Недостающее звено - Иди Мейтленд (читать книги полные .txt) 📗
Собственно говоря, именно поведение подчиненных животных обеспечивает постоянный порядок в стаде, а вовсе не свирепость доминирующих самцов. Животные, стоящие на низших ступенях иерархической лестницы, покорны, они знают свое место так же, как мелкий служащий страховой компании знает свое место и не пробует спорить с директором. Страховая компания долго не просуществовала бы, если бы мелкие служащие постоянно возражали директору или если бы директор считал необходимым каждые несколько минут выбегать в коридор, бить себя кулаком в грудь и кричать: "Я здесь хозяин!"
У шимпанзе доминирование проявляется далеко не так четко, как у павианов. Члены группы относятся друг к другу очень терпимо, и точный статус нередко оказывается затушеванным. У павианов же иерархия соблюдается очень строго. Такая разница, как полагают, возникла из-за различия в образе жизни этих двух видов. Стадо павианов обитает на земле, где естественный отбор активно способствует появлению крупных агрессивных самцов, способных защитить стадо от хищника или хотя бы отвлечь его внимание ложными атаками, пока самки и детеныши убегают к спасительным деревьям. В результате у павианов половой диморфизм выражен очень ярко, то есть самцы заметно отличаются от самок. Они крупнее (порой вдвое), гораздо сильнее, их клыки и челюсти много больше, а темперамент воинственнее, и они никому не спускают ни отступлений от правил поведения, ни покушений на их статус. Кроме того, они очень ревниво относятся к "своим" самкам, когда у тех начинается течка. Все эти черты способствуют возникновению авторитарного сообщества, где доминирующий самец, даже не оскаливая зубов, одним взглядом ставит на место забывшегося подчиненного самца.
Эта авторитарность сообщества павианов всегда производила большое впечатление на наблюдателей. Мощная иерархия с ее многообразием нюансов угрожающих сигналов ("Берегись, я очень опасен") и не менее важными ответными знаками умиротворения ("Я знаю, я ничего дурного в виду не имею"), вне всяких сомнений, является той силой, которая скрепляет сообщество и препятствует потенциально опасным и чрезвычайно раздражительным животным разорвать друг друга в клочья. И все-таки было загадкой, почему драки происходят относительно редко, особенно в больших стадах, насчитывающих полсотни, а то и сотню животных, где непрерывное проникновение крепких молодых самцов в группу взрослых, растущие притязания тех, кто уже достиг зрелости, и ослабление влияния стареющих вожаков, казалось бы, должны исключать самую возможность устойчивой многоступенчатой иерархии. И наконец, почему каждое молодое животное не начинает свой путь с нижней ступени, постепенно пролагая себе путь наверх?
Тщательные наблюдения двух специалистов по павианам, Ирвина ДеВора и К.Р.Л. Холла, помогли найти ответы на некоторые из этих вопросов. Когда удалось более точно установить родственные связи внутри стада, выяснилось, что стабильность его социального устройства зависела не столько от самцов, сколько от самок, высоко стоящих на иерархической лестнице. Правда, первоначально эти самки в какой-то мере получили свой статус благодаря близости с доминирующими самцами, но, кроме того, они образовали самостоятельную преемственную аристократическую группу, опирающуюся на родственные связи: мать — дочь и сестра — сестра. Раз возникнув, эта аристократия непрерывно упрочивалась. Привилегированные самки (обычно близкие родственницы) постоянно держались в середине стада — наиболее выгодном месте, относительно безопасном от хищников. Там они дружески обыскивали друг друга, как члены тесного кружка избранных, и выращивали детенышей в обстановке уюта и безопасности, которой были лишены самки, стоявшие на низших ступенях иерархической лестницы. Эти последние были вынуждены держаться на периферии стада в пугливом ожидании укусов или шлепков от животных, занимающих верхние ступени лестницы. Не решаясь силой обосноваться в середине стада, где властвовала тесно сплоченная группа аристократок, они передавали эту робость и неуверенность в себе своим детенышам.
