Воспоминания - Шпеер Альберт (книги без регистрации .txt) 📗
Уже при этих первых обсуждениях, когда наши градостроительные проекты находились еще в самом начале разработки, Гитлер считал, что он должен объяснить мне, что при определении величины дворцов собраний нужно отталкиваться от средневековых представлений. Ульмский собор, например, говорил он, имел площадь 2500 кв. м; когда его начали строить в XIV веке, в Ульме было всего 15000 жителей вместе со стариками и детьми. «То есть они никогда не заполнили бы это помещение. Напротив, для миллионного города Берлина зал на 150000 человек можно считать маленьким».
Немного поодаль от Южного вокзала Гитлер хотел в качестве противовеса этому залу воздвигнуть Триумфальную арку, высоту которой он определил в 120 метров: «По крайней мере, это будет достойный памятник нашим погибшим в мировой войне. Имя каждого из наших погибших 1,8 миллионов будет высечено на граните. Все-таки что за недостойная штука этот берлинский Памятник республики. Как убого и недостойно великой нации». Он передал мне два чертежа на маленьких карточках: «Эти чертежи я сделал десять лет назад. Я все это время берег их, потому что никогда не сомневался, что в один прекрасный день построю их. И вот давайте осуществим это».
Сравнение с изображенными там людьми показывает, объяснял Гитлер, что он уже тогда предусматривал диаметр купола свыше 200 метров, а высоту Триумфальной арки свыше 100 метров. Ошеломляли не столько масштабы, сколько удивительная одержимость, с которой он проектировал монументальные триумфальные сооружения, когда у него еще не было ни искры надежды на их осуществление. И скорее чудовищным кажется мне теперь то, что он в мирное время, уверяя всех в своей готовности к взаимопониманию, начал осуществлять планы, которые можно было представить себе только в связи с военными гегемонистскими претензиями на господство.
«Берлин — крупный город, но не мировой город. Посмотрите на Париж, самый красивый город в мире! Или даже Вену! Это города со своим лицом. А Берлин не более чем беспорядочное скопление зданий. Нам надо превзойти Париж и Вену», — говорил он во время ставших частыми совещаний, в большинстве случаев проходивших в его квартире рейхсканцлера. Прежде чем начать, мы обычно удаляли всех других посетителей.
С планами Вены и Парижа он подробно ознакомился в предыдущие годы. Во время наших дискуссий он вспоминал их в мельчайших подробностях. В Вене он восхищался таким творением зодчества, как Рингштрассе, с ее большими домами, ратушей, парламентом, концертным залом; или Хофбургом и музеями. Он мог в правильном масштабе изобразить эту часть города и понял, что парадные здания, как и памятники, должны быть доступны обзору со всех сторон. Этими сооружениями он восхищался, даже если они не вполне соответствовали его представлениям, например, неоготическая ратуша: «Здесь Вена представлена достойно. Напротив, возьмите берлинскую ратушу. Берлин получит еще более красивую, чме Вена, можете на это положиться».
Еще большее впечатление на него производили широкие улицы и новые бульвары, созданные в Париже Жоржем Е.Хаусманом с 1853 по 1870 г.г. и стоившие 2,5 млрд. франков золотом. Он считал Хаусмана величайшим градостроителем в истории, но надеялся, что я его превзойду. Многолетняя борьба Хаусмана заставляла его ожидать, что и генеральный план реконструкции Берлина встретит сопротивление, только благодаря его авторитету, как он считал, удастся осуществить его.
Впрочем, вначале он применил хитрость, чтобы сделать сговорчивыми непокорные городские власти, считавшие планы Гитлера дарами данайцев, после того, как выяснилось, что им придется нести значительные расходы на освобождение центра города от путевого хозяйства и создание улиц, строительство общественных сооружений, а также скоростной железной дороги. «Мы какое-то время будем рассматривать планы строительства нашей новой столицы на Мюрицзее в Мекленбурге. Вы увидите сами, как зашевелятся берлинцы, почуяв опасность, что правительство рейха покинет город», — сказал он. И действительно, нескольких намеков такого рода оказалось достаточно, и скоро отцы города проявили готовность принять проектные расходы. Гитлера еще несколько месяцев забавлял этот план немецкого «Вашингтона», и он фантазировал, как можно было бы из ничего создать «идеальный город». Но в конце он все это забросил: «Искусственно созданные столицы всегда остаются мертвыми. Вспомните Вашингтон или Канберру. И у нас в Карлсруэ нет жизни, потому что там бумажные чиновничьи души варятся в собственном соку». С этим эпизодом у меня и сегодня нет ясности, разыгрывал ли Гитлер со мной комедию или какое-то время действительно носился с этой идеей.
Исходным пунктом его градостроительных представлений были двухкилометровые Елисейские поля с их пятидесятиметровой Триумфальной аркой, построенной Наполеоном I в 1805 году. Это послужило прообразом «Большой арки», здесь же формировалось его представление о ширине улицы: «Елисейские поля имеют ширину сто метров. На всякий случай сделаем нашу улицу на двадцать метров шире. Когда дальновидный Великий курфюст в XVII в. закладывал Унтре-ден-линден шириной в 60 метров, он столь же мало мог предвидеть современное уличное движение, как и Хаусман, проектировавший Елисейские поля».
Для осуществления этих планов Гитлер издал через статс-секретаря Ламмерса распоряжение, которым мне предоставлялись весьма широкие полномочия и я подчинялся непосредственно ему. Отныне мне не могли давать каких-либо указаний ни министр внутренних дел, ни берлинский обербургомистр, ни гауляйтер Берлина Геббельс. Гитлер специально оговорил, что я не обязан информировать о своих планах город Берлин и партию (3). Когда я высказал Гитлеру свое пожелание работать над осуществлением и этого проекта, сохраняя статус частного архитектора, он немедленно же согласился. Статс-секретарь Ламмерс изобрел некую правовую конструкцию, которая учитывала мое отвращение к чиновничьему положению. Мое бюро не имело характера управленческой организации, к нему относились скорее как к крупному независимому исследовательскому институту.
30 января 1937 г. мне было официально доверено осуществление «величайшего строительного проекта фюрера». Гитлер долго подбирал благозвучное, внушающее почтение название для моей должности, пока его не изобрел Функ — «Генеральный инспектор по делам строительства и реконструкции Имперской столицы». Вручая мне диплом о моем назначении Гитлер выглядел — и это было очень показательно для его отношения ко мне — почти что оробевшим. После обеда он сунул мне его в руку, сказав: «Постарайтесь». С этого момента я — при благожелательной интерпретации этого документа — получал ранг статс-секретаря правительства Рейха. В мои 32 года я занимал место в ложе правительства в третьем ряду, рядом с д-ром Тодтом, получил право при официальных правительственных обедах садиться у дальнего конца стола и автоматически получал при любом государственном визите из-за рубежа какой-нибудь живописный орден, установленного класса. Мой месячный оклад составлял 1500 марок, сумму по сравнению с моими гонорарами архитектора незначительную.
