В борьбе за Белую Россию. Холодная гражданская война - Окулов Андрей Владимирович (книга жизни .TXT) 📗
Они сразу же стали проявлять всяческое дружелюбие, а один начал вспоминать знакомые русские слова: «Калашников», «Макаров», «ППШ»…
Потом показал на соседний барак и сказал:
— Это — нет кароши люди!
Я сначала не понял, в чем дело. Оказывается, соседний барак занимали… немцы! Асоциальные элементы. Они пропили все и жили исключительно на социальное пособие. Которое тоже пропивали. Зрелище было будто из фильма ужасов. С утра один из них бежал в магазин и закупал дешевого пива. Потом они ставили столы на улице перед своим бараком и мрачно начинали пить пиво. Морды одутловатые, кожа — белесая. Пьют и молчат.
Афганцы их невзлюбили за то, что в ответ на приглашение в гости немцы ответили, что они — «грязные иностранцы» и с ними они пить-есть не будут. Вот какими агрессивными националистами бывают немецкие алкоголики!
Сам городок Хоххайм располагался выше, среди знаменитых виноградников. Здесь делают прекрасный рислинг. Но проживание в бараках, даже возле виноградников, сказкой никому не покажется.
Мы получили политическое убежище и синие «нансеновские» паспорта. Так их называли старые эмигранты — паспорт беженца учредил в свое время еще Фритьоф Нансен. В углу — две черные полосы. В графе «гражданство» — Staatenlos, бесподданный. Но он давал нам право жить и работать на территории ФРГ. Все гражданские права, кроме права избирать и быть избранным и права служить в армии. Ни то ни другое нам было ни к чему. Я уже официально устроился на работу в «Посев», мать получила место в МОПЧ — Международной организации защиты прав человека. Пора было искать квартиру.
В Германии это — проблема жестокая. В объявлениях о сдаче квартир сплошь и рядом стоит: «Keine Kinder», «Keine Auslaender», «Keine Haustiere». Никаких детей. Никаких иностранцев. Никаких домашних животных. Нужно внести вперед три квартплаты — залог. А зарплата такая, что страшно становится. Шуметь можно до десяти вечера. А в субботу-воскресенье — с трех дня. Чтобы все соседи выспаться успели. Мой знакомый меблированную комнату снимал, так ему хозяйка запрещала днем шторы полностью открывать — только до половины. Чтобы хозяйская мебель на солнце не выгорела. Раз в пять лет обязан за свой счет квартиру полностью отремонтировать.
К тому времени я уже был принят в «Систему» НТС. Так называли освобожденных работников, которые служили в различных секторах этой антисоветской организации. Зарплата — партминимум. Всем. Женатым еще 100 марок на каждого из детей добавляли. Первая моя зарплата составляла 800 марок в месяц. Попробуй на это сними квартиру!
Первая наша квартира была в пригороде городка Рюссельсхайм — столице автомобильной империи Опеля. Хорошее было название у этого пригорода — Хасслох. Если учесть, что hassen по-немецки означает «ненавидеть», a Loch — «дыра». Н-да, занесло. Полтора часа до «Посева» со всеми пересадками. Но городок был очень приятный, и сосновый лес — чуть ли не через дорогу. Квартиру эту сдал нам другой эмигрант. Он книгами торговал. И деньги очень любил. Потому что вскоре выяснилось, что не имел он права ее никому сдавать — она была социальная, т. е. предоставлена его семье городскими властями как малоимущим. Сначала нас хотели оттуда выселить, но потом сказали, что вы можете просто переоформить ее на себя, вот и все. Не повезло ему. А потом я снял себе свою первую отдельную однокомнатную квартиру. И каждый месяц мне пришлось отдавать за нее половину своей зарплаты. Но что сравнится со счастьем жить отдельно ото всех?
В городе Рюссельсхайм каждый год летом проходили курсы русского языка. Их устраивал Михаил Викторович Славинский, один из самых верных и активных энтээсовцев. Казалось, к политике это мероприятие, организованное для иностранцев, изучающих русский язык, никакого отношения не имело. Они платили деньги, их размещали в старинном замке: в этом здании находилось Jugendherberge — общежитие для путешествующей молодежи. Им преподавали русский язык, читали лекции по русской литературе, истории, современному положению в СССР. Работали курсы по принципу самоокупаемости, никаких денег НТС в них не вкладывал.
