Московские улицы. Секреты переименований - Муравьев Владимир Брониславович (серии книг читать бесплатно .TXT, .FB2) 📗
Деревянный храм Вознесения на этом месте известен с начала XVI века, каменный построен в 1584 году царем Федором Иоанновичем в память его венчания на царство, и с этого времени два века переулок назывался Вознесенским.
В 1782 году главнокомандующим (губернатором) Москвы был назначен граф Захар Григорьевич Чернышев (1722—1784) – генерал-фельдмаршал, известный полководец, в Семилетнюю войну в 1760 году его армия взяла Берлин.
Новый московский главнокомандующий поселился в своей усадьбе на Тверской улице, для него был выстроен дом-дворец, ставший резиденцией московских генерал-губернаторов, а после революции занятый Моссоветом.
В первые годы XIX века Вознесенский переулок, на углу которого с Тверской улицей находился генерал-губернаторский дворец, стали называть Чернышевским, и это название он носил до 1922 года, когда был переименован в улицу Станкевича в память Н.В. Станкевича (1813– 1840) – литератора, главы литературно-философского кружка 30-х годов XIX века, который бывал в этом переулке у брата в принадлежавшем тому доме № 6.
Воробьевы горы
Название XV века.
Названы по селу.
Воробьевы горы – это старинное московское урочище – высокий правый берег Москвы-реки от устья Сетуни до Андреевского моста, обрывисто возвышающийся над рекой на 80—100 метров, и прилегающая к нему довольно обширная местность между нынешней Воробьевской набережной и Воробьевским шоссе, отдельные участки которого были переименованы в 1939 году в Мосфильмовскую улицу и в 1981 году в улицу Косыгина. Прежде на этой территории располагалось село Воробьеве и несколько деревень.
Воробьевы горы получили название по этому селу. Первое письменное упоминание о нем содержится в датированном 1451 годом завещании великой княгини Софьи Витовны – жены великого князя московского Василия I (сына Дмитрия Донского), княгиня завещала внуку Юрию: «А из Московских сел даю ему свой прикуп (то есть не родовое имение, а личное, прикупленное, которым княгиня могла распоряжаться, как хотела – В.М.) село поповское Воробьево и с Семеновским и с деревнями».
Село Воробьево возникло, видимо, намного раньше, прежде чем стало великокняжеским имением.
Из текста завещания следует, что Воробьево было «поповским», то есть церковным владением, а про церковь села Воробьева храм Живоначальной Троицы (нынешний сохранившийся каменный храм постройки 1811 года) в старинном ее описании сказано, что стояла она в селе «с незапамятных времен».
Поселения на Руси обычно получали свое название по имени основателя или владельца, так что, скорее всего, тем или другим «поповского» села Воробьева был в незапамятные времена поп по прозвищу Воробей.
Академик СБ. Веселовский, занимавшийся исследованием древнерусских имен, прозвищ и фамилий, сообщает, что это прозвище «было очень распространено в XV—XVII веках».
После приобретения села Воробьева Софьей Витовной оно до конца XVIII века оставалось во владении московских великих князей, затем царей. Здесь находились летние дворцы Ивана III, Ивана Грозного, царя Алексея Михайловича, Екатерины II. В начале XIX века на Воробьевых горах планировали возвести Храм Христа Спасителя – обетный храм в память победы в Отечественной войне 1812 года, даже было начато строительство, но затем строительство было перенесено на другое место – ближе к центру города.
С Воробьевыми горами связаны многие исторические события, но особую известность они получили в связи с тем, что с них открывается замечательный по своей красоте и величию вид на Москву.
Н.М. Карамзин писал, что с этим видом «ничто не может сравниться». Ради него на Воробьевы горы приезжала императрица Екатерина II, что и было отмечено в камер-фурьерском журнале.
С этого времени взглянуть на Москву с Воробьевых гор стало такой же необходимой частью путешествия по достопримечательностям столицы, как посещение Кремля.
