Почему мы не слетали на Луну? - Мишин Василий Павлович (книги бесплатно без регистрации txt) 📗

Дальше был очень сложный разговор. Выступало много сотрудников ЦКБЭМ с критикой в адрес института по всем позициям, по-видимому, в соответствии с подготовленной режиссурой. В том числе и по поводу заключения института, в котором указывалось на невозможность реализации лунной программы за два года. Чаще всего нападали на наше предложение о введении предполетных огневых технологических испытаний отдельных ступеней лунного комплекса, без чего институт считал невозможным решить целевую задачу. При этом космонавт К.П. Феоктистов заявил, что мы ошибочно приписываем американцам использование предполетных ОТИ ступеней РН “Сатурн-5”, он был в США, якобы, все видел и доподлинно знает. Я молчал. С. А. Афанасьев еще два раза включался в общий хор. Когда все эмоции наших оппонентов разрядились, и сердитые речи начали вянуть, повторяться, я попросил слова:

— Тут много говорили, что предполетные ОТИ вредны и американцы их не употребляли в своей практике при реализации программы “Аполлон”. Должен вас заверить — это страшное заблуждение. Применяли и благодаря им уже не раз побывали на Луне. Я оглашу некоторые документы по этому вопросу.

Я начал зачитывать таблицу имеющихся у меня данных: заводской номер первой ступени носителя “Сатурн-5”, когда и в какое время по Гринвичу она испытывалась на стенде, сколько секунд проработали двигатели, какие дефекты были выявлены при испытании указанной ступени и какие меры предприняты по устранению выявленных недостатков. С некоторым сарказмом сказал, что не буду гринвичское время переводить в московское, собравшихся это не должно интересовать. В полной тишине зачитал результаты ОТИ двадцати первых ступеней и спросил:

— Есть ли необходимость зачитывать результаты огневых испытаний двадцати вторых ступеней носителя “Сатурн-5”, чтобы убедить вас, что ОТИ — это реальность, и американцы так уверенно шесть раз садились на Луну именно потому, что каждый носитель их прошел огневую обкатку на Земле, и выявленные при этом дефекты были устранены на всех 20 носителях.

В наступившей тишине Сергей Александрович удивленно, но благожелательно спросил:

— Откуда Вам все это известно?

— Институт работает, обобщает информацию, содержащуюся в различных журналах США. Они не делают из этого тайны, — отвечаю.

— А почему я этого не знаю? — снова задает вопрос министр.

— Не имею представления. Все отчеты институт высылает в свой главк министерства, — коротко отвечаю я.

— А почему Василий Павлович не знает об этом? — снова интересуется министр.

— Потому, что отчеты с такими материалами находятся в тех мешках, которые Василий Павлович не читает, — с удовольствием пускаю стрелу в адрес Мишина.

Тот даже вскрикнул:

— А мы все равно не будем читать!

— А мы заставим вас читать! — неожиданно для меня, жестко и категорично вмешался министр. Затем он доброжелательно, по-товарищески, спросил меня:

— Ты безо всяких политесов, по-простому, объясни, почему считаешь невозможным осуществить экспедицию за два года?

Простота обращения сняла с меня напряжение и скованность, которые я испытывал во время совещания, когда меня прокатывали через жесткие вальцы умельцы ЦКБЭМ. А цель совещания была, по-видимому, в том, чтобы авторитетом конструкторов проверить на прочность заключение ЦНИИмаша и разрушить его технические позиции. Я начал тоже не формально:

— Года три тому назад я купил автомашину “Волга”. Долго тренировался, но даже теперь при езде по Москве я испытываю большое напряжение: болит шея, мокнет спина, а задача простая. Еду по плоской дороге, скорость малая. Если сложная обстановка, могу вообще остановиться, переждать. Умеющие меня объедут. Космонавт же, совершающий посадку на Луну, движется в пространстве, без дорог, со скоростью 2,3 км/с. Он должен перед посадкой погасить всю скорость, выбрать хорошую площадку и мягко прилуниться. Нет возможности долго зависать во время посадки из-за чрезмерного расхода топлива. Должен космонавт тренироваться и научиться летать на лунном корабле? Безусловно. Для этого необходимо сделать на базе вертолета динамически подобный тренажер, а к созданию такого тренажера еще не приступили. Его разработка и наладка займет не менее трех лет. Так о какой посадке советского человека на Луну через два года может идти речь?! Это раз.

