Колесо времени(Солнце, Луна и древние люди) - Ларичев Виталий Епифанович (бесплатные серии книг .txt) 📗

При реконструкции духовного мира и преднаучных знаний в древних культурах столь же плодотворно, в особенности в связи с фоном астрономически-календарным и этнографическим, могут использоваться, с одной стороны, мифология, а с другой — искусство, отражающее сюжеты мифологических сказаний. Древнего человека, которого вырвал из царства зверей труд, действительно характеризует, насколько можно уяснить из мифов и образов древнего искусства, замечательное стремление понять место человека и мира животных в системе окружающей природы и разгадать процесс, который в ходе времени обусловил появление самого мира со всеми его структурными подразделениями. В сущности, речь идет об изначальном желании первобытных уяснить азы таких общих и чрезвычайно сложных понятий, как пространство, время, Вселенная и эволюция. Ведь, как справедливо отмечал Ф. Энгельс, «бытие вне времени есть такая же величайшая бессмыслица, как бытие вне пространства» [2]. В попытках понять зарождение и развитие мира нельзя не усмотреть зачатки будущих наук о природе, причудливо сплетенные с первобытными религиозными представлениями и культами. Человек, наряженный в шкуры своих прародителей — зверей, каким его можно видеть в сюжетах искусства древнекаменного века, конечно, ошибался, когда верил, что, исполняя магический ритуал, можно воздействовать на грозные стихии. Но и в этом его заблуждении видно неистовое стремление разгадать сокровенные тайны мира, обуздать слепые силы природы и поставить их себе на службу.

Все эти общего плана раздумья наводят на мысль о том, что представление о первобытном человеке как об узколобом дикаре не просто искажает историческую перспективу. Такой подход предопределяет ничем не оправданный отказ от изучения захватывающе интересного пласта культурного наследия человечества, бережно взращенного и сохраненного в ходе тысячелетий нелегкого взаимодействия предка с природой (достаточно представить, чего стоило ему сохранить род человеческий в жестоких условиях похолоданий, когда Земля не раз оказывалась закованной в мощный ледяной панцирь).

Исследователям порой свойственно принижать достижения в познании мира, упрощать духовную жизнь и интеллектуальный кругозор тех, кого в расхожих сентенциях считается допустимым представлять самым живописным образцом дикости и варварства. Создается впечатление, что цивилизованные потомки глубоко стыдятся своего необразованного предка и держат его, чтобы не шокировать на торжественном приеме в честь признанных творцов их культуры, даже не в прихожей или на худой конец в «людской», а где-то на темных задворках, за пределами своего дворца, подальше от глаз «избранного общества». Можно себе представить меру негодования, если, допустим, на таком рауте вдруг взять да и бестактно объявить, что достижения избранных гостей — всего лишь замаскированное далью веков и тысячелетий «заимствование», плагиат, что приоритет в ряде великих открытий ошибочно приписан творцам первых действительно великих цивилизаций, которые, конечно же, положили истинное начало нашему гордому в высокой просвещенности миру.

Но остановимся в благородной иронии. Негодование участников выдуманного приема «избранного общества» представить легко. Но неплохо бы предъявить, наконец, и какие ни на есть доказательства высказанных соображений, ибо нельзя же, учитывая серьезность претензий «оставшегося на задворках», ограничиваться как подтверждением их эмоциональными речами в защиту предка, будто бы кем-то недооцененного. Ясно, что доказательные подтверждения эти должны быть, учитывая серьезность проблемы, непременно связаны с точными науками, а среди них опять-таки нет, пожалуй, более древней, чем астрономия, которая совместила в себе уже на достаточно раннем этапе систематизированные человеком познания как в арифметике, так и в геометрии. И тут, осуществляя задуманное, рационально будет, учитывая нетрадиционность постановки проблемы, подойти к решению задачи без излишней торопливости, постепенно вживаясь в забытый, потерянный или непонятный мир. Для этого следует до обращения к фактам из области археологии каменного века припомнить, каких познаний в астрономии достигли творцы древнейших цивилизаций Земли и как остроумно и изящно все это осмысливалось ими мифологически. Этот шаг в случае удачи позволит понять, что достижение такого уровня знания требовало десятков тысячелетий напряженных наблюдений и синтезирующей работы ума предшественников тех, кто заложил основы современной цивилизации.

