживали одну победу за другой.
Михаил Дмитриевич выехал к границе без определенного плана, не ведая, как попадет к повстанцам, где их найдет. Он больше надеялся на случай. Единственное, что решил — не выдавать себя за русского и, конечно же, за офицера. В цивильном костюме он выдавал себя за путешествующего француза. Французский язык он знал отменно.
Миновав границу, дилижанс, в котором он ехал, потащился по горной дороге. Путь был тяжелым, утомительным, лошади плелись кое-как, а попутчик, испанский купец, развалясь рядом, сладко посапывал. Михаила Дмитриевича и самого клонило в сон. Не в силах побороть усталость, он незаметно заснул.
Проснулся от голосов. На подножке дилижанса стояли двое, а третий, с зеленой косынкой на голове, восседал на козлах рядом с кучером. Чернявые незнакомцы, подвижные, с острым взглядом быстрых глаз, походили на дорожных разбойников. В довершение у каждого за широким поясом торчали пистолет и нож.
— Что надо господам? — подался вперед Михаил Дмитриевич. Купец дернул его за полу сюртука, предостерегающе прошипел:
— Бандитто. — И подвинулся к краю сидения, где находился его саквояж.
Тот, который сидел на козлах, толкнул локтем кучера в бок и что-то стал говорить. Потом вырвал из-за пояса пистолет и ткнул стволом. Кучер притих, стегнул лошадей. У развилки дилижанс свернул с основной дороги и покатил по неширокому проселку с рядами деревьев справа и слева.
— Не волнуйтесь, господа. Мы едем, куда нужно, — предупредительно сказал один из стоявших на подножке.
И Михаил Дмитриевич понял, что это и есть повстанцы, к которым он намеревался попасть.
Экипаж прикатил в небольшое селение, дома которого лепились на лесном склоне, а само селение с затейливыми строениями напоминало курортное местечко. Пассажиров под охраной провели к дому с колоннами.
В комнате трое мужчин: у них загоревшие лица, у каждого смушковая шапка, недоверчиво-пронизывающие взгляды.
Вначале они допросили купца, заглянули в саквояж. Обнаружив пачки денег, половину отобрали, а купца отпустили. Михаила Дмитриевича допрашивали с пристрастием: кто он, куда едет и зачем?
— Я представитель французской газеты, журналист, — объяснял он, придерживаясь надуманной версии. — Прежде чем писать о ваших делах, хотел увидеть все сам. Лучше один раз увидеть, чем сто — услышать.
Его слушали, но он видел по выражению их лиц, что не верили, подозревали, что он совсем не тот, за кого себя выдает. С недоверием листали его французский паспорт. (Паспорт в самом деле был липовый.)
— Вы — военный, это видно по вас, — сказал один из повстанцев. — Не пытайтесь скрыть. Вы — не журналист, предполагаю, что вы не только военный, но и немалый имеете чин, колоннелло.
— Что вы, господа! Какой же я полковник? Могу ли в свои годы иметь такой чин?
— Вы согласны вступить в наши ряды? — предложил третий.
— Нет, воевать ни за вас, ни против вас не желаю.
— Тогда вы — шпион! Хотите все выведать и потом сообщить нашим врагам?
Дело принимало серьезный оборот. «Не хватало еще предстать перед полевым судом. Там разговор короток».
Ночь Скобелев провел в отдельной комнате, под охраной. Сменявшиеся часовые смотрели на него, как на преступника, и готовы были стрелять при малейшем намеке на бегство. На следующий день его направили в штаб повстанческой армии под охраной чуть ли не полувзвода. Там с большим трудом ему удалось убедить армейского начальника, что он вовсе не шпион.
Но кличка «колоннелло» к нему прикипела. В подразделениях его принимали за полковника, охотно вступали в разговоры на военную тему, вводили в планы предполагаемых действий и даже спрашивали советы.
Армия собиралась дать сражение и спешно к нему готовилась.
Бой вспыхнул внезапно, на рассвете, и в полдень достиг кульминации.
