Язычники крещеной Руси. Повести Черных лет - Прозоров Лев Рудольфович (читаемые книги читать .TXT) 📗

Тут, кстати, вовсе не обязательно предполагать за Свенельдом некую вину, за которую Олег мог убить его сына — в былинах богатыри тоже стараются выспросить имя у уже повергнутого противника, готовясь его убить.

Здесь можно видеть, как опасение ненароком убить кого-то из ближайших родичей (которых оторвавшийся от дома дружинник мог и не знать в лицо), к чему языческая мораль была чрезвычайно строга, так и опасение мести со стороны духа убитого, обезопаситься от которого можно было тем надёжнее, зная его имя.

В тех же былинах как раз даже побеждённые враги не спешат сообщать своё имя победителю — уж не из опасения ли угодить в окончательную, посмертную зависимость от него?

Причиной же собственно убийства могло послужить элементарное нарушение охотничьих владений, оскорбительное для князя.

Разъярённый Свенельд требует от Ярополка войны с Олегом, тот начинает её, разбитое в столкновении с киевскими дружинами древлянское войско бежит в Овруч, ставший столицей земли взамен сожжённого Ольгой Искоростеня, Олег гибнет, падая с моста в ров.

Его тело с трудом отыскивают воины брата под грудами трупов. Потрясённый Ярополк в слезах бросает Свенельду: "Этого ты хотел?"

После этого Свенельд исчезает со страниц летописей — впрочем, ничего удивительного — старый полководец служил уже третьему поколению потомков Сокола-Рюрика и даже по нашим меркам был уже в более чем почтенном возрасте.

Узнав про гибель Олега, Владимир бежит за море, к варягам. Никаких сообщений о пребывании в своих землях отлично известного им "Вальдамара Старого из Гардов" скандинавские источники не сохранили, что не мешает норманнистам рассказывать нам с уверенностью очевидцев, как Владимир вербовал войска в… Швеции.

На самом деле речь, конечно, идёт о "Поморье Варяжском в Кашубах за Гданьском", по выражению русской летописи — на южном побережье Балтики, где все источники и упоминают варягов, верингов, варангов.

В те времена как раз на "Поморье Варяжском" правили христианские оккупанты из-за Лабы. В их приёмах насаждения "евангельской вести любви и милосердия" на землях варяжских предков Святослава будущие крестители могли почерпнуть немало полезного для себя.

И, как в любой земле в мутное время иноземного засилья, наверняка было немало народу, готового идти за кем и куда угодно — лишь бы отсюда. То есть, готовых дружинников для беглого князя.

Затем последовало возвращение. Водворившись в Новгороде, недавний беженец тут же посватался к уже просватанной за его брата-противника полоцкой княжне Рогнеде. Её отцом был правивший в Полоцке Рогволод, "пришедший из-за моря".

Наши норманнисты не были бы норманнистами, если бы тут же не "поняли" всё "правильно" и не объявили беднягу Рогволода с дочерью, которых ни одна летопись даже варягами не называет, "конунгом Рагнвальдом" и его дочерью "Рагн-хейд".

На самом деле имя Рогволода насквозь славянское, такое же встречается у чехов (Rohvlad) и поляков (Ругволод).

Имя же его дочери, в летописи воспроизводимое, как "Рогънеда", состоит из славянского корня "Рог", очевидно, родового для полоцких правителей, и женского имени Неда, по сей день бытующего у сербов и болгар, народов, в норманнских контактах не замеченных [19] .

Ещё яснее происхождение полоцкой династии делается из ответа Рогнеды на сватовство Владимира: "Не хочу разуть робичича (сына рабыни. — Л.П.), а хочу за Ярополка".

Разували жениха невесты у славян; у скандинавов и германцев, наоборот, именно жених разувал невесту.

Невзирая на всё это, наши и зарубежные норманнисты наперебой выдают перлы о "призвании (?! — Л.П.) полочанами князя из Скандинавии" или даже о том, что "в Полоцке издревле (?!! — Л.П.) правила норвежская (?!!! — Л.П.) династия".

Злополучное упоминание о приходе князя Рогволода "из-за моря", столь губительно повлиявшее на некрепкие умы иных учёных, может быть как обычным фольклорным штампом, так и говорить о его (Рогволода) временном — как у самого Владимира — пребывании за морем (последнее наиболее вероятно в свете упоминания о "волости", то есть, законном владении Рогволода в Полоцке).

Наконец, не стоит забывать и о страшном жупеле наших норманнистов — цивилизации балтийских славян, мореходов, купцов и морских разбойников.

Уязвлённый "в лучших чувствах" напоминанием о своём происхождении и месте, Владимир напал на Полоцк, захватил его (очевидно, в отличие от отца, робичич не затруднял себя объявлением войны) и, изнасиловав на глазах у отца и братьев полоцкую княжну, тут же убил своих свёкра и шурьев.

После этой первой победы началось триумфальное шествие к Киеву, первые стычки с войсками великого князя, благополучные для хазарского полукровки, но, очевидно, не вполне — Добрыня всё же счёл необходимым подстраховаться и вступил от имени племянника в тайные переговоры с новым воеводой Ярополка с выразительным именем Блуд.

Владимир обещал киевскому полководцу за предательство государя отеческие почести и многие дары. В результате Владимир вскоре подошёл к Киеву.

А Блуд, недавно уверявший Ярополка, что тот вот-вот небольшими силами разгромит презираемого собственными воинами за низкое происхождение брата, теперь нашёптывал князю, что киевляне за его спиной сговариваются с Владимиром (и даже не врал ведь, иуда, вот только конкретное имя сговаривавшегося с врагом киевлянина, понятно, не назвал) и вот-вот откроют ворота.