Казачество в Великой Смуте От Гришки Отрепьева до Михаила Романова - Широкорад Александр Борисович (серия книг .TXT) 📗
3 июля вблизи села Тайнинского состоялась встреча процессии с царем Василием и боярами, которые шли пешком, чтобы встретить за городом мощи настоящего сына Ивана Грозного. За царем и боярами следовало духовенство и толпы горожан. Затем произошла сцена, достойная кисти самого великого художника. Гроб был открыт, и инокиня Марфа увидела… свежий труп. Бывшая царица должна была опознать своего сына, как она год назад «опознала» живого Димитрия на том же самом месте. Марфа, видавшая виды, тут от ужаса не сумела произнести ни слова. Теперь ей придется плакать над гробом чужого ребенка, а прах ее единственного сына выброшен и уничтожен.
Спасая положение, царь сам подошел к гробу, совлек царскую червленую багряницу, опознал царевича, поцеловал мощи и повелел гроб закрыть. Процессия торжественно проследовала к Москве Гроб с телом «царевича» несколько часов стоял на Лобном месте на Красной площади, а затем был перенесен в Архангельский собор. Причем царь Василий лично поддерживал носилки с гробом.
За это время инокиня Марфа пришла в себя, а кроме того, ей намекнули на серьезные неприятности, если она будет упрямиться. Поэтому в Архангельском соборе она нашла силы громогласно объявить, что в гробу находится ее сын. Марфа красочно покаялась, что признала сыном вместо страстотерпца Гришку-расстригу, она-де боялась, чтоб Гришка «не нанес ссыльного гонения и нестерпимой нужды злыми обидами».
Гроб был помещен в склеп рядом с могилой Грозного. Через несколько часов монахи подвели к гробу Димитрия слепого. Слепой помолился у гроба и вдруг прозрел. Всего в день захоронения в Архангельском соборе у гроба излечилось 13 человек. Смертельно больные люди вскакивали с носилок, хромые бросали костыли, горбатые выпрямлялись и т. д. На следующий день исцелилось 12 человек и т. д. При каждом новом «чуде» звонили все московские колокола. Толпы народа осаждали двери Архангельского собора. По приказу царя составили грамоту с описанием чудес Димитрия Углического и разослали ее по городам. Однако противники Шуйского постарались испортить красивый спектакль. В собор был доставлен настоящий больной при последнем издыхании, он дотронулся до гроба и умер. После инцидента доступ к мощам был прекращен. Московские колокола смолкли.
Тем не менее царь Василий разослал по всем города грамоту, в которой пространно изложил обстоятельства перенесения мощей царевича Димитрия, а также засвидетельствовал его мученическую смерть по вине Бориса Годунова.
Но мы забыли о Филарете, и это неудивительно — о нем забыли все. «Мавр сделал свое дело» — привез мощи, «мавр должен уйти». При встрече в Тайнинском Филарет остолбенел не менее Марфы. Та увидела чужой труп, а он… патриарха. Да, да! Вместе с царем шел и патриарх Гермоген. Правда, он еще не был возведен в сан собором и формально являлся кандидатом в патриархи. Но это были пустые формальности, и в ряде документов при захоронении мощей Димитрия Гермоген фигурирует как патриарх.
На нового патриарха, твердого в вере и большого патриота земли русской, царь Василий вполне мог положиться, а Филарету предложил малой скоростью ехать в свою ростовскую митрополию — он ведь по-прежнему митрополит Ростовский.
Глава 8. Казаки с Болотниковым и без него
Ценой больших усилий царю Василию удалось укрепить свою власть в столице. Совсем иначе дела складывались в провинции. Жители юго-западных городов — Путивля, Чернигова, Кром и других — наотрез отказались присягать новому царю. Там правили воеводы — сторонники Лжедмитрия.
По всей стране распространялись слухи, что Димитрий не был убит в Москве, а скрылся и вот-вот объявится. В какой-то мере распространению таких слухов способствовали действия царя Василия.
Так, глупости и противоречия царской грамоты, разосланной по всей стране с объяснением причин переворота 17 мая 1605 г. и мотивировками воцарения Шуйского вызывали серьезные подозрения как у воевод, так и у простых горожан.