Известный писатель пушкинской эпохи М.Н. Загоскин, автор замечательной книги «Москва и москвичи» (название которой позже позаимствовал В.А. Гиляровский) выработал свой метод показа столицы гостям. «Вы не можете себе представить, как я забочусь о том, чтоб показать Москву с самой выгодной для нее стороны; как стараюсь соблюдать эту необходимую постепенность, посредством которой возбуждается сначала внимание, а потом любопытство, а там удивление и, наконец, полный восторг».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Однажды Загоскин повез писателя-петербуржца И.И. Панаева на Воробьевы горы, Панаев описал эту поездку.
«Въезжая на Воробьевы горы, я было оглянулся назад.
– Нет, нет – не оглядывайтесь, – воскликнул Загоскин, – мы сейчас доедем до того места, с которого надо смотреть на Москву.
Минут через десять мы остановились. Загоскин /…/ повел меня к дереву, одиноко стоявшему на горе.
– Ложитесь под это дерево, – сказал он мне, – и смотрите теперь, смотрите! Отсюда лучший вид.
Я повиновался и начал смотреть. Действительно, картина была великолепная. Вся разметавшаяся Москва, со своими бесчисленными колокольнями и садами, представлялась отсюда озаренная солнцем. Загоскин лег возле меня, протер свои очки и долго смотрел на свой родной город с умилением, доходившим до слез.
– Ну, что… что скажете, милый, – произнес он взволнованным голосом, – какова наша Белокаменная-то с золотыми маковками? Ведь нигде на свете нет такого вида. Шевырев говорил, что Рим походит немного на Москву, – может быть, но это все не то!.. Смотри, смотри! Ну, Бога ради, как же настоящему-то русскому человеку не любить Москвы?.. Иван-то Великий как высится…
Господи… Вон направо-то Симонов монастырь, вон глава Донского монастыря влево…
Загоскин снял очки, вытер слезы, навернувшиеся у него на глаза, схватил меня за руку и сказал:
– Ну, что, бьется ли твое русское сердце при этой картине?
В экстазе он начал говорить мне «ты».
Чудный летний вечер, энтузиазм Загоскина, великолепная картина, которая была перед моими глазами, заунывная русская песня, несшаяся откуда-то, – все это сильно подействовало на меня.
– Благодарю вас, – сказал я Загоскину, – я никогда не забуду этот вечер».
В 1826 году юные Герцен и Огарев произнесли свою знаменитую «клятву на Воробьевых горах». Герцен описал этот эпизод в «Былом и думах».
«Запыхавшись и раскрасневшись, стояли мы там, обтирая пот. Садилось солнце, купола блестели, город стлался на необозримое пространство под горой, свежий ветерок подувал на нас, постояли мы, постояли, оперлись друг на друга и вдруг, обнявшись, присягнули, в виду всей Москвы, пожертвовать нашей жизнью на избранную нами борьбу. Сцена эта может показаться очень натянутой, очень театральной, а между тем через двадцать шесть лет я тронут до слез, вспоминая ее, она была свято искренна…»
Глубоко и многозначительно высказывание А.П. Чехова о Воробьевых горах: «Кто хочет понять Россию, должен посмотреть отсюда на Москву».
Царский павильон на Воробьевых горах. Конец XIX века
С начала XX века Воробьевы горы становятся любимым местом прогулок москвичей.
На бровке обрыва был построен ресторан с видом на реку; местные жители устраивали возле своих изб «садочки» – ставили несколько столиков на свежем воздухе, подавали гуляющим пиво, чай и нехитрую закуску.
Назначенный в 1919 году начальником Всевобуча – всеобщего военного обучения молодежи для подготовки к военной службе, один из организаторов Красной армии командарм Н.И. Подвойский предложил использовать Воробьевы горы для спортивных занятий и соревнований. Его проект в духе того времени приобрел грандиозные масштабы. Было решено преобразовать Воробьевы горы в спортивный город – со стадионами, закрытыми тренировочными залами, с культурными учреждениями – театрами, библиотеками, медицинскими учреждениями. Центром этого города должен был стать стадион на 40 тысяч зрителей. Название всему комплексу было придумано также соответствующее духу времени: «Красный международный стадион имени Ленина».