Убийцы Российской Империи. Тайные пружины революции 1917 - Оппоков Виталий (бесплатная библиотека электронных книг .TXT) 📗
Здесь, конечно, больше автобиографических подробностей, но в очерке по идеологии „Русского автономного масонства“, принадлежавшем перу того же Астромова, содержатся общие положения, программа и методы борьбы за достижение поставленных целей. Об одном из методов стоит сказать особо строками из очерка: „Буква Т, помещенная в пятиконечной звезде (пентаграмме), означает плодотворный труд, терпение, сопутствующее труду, а иногда и террор против врагов, когда приходится бороться за осуществление своих пяти заповедей“. Так что благости у масонов тоже не приходилось занимать, да и понятие орден присуще, как правило, воинствующим сообществам.
Сомнительна истинность и всех „пяти заповедей“ масонства для каждого из его членов, поскольку в разное время их исповедовали совершенно разные люди: Александр Радищев, Михаил Ломоносов, Павел Пестель, Петр I, — разве могли все они объединиться в единой борьбе за звание „гражданина мира“, за равенство в воспитании и образовании, за добровольный отказ от всяческих привилегий, за бесклассовое общество и братство всех народов, за уничтожение эксплуатации человека человеком? Фарисейства и лицемерия у масонов было, пожалуй, не меньше, чем у кадетов, бундовцев, эсеров. Привлекательные лозунги этой организации использовались различными политиками и политиканами для того же, что и другие обманные призывы, — борьбы за власть… с властью. Впрочем, масонство объединяло в себе различные политические группировки и течения, в том числе и вышеперечисленные.
Исследование очерка Астромова дает повод для размышлений отнюдь не в пользу масонства. Действительно, среди русских людей, входивших в эту организацию, было немало честных, энергичных, отчаянных до неистовства деятелей. Взять того же Михаилу Ломоносова, страстно жаждавшего образования для всех крестьянских детей и, кто знает, быть может, надеявшегося с помощью „братьев“-масонов, ратовавших на словах за уничтожение привилегий и сословий, добиться осуществления этой мечты. Заслуживает безусловного уважения Александр Радищев, сотворивший великий гражданский подвиг в соответствии с клятвой, которую давал духовному братству. Но вот Петр І. Насколько значительный, настолько и жестокий монарх. Правда, иногда мы совершаем великую ошибку, пытаясь оценивать поступки исторических лиц с позиций нынешнего дня, соизмерять их психологию, мораль, нравы со всеми современными обычаями и установками, накладывать наши условия и законы на обстоятельства и требования тех дней. То было другое время. Там была иная жизнь. И все же как-то уж очень затруднительно говорить о нравственности, а тем более высокой, относительно многих деяний Петра І, на словах исповедовавшего масонские заповеди. Если взять только одну заповедь — о привилегиях. Да, „Великий“ вел здесь борьбу, но не за их ликвидацию, а за утверждение, и в первую очередь — царских привилегий, и в первую очередь — на власть. В этой жестокой борьбе он не щадил ни чужих, ни своих. В этой борьбе он стал, по сути дела, сыноубийцей. Ему мы, так уж выходит, прощаем этот страшный грех — мучения, пытки и казнь сына, наследника Алексея Петровича, что не только прервало династическую романовскую линию, не только привело на трон далекую от государственных дел чужеземку, но и ввергло Россию в долгую, тяжелую правительственную смуту. В нем-то, Петре Великом, и других ему подобных „жрецах“ благородной бескорыстной альтруистки Астреи, богини справедливости и мудрости, в их нравственной непоследовательности (а может — безнравственной последовательности!) и заложена сермяжная ложь святой масонской ложи. Верхушке тайного ордена ничто не мешало совмещать призывы к равноправию с жестокими повадками крепостников-помещиков, заводовладельцев, банкиров и просто богатых бездельников, паразитирующих на чужой вере и на чужом труде.