И наоборот, детеныши доминирующих матерей получали заметно больше шансов в свою очередь занять доминирующее положение. С молоком матери они всасывали смелость и решительность. С дней младенчества они играли с другими привилегированными малышами. Они, так сказать, обучались в аристократической школе, заводили полезную дружбу и получали все возможности для успешной павианьей карьеры.
Жизнь сообществ шимпанзе даже еще более сложна, чем у павианов, так как роли в ней распределены не столь строго и остается больше свободы для выражения индивидуальности. Поскольку шимпанзе живут в лесу, где наземные хищники угрожают им гораздо меньше, им незачем быть настолько драчливыми и тесно сплоченными, как павианы, и они такими не стали. По той же причине половой диморфизм у них выражен гораздо слабее. Хотя их сообществам присуща иерархия, она далеко не так четка и строга, как у павианов. Сообщества шимпанзе много более свободны, восприимчивы к новому и терпимы. Сексуальная ревность им чужда, наоборот, для них характерен полный промискуитет. Когда самка находится в состоянии эструса, то самцы в группе, которых она привлекает, добродушно ждут своей очереди, тем более, что ждать приходится недолго, поскольку сам акт занимает лишь несколько секунд и совершается словно мимоходом — иногда самец даже не перестает жевать банан или же спокойно терпит у себя на спине любопытного детеныша.
У животного с интеллектом шимпанзе, чей спектр различных реакций, куда более широкий, чем у павиана, создает возможность для более сложных отношений между отдельными особями, как будто уже брезжит зарождающаяся способность осознавать других. Шимпанзе, вероятно, эгоцентричны на девяносто девять процентов. Но нередко можно наблюдать, как они милостиво делятся пищей (обычно уже насытившись) или совершают еще какие-нибудь действия, позволяющие предположить, что они в определенной мере сознают потребности своих сородичей и считаются с ними. Доминирующий самец, который задал трепку другому самцу или напугал его, тут же прикасается к нему, чтобы успокоить и ободрить. Семейные узы прочны и сохраняются долго. Отчасти это объясняется тем, что шимпанзе взрослеют очень медленно, и детеныш, подрастая, сохраняет тесную связь с матерью, а также со старшими братьями и сестрами. Очень соблазнительно усмотреть в таких оттенках отношений первые намеки на семью, на любовь, умение поступаться собой и другие свойства, которые мы привыкли считать исключительно человеческими. Однако торопиться с подобными выводами опасно. Пока мы можем сказать только, что животное, похожее на то, которое описано выше, мало-помалу переселялось в саванну, где оно столкнулось с необходимостью выработать совсем иной образ жизни, приспособленный к новым условиям, — иначе оно вымерло бы.
Павианы общаются друг с другом при помощи разнообразных сигналов. На фотографии слева доминирующий самец зевает — но это не выражение скуки, а угроза, подкрепленная демонстрацией зубов и светлых век
Павиан выражает покорность, подставляя зад доминирующему самцу
Павиан легким шлепком успокаивает его
Для нас семья — отец, мать, дети — это нечто само собой разумеющееся, что вполне естественно, поскольку семья очень долго играла центральную роль в эволюции человека, и мы попросту забываем, что было время, когда она не существовала в нынешней форме. Если, размышляя о том, как начала складываться семья у гоминидов, мы возьмем за возможный образец семью шимпанзе с ее спокойными привязанностями и длительно сохраняющимися родственными узами между матерью и детенышем, а также между детенышами разных поколений, нам придется объяснить, откуда в такой семье появился новый член — отец. Ведь в сообществах шимпанзе отцов не существует. Дружеский промискуитет исключает само понятие отцовства, да отцы и не нужны. Пищи в лесу достаточно (то есть отец-кормилец не требуется), а опасных животных почти нет (то есть не требуется отец-защитник). Так каким же образом в семье появляется отец?