В день переворота трупы Отрепьева и Басманова сторонники Шуйского отволокли на Лобное место, раздели донага, да еще на Отрепьева надели страшную маску, в которой тот собирался быть на маскараде. Никто не подумал, что народ, привыкший видеть царя в роскошных одеяниях, не будет ассоциировать его с изуродованным трупом, да еще с закрытым маской лицом. Сразу же начались разговоры, что убитый совсем не похож на царя Димитрия. Через три дня Басманова похоронили в церкви Николы Мокрого, а Отрепьева — в убогом доме за Серпуховскими воротами. Но по Москве поползли разные слухи: говорили, что сильные холода стоят благодаря волшебству расстриги, что над его могилой творятся чудеса. Тогда труп самозванца вырыли, сожгли в деревне Котлы и, смешав пепел с порохом, выстрелили им из пушки в ту сторону, откуда он пришел.
В итоге значительная часть южных городов России отказалась присягать царю Василию. Верными «царю Димитрию Ивановичу» остались Рязань, Карачев, Ливны, Орёл, Венёв, Михайлов, Волхов, Ряжск, Кашира, Алексин, Льгов, Делилов и Епифань.
Самым же неприятным для Василия Шуйского было то, что в украинных крепостях по приказу появившегося позже Лжедмитрия II были собраны отряды дворян и казаков, предназначавшиеся для похода в Крым.
Так, большой отряд дворян и казаков дислоцировался в крепости Елец. Там движение против царя Василия возглавил сотник, сын боярский Истома Пашков. Судя по всему, Истома — это прозвище, а настоящее имя — Филипп Иванович. Происхождение свое мелкий дворянин (у самого Истомы было только два села) вел от польского шляхтича Григория Пашкевича, поступившего на службу к Ивану Грозному. Отряду Пашкова вскоре удалось овладеть Тулой, Венёвым и Каширой.
Значительную часть Рязанщины взяли под контроль воевода Григорий Сунбулов и дворянин Прокопий Ляпунов с братьями. Доминировали в их войсках дворяне, но и казаков там хватало (от пятой части до четверти всех ратников).
Лжедмитрий I дал льготы касимовскому хану Урус-Мухаммеду. По этой, а может, по другим причинам хан и его Городецкие казаки (касимовские татары) тоже не признали царя Василия.
Очаги восстания вспыхнули по всей стране. Так, на далеком Тереке атаман волжских казаков, уже знакомый нам Федор Волдырь, выдвинул нового самозванца — царевича Петра. На самом деле это был бродяга Илья, сын муромской проститутки Ульяны, которая ушла от мужа и прижила Илью от посадского человека Ивана Коровина. Подросший Илья поначалу торговал яблоками у нижегородского купца Грозильникова. Позже это занятие Илье надоело, и он подался в Казань на Волгу, а затем на Терек. На Тереке Илейке-Петру удалось собрать большой отряд гулящих казаков. Самозванец рассказал им фантастическую историю, будто Ирина Годунова, жена царя Федора Иоанновича, была беременна, но очень боялась своего брата, Бориса Годунова, который уже метил на царство. И вот, родив в 1592 г. сына, она подменила его девочкой, чтобы коварный Борис не извел младенца. Сына же она отдала на воспитание дьяку Андрею Щелкалову и князю Мстиславскому. Царевич рос у жены Щелкалова полтора года, затем его отдали Григорию Васильевичу Годунову, тоже посвященному в тайну. У него царевич прожил два года, а потом его перевезли в монастырь под Владимиром, где игумен научил его грамоте. Когда царевич освоил грамоту, игумен написал об его успехах Григорию Васильевичу Годунову, считая его отцом мальчика. Но Григорий Годунов к тому времени уже умер, а его родные отписали, что «у родича нашего не было сына, не знаем, откуда взялся этот мальчик». Заинтригованные родные обратились за разъяснениями к Борису Годунову, и Борис написал игумену, чтобы тот прислал мальчика к нему. Царевича повезли в Москву, но по дороге он, почувствовав недоброе, сбежал, какое-то время жил у князя Барятинского, а затем ушел к казакам, где и объявил о себе.
Целью Федора Болдыря было просто собрать под знамена самозванца побольше казаков и отправиться вместе с ними вверх по Волге грабить купеческие караваны и небольшие городки. Первоначально отряд Болдыря состоял из 300 казаков, а к весне, по сведениям Маржерета, их число достигло 4 тысяч. Это явное преувеличение, но тысячи две было.
