Диссиденты, неформалы и свобода в СССР - Шубин Александр Владленович (книги онлайн читать бесплатно .TXT) 📗
Руководство страны ценило эту двойственность и отвечало на нее собственной. Отгремели мартовские громы, летом Хрущеву прочитали новый вариант «Теркина на том свете», и на этот раз произведение Твардовского понравилось. Хрущев хохотал, ему нравилось остроумное издевательство над чиновниками, а страха перед переворотом у него уже не было.
17 августа поэма А. Твардовского «Теркин на том свете» была опубликована в «Известиях». Окрыленная успехом, партия прогрессистов стала двигать «Один день Ивана Денисовича» на Ленинскую премию. В развернувшейся полемике удалось пробить положительные отзывы о повести даже в «Известиях» и «Правде». Впрочем, плюрализм в стране уже был достаточно широк, и такая реклама не решила дело – в «Литгазете» были отрицательные отзывы (потом они появились в «Правде»). Охранители, укрепившиеся в 1963 г. в СП, решили не пропускать «очернителя» на премию. При поддержке Ильичева наступление прогрессистов удалось и на этот раз остановить, Солженицын премию не получил. Его повесть была выдержана в духе абстрактного гуманизма, а для присуждения Ленинской премии требовалась глубочайшая партийность.
Но при этом журнал «Коммунист» снова встал над схваткой литературных течений, покритиковав за однобокость и «Новый мир», неумеренно восхвалявший «Один день Ивана Денисовича», и «Октябрь», слишком резко критиковавший «Теркина на том свете» [188].
Подводя итоги 1963 году, Твардовский изложил суть стратегии прогрессистов: «Какой тяжелый год мы прожили! Но надо, не поддаваясь эмоциям, возмущению, брать метр за метром, уступчик за уступчиком…» [189] Можно добавить: уступку за уступкой.
В 1964 г. позиционные бои продолжались. Прогрессисты пытались консолидировать свой лагерь. Критика «Нового мира» опиралась на произведения Солженицына, пытаясь поляризовать общественное мнение вокруг поставленных в них проблем сталинизма. Особенно далеко в борьбе за такую поляризацию пошел В. Лакшин со своей статьей «Иван Денисович, его друзья и враги», опубликованной в начале 1964 г. Эта статья, выдержанная в духе «Кто не с нами, тот против нас», обидела центристов и способствовала изоляции «Нового мира». Лакшина критиковали за попытку приватизировать Ивана Денисовича в пользу только одной «литературной партии», в то время как это произведение дорого самым разным читателям. Но особенно бдительные критики нашли у новомирского автора и более опасные нотки. «Литературная газета», отошедшая уже от реформизма, обнаружила у своего бывшего сотрудника Лакшина теорию «руководителей и руководимых» [190], почти классового разделения советских людей, обнаженного на примере лагерной жизни в повести Солженицына.
11 июня 1964 г. Твардовский попытался начать новое наступление, пустив в дело широкое антисталинское (а местами и вполне антикоммунистическое) полотно – роман А. Солженицына «В круге первом». И хотя тогда это произведение было лишено некоторых антисоветских и прозападных мотивов, известных его нынешним читателям, мнения в редакции «Нового мира» разделились. «Заседание шло почти четыре часа. А.Т. в начале объявил его «приведением к присяге»… Всем ходом обсуждения он выдавил из редакции согласие на мой роман…» [191], – вспоминал А. Солженицын. Но для покровителей реформистов в высших эшелонах власти это было уже слишком. 21 августа помощник Н. Хрущева В. Лебедев вернул А. Твардовскому рукопись романа А. Солженицына, отказавшись участвовать в ее «пробивании» через цензуру.
Это были последние стычки на литературном фронте времен «оттепели». Наступление литераторов выдыхалось, но оно достигло своей цели, значительно расширив рамки творческой и идейной свободы по сравнению с серединой 50–х гг.
Глава III
Вечные ценности
20–30–е гг. были в истории русского Православия годами гонений и исканий. В пламени революции Церковь освободилась от опеки государства, но священники и паства разделились. Сохранять ли церковные порядки в неприкосновенности или идти путем обновления, русской реформации? Бороться ли с новым, атеистическим государством или искать компромисса? Эти вопросы разделили Церковь. Коммунистический режим, видевший в Церкви конкурента в мировоззренческой борьбе, обрушил на нее репрессивный меч и огонь атеистической агитации, используя любой повод для арестов и казней. Это были гонения, подобные римским. Они внесли серьезные разрушения в церковную инфраструктуру, но Тело Христово устояло и стало искать примирения с советским обществом и властью.
Государство тоже менялось, синтезируя коммунистический проект и традицию. Великая война ускорила сближение.
После исторической встречи Сталина с митрополитами Сергием, Алексием и Николаем 4 сентября 1943 г. государство признало право Церкви на легальное существование и ограниченное развитие своей инфраструктуры, включая монастыри и семинарии. РПЦ получила ограниченные права юридического лица. Таким образом, Сталин санкционировал заповедник инакомыслия, хотя и не политического, но мировоззренческого. Для улучшения отношений государства и Церкви создавалось специальное ведомство – Совет по делам РПЦ во главе с Г. Карповым. Государство тут же взяло Церковь под опеку, предоставив государственную материальную поддержку новоизбранному Патриарху Сергию и митрополитам, поспособствовав преодолению раскола с обновленцами. Под государственным давлением большая часть обновленческого клира была интегрирована в РПЦ [192]. Легкость этой интеграции объясняется не только государственным давлением, но и преодолением одной из важнейших причин раскола – разного отношения к советскому государству. Уже заявление патриарха Тихона 1923 г. и Декларация митрополита Сергия 1927 г. означали, что РПЦ отказывается от борьбы с атеистическим режимом. Но советское государство все еще видело в Православии угрозу, и потребовалась длительная эволюция режима к признанию дореволюционных ценностей (связанная и с изменением состава самой партийной касты), чтобы заключить с РПЦ советский «конкордат».
РПЦ стала союзником власти в решении внешнеполитических проблем (поддержкой СССР на международных фронтах занялся возникший в 1946 г. Отдел внешних церковных сношений во главе с митрополитом Николаем), в борьбе с сепаратизмом Западной Украины, где борьба с украинскими националистами сопровождалась разгромом Униатской церкви. В этих вопросах государство и Церковь исходили из совпадения интересов. Если это совпадение не обнаруживалось, Сталин властно воздвигал пределы для религиозной пропаганды. Малейшие попытки выйти со словом Божьим за пределы начерченных государством границ кончались арестом. Однако «за арестами 40–х гг. не стояло умысла об искоренении Церкви, в отличие от 20–30–х гг.» [193]
Одновременно был ослаблен нажим на мусульманство. В 1943 г. в Ташкенте было создано Духовное управление мусульман Средней Азии и Казахстана. В 1945 г. возобновился Хадж. Каждый год по 20–25 человек направлялось в Мекку. После 1943 г. были созданы Духовные управления Закавказья в Баку, Северного Кавказа в Буйнакске. Управления назначали имамов и разрешали споры между ними. В 1948 г. был санкционирован съезд мусульманского духовенства, который прошел в Уфе и создал Духовное управление мусульман Европейской части СССР и Сибири – правопреемник Центрального духовного управления мусульман России, существовавшего в первой половине века (большинство его членов было арестованы в 30–е гг.). К началу Перестройки в его ведении было 142 мусульманские общины.
Делами всех конфессий, кроме Православия, занимался Совет по делам религий и культов при Совете министров СССР во главе с А. Пузиным.