Наблюдая за боем на склоне горы неподалеку от вползающей в ущелье дороги, Скобелев видел, как находившийся справа повстанческий отряд снялся с позиции и стал, отстреливаясь, отходить к ущелью. Вначале соблюдался порядок, — это он отметил наметанным глазом, потом людей охватила паника, и все бросились бежать. Он понимал, что паника может разрастись, как снежный ком, докатится сюда, и тогда людей уж ничем не остановить. А за ним последуют бесчисленные, неоправданные потери. Забыв о своей роли постороннего наблюдателя, он бросился к дороге.
— Стой! — закричал он отходившим, угрожающе размахивая кулаком. — Остановиться всем! Стоять на месте!
Но его никто не слушал, человека в цивильном костюме и безоружного.
Мимо промчался в черной накидке мужик, держа карабин как дубинку. Он и не взглянул на него.
— Стой, мусье! — закричал он усатому. Тот, видимо, был командиром, потому что озабоченно оглядывался и кричал что-то ближним повстанцам.
— Вам что, сеньор, нужно? — спросил тот.
— Черт бы тебя побрал! Почему бежите?
— Вы есть капо?
Михаил Дмитриевич знал, что капо означало — начальник.
— Конечно, капо! Гранде капо!
— A-а, большой начальник, — догадался усач. — Слушаю вас. Что прикажете?
— Остановить всех здесь! Не то гибель всем!
— Си, сеньор! — отдал усатый честь и, обернувшись, скомандовал: — Всем ко мне!
— Ложись туда! И туда! — указывал Скобелев места подбегавшим повстанцам. — Всех, всех заставь залечь! А ты сними свою хламиду! — увидел он повстанца в огненно-красной накидке. — Подстрелят, как зайца!
— Си, колоннелло! — закивал тот и поспешно сбросил накидку с плеч.
Повстанцы залегли.
— А теперь кати сюда пушку! И картечь давай! — скомандовал он усатому.
Орудие подоспело вовремя: на залегших пошла в атаку пехотная цепь, но когда она приблизилась, ударило из укрытия орудие.
По возвращении в Париж Михаил Дмитриевич поселился в знакомой гостинице. Среди ночи его разбудил стук в дверь.
— Что надо?
Перед ним стоял гарсон, заспанный мальчишка в ливрее.
— Мсье, вам телеграмма. Портье сказал, чтобы я немедленно вручил.
«Неужели что-то случилось дома?» — кольнула тревожная догадка. Он развернул бланк. Прочитал короткий текст, потом снова, и сон разом слетел. Достав из кармана мелочь, протянул мальчишке.
— Спасибо, малыш! Будь здоров!
Телеграмма от отца: «Поздравляю новым чином. Немедленно возвращайся».
«Вот уже и полковник, — отметил он. — Последний офицерский чин, за которым генеральские погоны».
О них он мечтал, потому что генеральское звание открывало возможности к большим и самостоятельным действиям.
Служба в Туркестане, трудная и опасная, способствовала продвижению. Она дала результаты.
— Ну что ж, в дорогу, так в дорогу, — высказал он вслух.
В тот же день, повинуясь воле отца, он выехал на родину.
А между тем своими делами Скобелев обратил на себя внимание европейских военных наблюдателей. Его успехи в Туркестане и пребывание у испанских повстанцев не осталось незамеченным. Особенно ревностны были англичане, чьи интересы сталкивались с российскими в Средней Азии. Они видели в нем незаурядную личность с задатками большого полководца.
Интересовались им и разведчики Германии и Франции. Там тоже зорко следили за российской армией и ее военачальниками.
В апреле 1875 года Скобелев вновь получил назначение в Туркестан. О его вызове ходатайствовал сам генерал-губернатор края Кауфман, совершенно изменивший отношение к своему давнишнему подчиненному, некогда отчисленному им из войск Туркестана за дерзостное поведение. Ныне он видел в Скобелеве умного командира и ревностного исполнителя, которому можно доверять важные дела и быть в полной уверенности в их выполнении.
В Петербурге ему предлагали другого офицера, убеждали, что по своим достоинствам тот превосходит Скобелева, однако проницательный генерал не дал согласия. «Вы не знаете Скобелева, — отвечал он. — Этот офицер еще совершит большие дела». И настоял, чтобы полковника направили к нему.
