Гай Мэннеринг, или Астролог - Скотт Вальтер (книги читать бесплатно без регистрации полные TXT) 📗

Кучер миссис Мак-Кэндлиш, который подошел как раз вовремя, заявил во всеуслышание:

- Пусть бы он только немножко помешкал, я б ему показал его место, подлецу этакому!

А потом он доложил, что лошади для лэрда и его дочери поданы.

Но лошади уже "были не нужны. Вспышка негодования унесла с собой последние силы Бертрама, и, рухнув в кресло, он тут же испустил дух, без всякой борьбы, без единого слова. Это мгновение почти совсем не изменило его лица, и только когда дочь, заметив, что взгляд старика потух и пульса больше нет, громко вскрикнула, все окружающие узнали о его кончине.

Глава 14

Тот несколько необычный вывод, который поэт сделал из обычного измерения времени, применим и к пределам человеческой жизни. Мы видим на каждом шагу людей старых, больных или подвергающихся постоянной опасности по роду своих занятий - живущих в трепете, ступающих по самому краю бездны, но мы не извлекаем для себя урока из этого примера бренности земного существования, пока оно вдруг не приходит к концу. Тогда, во всяком случае, на мгновение.

...Наши чаянья и страхи

Оледенеют у черты последней,

Вниз глянув.

Что ж там?

Пропасти зиянье

И вечный мрак.

И наш удел - туда!

Любопытные и зеваки, собравшиеся в Элленгауэне, продолжали развлекаться, или, как они сами считали, заниматься делом, не слишком-то заботясь о чувствах тех, кто страдал от этого непрошеного вторжения. Мало кто из них знал семейство Элленгауэнов: уединенный образ жизни, несчастная участь и слабоумие старика привела к тому, что окрестные жители совершенно перестали помнить о нем, а дочери его они и вовсе не знали. Но когда распространилась весть о том, что несчастный мистер Бертрам умер с горя, покидая места, где жили все его предки, целый поток сочувствия залил сердца людей, как будто хлынув из скалы, которой пророк коснулся своим жезлом [c105]. Все стали с уважением вспоминать незапятнанную чистоту древнего рода Элленгауэнов. К этому примешивалось также то особое расположение, которое в Шотландии всегда вызывают к себе люди, несправедливо пострадавшие.

Мистер Мак-Морлан поспешно объявил, что продажа поместья и всего имущества приостанавливается и все передается в распоряжение молодой леди, которая должна сначала посоветоваться с друзьями и похоронить отца.

Глоссин, как только все начали выражать молодой девушке свое сочувствие, смутился было немного, но потом, видя, что толпа не проявляет к нему никаких враждебных чувств, потребовал, чтобы торги продолжались.

- Я прекращаю распродажу, - заявил помощник шерифа, - и отвечаю за все последствия. О дне возобновления торгов я всех извещу. Общий интерес требует, чтобы имение было продано по самой высокой цене, а теперь об этом думать не приходится. Я за все отвечаю.

Глоссин быстро вышел из комнаты и незаметно скрылся; должно быть, он хорошо сделал, так как наш приятель Джок Джейбос собрал уже целую ватагу босоногих ребят, чтобы закидать его камнями и выгнать вон.

Тут же были приведены в порядок несколько комнат; в одну из них положили покойника, другие отвели для молодой леди. Мэннеринг решил, что дальнейшее его присутствие неуместно и может быть даже не правильно истолковано. Он к тому же заметил, что несколько дальних родственников покойного лэрда, вся знатность которых зиждилась на степени их родства с Элленгауэном, решили теперь отдать последний долг человеку, к несчастьям которого они всегда были глубоко равнодушны. Право распоряжаться похоронами Годфри Бертрама оспаривало теперь семеро богатых помещиков (подобно тому как семь греческих городов оспаривали право называться родиной Гомера) [c106]. Но ни одному из этих семи родственников перед тем и в голову не приходило приютить у себя старика. Поэтому-то Мэннеринг решил не оставаться здесь дольше и уехать недели на две, то есть на то время, по истечении которого распродажа должна была возобновиться.

Но, прежде чем уехать, он хотел повидаться с Домини.