Но все, что тогда касалось России, так или иначе было связано с политикой. Советский Союз тоже устраивал курсы русского языка. На них помимо культурной программы иностранцам настойчиво внушалась любовь к социализму и всему, что с ним связано. Да и валюта Советам всегда требовалась.
Курсы в Рюссельсхайме были своеобразной альтернативой. Здесь читали доклады эмигрантские писатели и публицисты. Вместо «Известий» и «Правды» студенты изучали статьи из «Посева» и «Русской мысли». В советской прессе писали, что таким образом НТС вербовал потенциальных курьеров для переброски в СССР антисоветской литературы. Но на самом деле студенты-слависты были для этой цели не самой подходящей средой. Их будущая карьера зависела от возможности частых поездок в Россию: мало кто из них соглашался рисковать. Высылка, закрытие визы…
Старинная крепость стояла на берегу Майна. Крепость именовалась «шведской», хотя шведы в Средние века здесь лишь один год зимовали, даже повоевать ни с кем не успели.
Башни, парк, мощенный булыжником двор с местом для костра в центре. Студентам нравилось сидеть здесь ночами и смотреть на огонь. Разговаривать полагалось по-русски. Новые впечатления, летние романы…
Мы жили в самом Рюссельсхайме, поэтому добираться до крепости мне было недалеко. Михаил Викторович сначала приглашал меня на курсы как участника диссидентского движения, чтобы студентов просвещать. Потом я приезжал сюда почти каждый год. Вместо отпуска. Подрабатывал — преподавал русский язык. Вдобавок на курсы приезжали очень симпатичные девушки из самых разных стран. Ну как им не помочь с изучением русского?
Уроки проходили в крепости, но иногда я уводил свою группу в соседнее летнее кафе. Многим такие уроки нравились гораздо больше тех, что проводились в классах.
Один раз я организовал урок по сценарию заседания парламента абстрактной страны. Я разделил студентов на фракции: коммунистов, «зеленых», нацистов и анархистов. Сам назначился президентом несчастного государства, раздираемого инфляцией, безработицей и сепаратизмом. От студентов требовалось решить судьбу государства на русском языке. Словарный запас пополнялся по ходу дела. Студенты пришли в восторг. Они быстро предложили несколько вариантов выведения страны из кризиса: коммунисты — обратиться за «братской помощью» к СССР, нацисты — начать войну и отправить на фронт всех безработных, «зеленые» — уничтожить промышленность и засадить все промышленные зоны деревьями. Молчал только каталонец, выбравший роль анархиста.
Но когда я заявил, что распускаю парламент, забираю золотой запас и уезжаю за границу, он с южным акцентом сказал:
— У меня нет предложений. Но у меня есть пистолет!
И тут же выстрелил в меня из воображаемого оружия. Последнее русское слово, которое студенты выучили на этом уроке, было «измена»!
Другой урок был организован по сценарию «Скандальный день рождения».
— Представьте себе, — сказал я студентам, отхлебнув пшеничного баварского пива, — что я — хозяин дома, который пригласил вас всех на день рождения. Но я и не подозревал, что все вы давно знакомы. Ты — его бывшая жена, а бракоразводный процесс все еще тянется. Ты — его незаконнорожденный сын, которому не платят алиментов. А ты должен своему соседу по столу десять тысяч долларов и уже десять лет не отдаешь. Все вы друг друга ненавидите, а я об этом ничего не знаю. Но именно в этот праздник все тайное станет явным…
Аудитория замолчала. Каждый обдумывал свою роль. Первым оживился американец.
— Дорогая, — сказал он своей «разведенной жене». — Я очень рад, что мы развелись. Потому что я понял: я — педераст. Вот мой новый любовник (он обнял за плечи смутившегося немца). Он любит меня не за мое прекрасное тело, а за мой глубокий ум! Но это уже неважно, потому что у меня СПИД и я скоро умру…
— Но тогда, — говорит с немецким акцентом другой «гость», — я не отдам тебе десять тысяч долларов! Зачем они тебе?