— Как, нет тренажера? — взволновано вмешался министр.

— Сергей Александрович, мы уже два года ставим вопрос перед ВПК, чтобы выделили вертолет и переделали его в летающий тренажер, а вопрос так и не решен, — начал объясняться заместитель главного конструктора Я.И. Трегуб. Тут министр перешел на разговор с представителями ЦКБЭМ и главным конструктором в совершенно ином тоне и забыл обо мне. Афанасьев стал выяснять причины такого упущения и возмущаться не только медлительностью, но и отсутствием тревожных докладов в его адрес. Я молчал, подготовив ряд других “поленьев” в костер, если пламя начнет затухать. Но мне не пришлось выступать. Министр переменил адресата своих претензий и прекратил совещание уже с другим ответчиком вместо меня. Я поднялся и решил тихо уйти от скандала. Афанасьев остановил меня у самой двери:

— Ты куда?

Я односложно ответил:

— Работать в институт.

— Подожди, я поеду с тобой. Ты мне покажешь лабораторию динамических испытаний, и я задам несколько вопросов. Моя “Чайка” на время отошла, — сказал министр.

— А Вы не боитесь со мной ехать. Я — неопытный шофер.

Но ему дали другую, служебную, машину. Разговор в лаборатории динамических испытаний был более чем лицеприятный. Увидев большое количество реальных объектов — ракет и двигателей, размещенных в стапелях на вибростендах или находящихся в процессе подготовки к испытаниям, — Сергей Александрович был приятно удивлен рабочим состоянием лаборатории. А заметив в корпусе твердотопливную ракету “Темп-2С” нашего конкурента — Министерства оборонной промышленности, Афанасьев был поражен, что он доверяет ЦНИИмашу важные секреты и поручает проводить испытания своих разработок.

— Мы, как доктора, соблюдаем тайны болезней, — пояснил я.

Министр осмотрел все объекты, о которых я давал объяснения. Он был удовлетворен чистотой в лаборатории, тем, что там так активно ведутся работы, поинтересовался их планом и выразил полупретензии, что при таком объеме работ в субботу не проводят испытания. Я сказал, что при располагаемом штате сотрудников испытания можно вести только в одну смену, причем в рабочие дни. Конечно, можно было бы устроить показуху и работать в субботу, но это не рационально: придется поднимать все службы института, помимо испытателей, а кроме того, терять, по существу, продуктивный рабочий день, чтобы по закону предоставить отгул. Сергей Александрович обещал помочь кадрами, станками и оборудованием. Я был окрылен таким поворотом дел. Вместо экзекуции получил понимание и поддержку.

При выходе из корпуса лаборатории динамических испытаний министр опять спросил:

— Ты куда?

И получив мое:

— Работать, — продолжил:

— Хватит, садись в “Чайку”, поедем в Москву. Я тебя доставлю домой.

— Но у меня есть собственная машина.

— А ты что, боишься ее оставлять на ночь на территории своего института?

— Нет, — отвечаю.

— Тогда поедем, — сказал Сергей Александрович и жестом пригласил занять место в “Чайке”. В дороге о делах мы не говорили.

Больше с переносом сроков выполнения лунной программы я не сталкивался. Сейчас может возникнуть вопрос, почему возник конфликт с двухгодичным сроком ее реализации и почему так упорно институт не соглашался с этим, не уступая мнению министра и главного конструктора комплекса. Ведь можно было бы промолчать, включив в заключение неприметное условие, которое освобождало бы институт от ответственности. Министерству и Мишину хотелось завершить эту беспрецедентную программу любыми средствами. Два года были названы для того, чтобы получить согласие правительства на продолжение работ. Более длительные, реальные, сроки могли сразу же инициировать решение о закрытии лунной программы. Институт после четырех аварий носителя Н1, учитывая принятый метод отработки его надежности, не верил в возможность решения проблемы даже при значительно более продолжительных сроках. Поэтому мы не хотели брать на себя ответственность за беспринципное соглашательство, приводящее к неизбежным колоссальным и напрасным затратам. Кроме этого, вокруг лунной программы завязывался тугой узел противоречий с “верхами”, которые только искали повода и “стрелочников”, чтобы закрыть ставшую ненужной разработку. Им было необходимо сохранить лицо и найти “рыжего”.