Монашество в средние века - Карсавин Лев Платонович (читать книги TXT) 📗
Тот же моральный евангельский идеал, не скинувший своей традиционной оболочки в монашестве и Церкви, но живой в них и видимый массам, не обладающим традиционными навыками понимания, конкретнее выражался и в еретических движениях эпохи. Арнольд Брешьянский мечтал об обновлении Церкви и клира, о возвращении её к чистоте апостольских времён, а клириков – к апостольской жизни. Его разметанные властною рукой Церкви по Ломбардии ученики после смерти учителя жили, как апостолы, и силою обстоятельств были принуждены апостольскою жизнью своею оправдывать самовольное вторжение в сферу действия Церкви: совершение таинства исповеди. Катары, сея возродившееся манихейство, внешним обликом своим напоминали апостолов, воспроизводили их жизнь: как истинные ученики Христовы, бродили они, лишённые крова и имущества, и проповедовали. У еретиков было единственное средство оправдать свою «незваную проповедь»: совершение таинств без посвящения – апостольская жизнь. Понимая это, они ещё более клира основывали свою проповедь на Евангелии, оправдывали каждое слово своё евангельским текстом, переводили и распространяли Священное Писание. И влияние еретиков было настолько значительно, что катары могли образовать целую Церковь и некоторое время мечтать о победе над Римом – «апокалипсической блудницей».
Массы приблизились к Евангелию и услышали призыв Христа следовать за Ним и проповедовать благовестие Царствия Божия, призывая всех к покаянию. Простые миряне – Вальд и ученики его – попытались достичь собственного спасения апостольскою жизнью и, соблюдая предписание Христа, распространять Его учение, призывать мирян к покаянию во грехах и к более праведной жизни. Церковь отвергла вальденсов, что не пресекло их деятельности, приобретающей оттенок борьбы с клиром, так же как не предотвратило появления других аналогичных течений. В то время как катары избивались «воинством Христовым», а отброшенные в стан еретиков вальденсы героически боролись за своё существование в Умбрии, в маленьком городке Ассизи начал свою апостольскую жизнь и проповедь покаяния святой Франциск.
2. Обычные религиозные настроения и влечения, незаметно выросши, захватили Франциска, сына богатого ассизского купца, баловня и «царя» весёлой молодёжи его родного городка. Полный ещё увлекавшими его прежде образами и идеалами рыцарской эпопеи, захотел он сделаться «глашатаем великого царя», стал безустанно искать истинного пути, предначертанного Богом. Франциск не сразу нашёл этот путь, и первые моменты его обращения ничем не отличаются от обычной религиозности эпохи, превосходя её только глубиною и силою чувства. Но на первых же порах сказываются мощное мистическое влечение к Богу и Христу, жажда страдания и самоуничижения, лучше всего выражающаяся в стремлении к нищей жизни. В высокой степени присущий Франциску дар сострадания заставляет его задумываться не только над своим личным спасением, но и мечтать о спасении других. И на готовую уже почву падают услышанные святым в церкви и разъясненные ему священником слова наставления Христа ученикам: завет полной нищеты, скитальчества и проповеди покаяния. Франциск не подумал о трудности, может быть невыполнимости «совета Христова», не знал его традиционного толкования. Буквально выполнил он слова Учителя – бросил в сторону дорожный посох и, отказавшись от всего, стал призывать людей к покаянию: сделался апостолом.
Около Франциска мало-помалу собрались ученики. Слёзы жалости или трезвое негодование горожанина и злобные насмешки неспокойной совести вызывала их жизнь, но зато велико было их религиозное воодушевление. Не было у них крова, потому что нельзя считать жилищем жалкую хижину в Ривоторто, смененную ими на такую же около оставленной капеллы Святой Марии (Santa Maria degli Angeli или Portiuncula). Одежда не защищала их от стужи, но «божественный огонь», сжигавший их сердце, заставлял забывать о холоде. Почти все были люди неучёные, но искреннее стремление исполнять веление Бога источало мёд из их уст. Франциск с учениками избрали для себя апостольскую жизнь и апостольскую деятельность, примером своим и простыми, неучеными словами призывая всех к покаянию. Первые францисканцы или, как скоро назвал их сам Франциск, «братья меньшие» – минориты – бродили по двое по городам и сёлам, добывая себе пропитание трудом рук своих: то помогая в полевых работах крестьянам, то нося воду по городу, или, если не было работы, милостынею. Минориты призывали мирян к покаянию: увещевали и проповедовали. Они изнуряли своё тело постами и веригами, молились и предавались созерцанию в уединённых местах. Ни малейшего поползновения гордыни, ни тени протеста против обмирщенного клира. Минориты были верными детьми «святой Римской Церкви», прилежно посещавшими храмы, с наивной верой исповедовавшими свои грехи священнику, с почтением целующими его руки, державшие тело Христово. Лежавший в основе братства идеал не отступал от традиционного, идея апостольства была только элементом в религиозном мировоззрении вернейших сынов Церкви, боявшихся даже мыслью выказать неуважение к ней или разойтись с её учением. Религиозное одушевление и мистические настроения оживляли для них каждый уголок храма, наполняли глубоким смыслом каждый момент культа. При первых же признаках роста своего братства Франциск отправился со своими учениками в Рим и смиренно испросил у Папы Иннокентия III разрешение жить по Евангелию и проповедовать покаяние (1210 г.). Папа разрешил и то, и другое, и ставшее под покровительство Церкви братство стало быстро увеличиваться.