„Масон — значит каменщик, — писал Астромов. — Хотя, чтобы отличить строителей готических храмов и замков (имевших право выходить за городскую стену и свободно переходить из города в город) от обыкновенных каменщиков и штукатуров, на всю жизнь привязанных к родному городу, правильно говорить не масон (каменщик), а франкмасон (свободный, вольный каменщик)“. По его словам, в качестве руководящих материалов для размышления и практической воспитательной работы масонам служили сочинения немецкого сапожника Якова Бёме из шестнадцатого века, а также французов Клода де Сен Мартена и Клода де Сен Симона из века восемнадцатого. Но простоватые вид и манеры „каменщика“-кузнеца и „сапожника“-корабелыцика Петра І не делали его справедливым и великодушным каждый раз, когда дело касалось „вотчинных“ проблем, когда кто-нибудь угрожал великодержавным интересам и монаршей собственности. В подобных случаях необузданный гнев в царской душе незамедлительно побеждал масонские разглагольствования о равенстве, братстве, праве всякого. Он не нашел в себе милосердия к собственному сыну. Но эту жертву, принесенную Петром Великим на алтарь богопомазанничества, ему если и не ставят в заслугу, то его и не винят за нее. По крайней мере стыдливо замалчивают этот царский грех. По крайней мере не проявляют того напористого усердия, с каким разоблачают большевиков в смерти наследника последнего русского царя — Алексея Николаевича. А ведь „большевистское зло“ менее всего причастно к этой смерти. Большевики не прилетели с другой планеты. Они лишь включились в вековую борьбу за власть на последнем этапе закономерной гибели монархии. Им не пришлось придумывать ни методов, ни средств этой борьбы. Кроме того, внимательный читатель, дотошно вникая в материалы, собранные в свое время разными следователями и включенные в настоящую книгу, сможет увидеть истинных виновников гибели монархии и кончины (или исчезновения) семьи Николая II. Он поймет, какие темные силы приговорили к политической и физической смерти „династию Романовых“ еще задолго до того, как свалили всю вину на большевиков. Тут и самоедствующее княжество, и злобствующие эсеры, и фарисействующие кадеты, и интригующие бундовцы, — все они нередко действовали под личиной революционеров и даже большевиков. Тут и самая таинственная темная сила — масонство, представлявшая собой не просто партию, а надпартию.
„Масонство Франции, Италии… политиканствующее; масс<онст>-во Германии, Англии, России — философско-умозрительное“, — рассуждал в своем дневнике „советский“ масон Астромов. Но в этом же его дневнике приводится довольно любопытный факт о том, как „философствующая и просвещенная монархиня“ Екатерина II, почуяв угрозу своему помазанничеству со стороны „умозрительных философов“, призвала к строгой ответственности гроссмейстера русских масонов графа Мусина-Пушкина-Брюса и потребовала от него взамен на царские милости списки всего тайного братства. Гроссмейстер оказался под стать своему чину хитроумным и, чтобы „спасти кадры“, перечислил не всех участников ордена. За полупредательство он был сослан в глухую деревню. Зато глава московских масонов Н.И. Новиков оказался в подвалах Шлиссельбургской крепости. „Ек<атерина> II, — читаем в дневнике Астромова, — …наведя в Москве „тишь да гладь“ с помощью московского генерал-губернатора Прозоровского, принялась за петербургских „вольтерьянцев“ (так она злобно-иронически называла масонов за их свободолюбие)… Работы в мастерских ложах прекратились, и члены их разбрелись по своим углам, каждый в отдельности, штудируя кто Якова Бёме, кто Мартинеса Депосквалиса, кто Клода Сен-Мартена“.
В русском масонстве наступило „великое молчание“, т. е. прекращение активной деятельности, соблюдение строжайшей конспирации. Нечто подобное произошло спустя 120 лет, когда русские масонские ложи были предупреждены о том, что полиция напала на их след. „Само по себе это было верно, так как приблизительно в это время русское правительство особенно сильно заинтересовалось русским масонством, причем активную роль в этих поисках масонов играл и сам Николай…“. [106] Эта цитата взята из редкой в наше время книги о масонах. Из нее же можно узнать, что информацию о „сверхтайной силе“ для государева уха и ока добыл, как предполагает автор статьи „Русские масоны в начале XX века“ Б.И. Николаевский, известный уже нам Манасевич-Мануйлов. Но я могу высказать и другую вероятность. Получая нужные сведения от своего платного информатора из числа масонов, как сказано в книге, Манасевич, передав по начальству и за приличный куш эти сведения, мог предупредить об опасности и опять же за деньги более высокопоставленное масонствующее лицо. Это уж и не такая большая надуманность. Более того, можно даже, конечно, тоже предположительно, вычислить и конкретное лицо, кому могло адресоваться предупреждение об опасности. В упоминаемой книге в разделе „Заметки для себя“ имеется такая запись: „Перед войной… ложа особая: Великий князь Александр Михайлович, Варвара Овчинникова, Беклемишев“. [107] Но ведь именно первый из них улаживал свои темные спекулятивные делишки через уже известного читателю Манасевича-Мануйлова. Что ж, и вправду наша история — многоузорчатый ковер, в котором одной бесконечной нитью связаны и события, и судьбы.