А пока, отложив разговор по существу, попытаемся представить себя на месте предка, жившего на Земле, положим, четыре десятка тысячелетий назад. Это, как можно надеяться, позволит до обращения к историческим, а затем и к отдельным наиболее впечатляющим археологическим фактам заново пережить тот эмоциональный подъем, который при попытках понять и объяснить особо яркие небесные явления мог быть одним из могучих перводвигателей изначальных «интеллектуальных упражнений» первобытных охотников.

Вполне допускаю, более того, уверен, что предложенное сродни волшебному актерскому перевоплощению, т. е. дело сложное. В сущности, это призыв отрешиться от своего времени и попытаться втиснуться в не по росту тесную «шкуру предка». Сухие в рациональности знания, невольная оторванность обычного трезвомыслящего человека современности от живой природы лишают его счастья детски наивного восхищения ее гармонией и чудесами.

Но попробуем…

Глава I

В ШКУРЕ ПРЕДКА

Вход в пещеру, жилище первобытных охотников, был обращен прямо на восток, и в то ясное весеннее утро один из них мог позволить себе, отрешившись от хозяйственных забот, наблюдать в проем скалы, как из-за горизонта выкатилось дневное светило. Оно при своем появлении стерло с небосклона нежный румянец зари, предвестницы его торжественного восхождения. Солнце из-за утренней дымки не настолько яркое, чтобы не позволить лицезреть себя: светило выглядит огромным, слегка приплюснутым шаром, розовато-красным, как новорожденный младенец. Если бы в течение дня охотник продолжал наблюдение за Солнцем, то он заметил бы, что, чем выше над землей поднимается раскаленный диск, тем более ослепительным становится он. И вот уже на него невозможно стало смотреть.

Достигнув ровно в полдень наибольшей высоты на Небе, Солнце оказывалось в той части горизонта, которая определяется теперь как юг, а для предка она была, быть может, просто «стороной правой стены пещеры». Это время наибольшего в тот день проявления мощи светила, расцвета его сил, как у человека пора возрастной зрелости. Вслед за тем Солнце начало медленно сближаться с Землей, но в зоне, прямо противоположной той, куда обращен вход в пещеру. По мере приближения вечера светило заметно умерило свой жар и блеск, затем, затухая, покраснело, опять слегка сплющилось, как бы увеличилось в размере и, наконец, окончательно потеряв силы, сначала припало к земле, а потом скатилось куда-то за край горизонта. Скорбный багрянец холодной вечерней зари раскрасил небосклон, знаменуя завершение дневного путешествия Солнца.

Наутро, как мог легко убедиться каждый обитатель пещеры, все в жизни светила — его рождение, зрелость и закатная смерть — повторилось в той же строгой последовательности, что позже как раз и обусловило выделение людьми самой простой единицы времени — суток. Но если предок был не просто любознателен, но и внимателен, а также, что не менее важно, терпелив настолько, чтобы продолжить и далее свои наблюдения за примечательными особенностями странствий Солнца в глубинах Неба, то он вскоре заметил новые обстоятельства жизни дневного светила, не лишенные для него интригующего интереса. Настало утро, когда любопытствующий охотник так и не дождался появления Солнца, поднимающегося из-за края Земли, в проеме входа в пещеру. Оно в то утро не только взошло раньше, но и появилось на небосклоне в непривычном месте. Это, очевидно, поразившее вначале обстоятельство могло для предка означать лишь одно — Солнце, оказывается, не всегда восходит в одном и том же месте горизонта, а день ото дня незаметно для глаза смещаясь при подъеме из-за восточного края Земли, однажды может подняться в Небо там, откуда первые утренние лучи его не смогут попасть внутрь каменного жилища. Элементарное любопытство порождало недоуменный вопрос — где же оно теперь восходит?