Франциск рассылал своих учеников по Италии, бродил по ней и сам. Но спаивавшая братство любовь требовала общения. И один-два раза в год все собирались около маленькой подаренной Франциску капеллы, посвящённой Святой Марии и известной под именем Порциункулы. Здесь братья могли повидаться друг с другом и с Франциском, в слезах радости забыть о перенесённых за Христа обидах и лишениях. Здесь они беседовали о Боге, о святых и о своей жизни, выраженной Франциском в не дошедшем до нас кратком составленном главным образом из текстов Евангелия уставе. Сообща, под руководством «простого человека», Франциска, увеличивали и совершенствовали они этот устав – «принимали свои святые установления». А затем вновь расставались и вновь начинали апостольские странствия. Во время этих скитаний мало-помалу завязывались связи братьев с местным населением, становились знакомыми и привычными дороги, возникали привычные убежища – «пустыньки» – около городов и населённых мест. В таких «пустыньках» проводили минориты ночи, подкрепляя свои силы кратким сном, предаваясь молитвам и созерцанию; днём же покидали их для сбора милостыни и проповеди. И эти «еремитории» редко пустовали. Понемногу они превращались в заселённые братьями центры местной пропаганды, являясь зловещим признаком начинающейся осёдлости, то есть отрицания первичного идеала. Когда братство разрослось и возникла потребность в его организации, вся область, по которой скитались францисканцы (а с 20-х годов XIII века они проникают на восток, в Германию, потом во Францию и Испанию), естественным путём разбилась на провинции – на более мелкие области, в которых бродили братья, подчинённые данному провинциальному министру. В этих провинциях возникшие ранее еремитории превратились в постоянные общежития братьев. Количество таких общежитии постоянно увеличивалось. Они стали появляться и внутри городов, соответствуя близости францисканцев к миру. Деятельно покровительствуемое Церковью, в 1223 году официально утвердившею его устав, братство приближалось к обычному типу монашеского ордена, отличаясь от него отсутствием земельных богатств, близостью общежитии к миру и чрезвычайною подвижностью братьев.
Первичное братство (до начала двадцатых годов) было новым явлением в Церкви, аналогичным отвергнутым ранее Римом еретическим организациям, в частности и особенно вальденсам. В основе его лежал иной идеал жизни, чем тот, который лежал в основе монашества, иное, более буквальное понимание Евангелия. И монахи подражали Христу, и каноники считали себя преемниками апостолов. Но каноники были клириками, наследниками апостолов по сану своему, и, когда они старались воспроизвести жизнь апостолов, они превращались в клириков-монахов. Минориты не были клириками и тем не менее избрали себе апостольскую деятельность, как избрали её себе ранее миряне – катары и вальденсы. Минориты тоже подражали Христу и апостолам, воспроизводя их жизнь, но поняли они её не традиционно, как каноники, а по-новому, так же как вальденсы. Ученик Христа должен быть нищ, и Франциск отказался от всех компромиссов и формальных обходов, которых никогда не отвергало монашество. Апостол должен быть скитальцем, и Франциск отверг принцип монастырской жизни и посылал своих учеников бродить по миру, сам бродя, как последний из них. По, несмотря на разногласия с клиром в понимании апостольского идеала, францисканство в оппозиции к нему не стояло никогда. Ни сам Франциск, ни его ученики не отвергали самого грешного священника, они не думали о том, чтобы самовольно посягнуть на совершение хотя бы некоторых таинств, как арнольдисты или в ещё большей мере катары. По словам Франциска, минориты были посланы Богом в помощь клиру и, как истинные «меньшие братья», должны были во всём подчиняться ему. Смиренное преклонение перед всяким клириком вытекало из совокупности их религиозных убеждений и настроений, из внутренней ортодоксальности всего движения, отсутствие которой у вальденсов определило еретический характер Церкви Вальда. Смирение и ортодоксальность францисканцев исключают возможность расхождения их с учением Церкви или мысль о том, что и клирики должны вести настоящую апостольскую жизнь. Минориты не осуждают клира не потому, чтобы их учение было не продумано (подобного рода непродуманность, может быть, заметна в первых фазах вальденского движения), а потому, что с самого начала понимают призыв Христа как «совет» Его, ни для кого не обязательный, не как единственную форму жизни, а как развитие её религиозности, открывающее путь к совершенству. Они просто хотели сами исполнить «совет» Христа, обращённый ко всем, кто считал себя в силах его исполнить. И в чистоте понимания этого идеала эпохи – причина успехов францисканского движения в миру и в Церкви, потому что и Церковь видела всю пользу существования в ней людей так же понимающих и исполняющих Евангелие, как еретики, и сочувствовала этому в лице лучших своих представителей. Церковь оценила морально-религиозный идеал Франциска, увидев в нём высшее понимание христианства; и Церковь же умела сполна использовать все выгодные для неё стороны нового ордена.