Когда последний узнал, что какой-то джентльмен желает говорить с ним, несказанное удивление отразилось на его вытянутом лице, которое от горя стало еще мрачнее. Он несколько раз низко поклонился Мэннерингу, а потом весь вытянулся и стоял прямо, терпеливо ожидая его распоряжений.

- Вы, должно быть, не догадываетесь, мистер Сэм-сон, зачем вы могли понадобиться совершенно незнакомому человеку?

- Вероятно, вы хотите, чтобы я преподавал кому-нибудь словесность и классическую филологию. Только нет, никак не могу: у меня есть еще одна обязанность, я должен ее выполнить.

- Нет, мистер Сэмсон, я далек от этой мысли - сыновей у меня нет, а единственная моя дочь вряд ли окажется для вас подходящей ученицей.

- Ну, разумеется, нет, - ответил простодушный Сэм-сон. - Однако же я обучал мисс Люси всем наукам, и только таким ни на что не нужным предметам, как кройка и шитье, ее учила экономка.

- Как раз о мисс Люси-то я и собирался поговорить с вами, - сказал Мэннеринг. - Вы ведь меня не помните?

Сэмсон, всегда отличавшийся рассеянностью, не только не припоминал юного астролога, с которым встречался в столь давние времена, но даже не узнал в нем того незнакомца, который заступился за лэрда перед Глоссином, - до такой степени спутались все его мысли после кончины его благодетеля.

- Но это неважно, - продолжал полковник, - я старый приятель покойного мистера Бертрама, и я имею возможность помочь его дочери в ее теперешнем тяжелом положении. К тому же я намерен купить это поместье, и мне хочется, чтобы в замке все осталось как есть. Возьмите, пожалуйста, вот эти деньги на расходы по дому, - и он подал Домини кошелек с деньгами.

- У-ди-ви-тель-но! - воскликнул Домини. - Но если вам угодно обождать...

- Это совершенно невозможно, - сказал Мэннеринг, уходя, - У-ди-ви-тель-но! - еще раз воскликнул Домини Сэмсон, выбежав за ним на лестницу с кошельком в руке. - Но эти деньги...

Мэннеринг поспешно сошел вниз по лестнице.

- У-ди-ви-тель-но! - в третий раз воскликнул Домини Сэмсон, стоя уже в дверях. - Но только эти...

Но Мэннеринг уже вскочил на лошадь и ничего не слышал. Хоть сумма эта и не превышала двадцати гиней, Домини, которому никогда, ни при каких обстоятельствах не приходилось держать в руках даже и пяти, решил, как он сам выразился, "посовещаться" о том, как лучше всего поступить с полученными деньгами. По счастью, Мак-Морлан дал ему разумный и совершенно бескорыстный совет употребить эти деньги на нужды мисс Бертрам, так как именно для этой цели они и предназначались самим Мэннерингом.

Многие из соседей-помещиков проявляли теперь всяческие заботы о мисс Бертрам, искренне и радушно предлагая ей воспользоваться их гостеприимством. Но ей, разумеется, не хотелось сразу же попасть в чужую семью, куда ее приглашали скорее из благотворительных побуждений, чем из простого гостеприимства. Поэтому она решила попросить совета у ближайшей родственницы со стороны отца, мисс Маргарет Бертрам из Синглсайда, почтенной старой девы, которой она и написала теперь о своем тяжелом положении.

Бертрама похоронили скромно, как это и подобало. Бедная девушка понимала, что теперь она не более как временная обитательница того дома, где она родилась и где с таким вниманием и такой нежной заботой "качала старости бессильной колыбель". Мак-Морлан обнадеживал ее, уверяя, что никто уже не сможет теперь так внезапно и так безжалостно лишить ее этого приюта. Но судьбе было угодно решить иначе.

Последние два дня, которые оставались до срока, назначенного для торгов, Мак-Морлан с минуты на минуту ждал приезда полковника Мэннеринга или хотя бы его письма с доверенностью. Но никто не приезжал. В самый день аукциона Мак-Морлан встал рано и отправился на почту, но писем ему не было. Он старался убедить себя, что полковник Мэннеринг приедет к завтраку, и велел жене приодеться и вынуть лучшую посуду. Но все эти приготовления были напрасны.