Похищение палача - Харэль Исер (книги полностью .txt) 📗
Эйхман же неподвижно лежал на полу, слышно было только его тяжелое дыхание.
Сначала пленника хотели усыпить, но врач сказал, что это опасно для его жизни, ведь неизвестно, что он ел или пил до того.
Когда они появились в убежище, часы показывали 20:55. Прошло всего пятьдесят минут с тех пор, как Клемент-Эйхман в последний раз в жизни вышел из автобуса 203-го маршрута.
У ворот «Тиры» их ждал Ицхак. Вел он себя как самый радушный хозяин, принимающий дорогих гостей. Он приветствовал прибывших и распахнул перед ними ворота. Первая машина въехала в гараж, из которого был выход во двор виллы. Ворота гаража закрылись, и Клемента вынесли из автомобиля. Его поставили на ноги и, поддерживая с двух сторон, повели в дом.
Через несколько секунд машина покинула гараж, освобождая место для второй. Первую немедленно отправили в город; если кто-то и видел, что произошло на улице Гарибальди, то наверняка запомнил машину, поэтому ее надо было убрать подальше от виллы. Вторая же машина никогда в здешних краях не бывала. Если бы возникла срочная необходимость перебросить Эйхмана в другое место, то этот автомобиль был бы необходим. На Клемента надели заранее купленную пижаму, положили на железную кровать, прикрепив его ногу наручниками к пружинной сетке.
Оперативники обыскали его основательно. Когда осматривали ему рот, он сказал, что через столько лет после войны не стоит думать, будто он носит с собой ампулы с ядом.
Эйхмана допрашивал Кенет в присутствии Габи, Эли и Эуда. Но прежде его осмотрели, чтобы найти те особые приметы, о которых нам было известно. Начали с подмышек, там у офицеров СС была обычно татуировка – буквенное обозначение группы крови, но у Клемента на месте татуировки обнаружили только небольшой шрам. Нашли рубец на груди, след какой-то травмы.
Сверяясь со списком особых примет Эйхмана, Кенет стал задавать вопросы:
– Какого размера головные уборы вы носите?
– Пятьдесят шестого.
– А одежду?
– Пятидесятого.
– Размер обуви? – Сорок второй.
– Номер членского билета в национал-социалистической партии?
– 889895, – без колебаний ответил Эйхман.
Этих ответов уже было достаточно, чтобы говорить о тождественности Клемента и Эйхмана. Никто, кроме Эйхмана, не мог знать номер его членского билета в партии нацистов, и уж наверняка никто не выпалил бы его с такой быстротой, что называется, автоматически. Но вопросов еще было достаточно, поэтому Кенет продолжал допрос:
– В каком году вы прибыли в Аргентину?
– В 1950-м.
– Как вас зовут?
– Рикардо Клемент.
– Рубец на груди – от автокатастрофы во время мировой войны?
– Да, – ответил Клемент, и дрожь охватила все его тело. Возможно, до него лишь сейчас дошло, что он выдал себя, назвав номер членского билета нацистской партии.
– Так какое же ваше настоящее имя?
– Отто Хенингер.
Кенет не возразил. Некоторое время он просматривал свои записи, взвинчивая паузой нервы пленника. Затем спросил:
– Ваш номер в СС 45326 или 63752?
– Оба.
– Так как же вас зовут на самом деле?
– Адольф Эйхман.
Его сотрясала нервная дрожь. В комнате воцарилась глубокая тишина. Эйхман воспользовался паузой:
– Дайте мне красного вина, немного вина.
Ему пообещали принести вина, и он добавил:
– Когда в машине вы приказали мне молчать, я понял, что меня взяли в плен израильтяне. Я знаю иврит, я учился у раввина Лео Бека. «Брейшит бара элоим эт ашамаим вэ эт гаарец. Шма Исраэл...»
Трудно описать чувство омерзения, охватившее наших парней, когда они услышали эти слова из уст Эйхмана. Они знали, что им запрещено бить арестованного или покончить с ним. Но оставаться с ним в одной комнате было невыносимо. Они встали и вышли.
Когда остальным стало известно, что Клемент признался, словно гора свалилась с их плеч.
Впрочем, времени радоваться не было. Предстояла большая работа: проверить состояние здоровья Эйхмана, уточнить порядок несения караульной службы, убедиться в готовности к чрезвычайной ситуации.
Все это мне рассказали Эуд и Кенет. Расставшись с ними, я отправился искать связного, который в течение всего дня кочевал из кафе в кафе параллельным со мною маршрутом, не зная даже, зачем он это делает. Конечно, он сильно устал и обрадуется, когда я скажу, что он наконец свободен.
Мы не были знакомы, но в кафе я легко узнал его. Мы договорились, что он положит перед собой на стол определенную книгу. Но еще до того, как прочитав название книги, я увидел глаза, зорко вглядывавшиеся в каждого входящего: «Вы ли тот, кого я жду целый день?» Я подошел без колебаний. Книга лежала на столе на видном месте. Он очень обрадовался и хотел угостить меня чашкой кофе, но в тот день я уже выпил столько кофе, что не мог его больше видеть, и попросил заказать что-нибудь другое.
К сожалению, и сейчас я не мог раскрыть ему нашу тайну. Лишь попросил его сходить в известное ему место, встретить Менаше и сказать, что пишущая машинка доставлена на место.
– И это все? – удивился он. Ради этого странного известия о какой-то пишущей машинке ему пришлось потратить целый день, кочуя из кафе в кафе...
Он посидел еще несколько минут, расстроенный и бледный, потом встал:
– Да-да, я понимаю. Я уже иду.
Менее чем через час Менаше получил известие и передал в Израиль, что Рикардо Клемент в наших руках и нет сомнений, что это Адольф Эйхман.
Наконец я выбрался на свежий воздух. После дня, проведенного в накуренных и душных кафе, прохлада и чистый воздух были особенно приятны. Я решил пешком отправиться за своим багажом. Воспоминания об этой прогулке и сейчас не померкли в моей душе. Я забрал вещи и, вызвав такси, поехал в отель – далеко от места, где жил до сих пор.
Переступив порог номера, я рухнул в постель и тут же уснул.
22. Муки Шалома Дани
Гил – один из моих близких сотрудников – провел со мной немало операций. Он знал детали «дела Эйхмана», потому что на определенных этапах собирал информацию об этом нацисте. Но он был сопричастен к делу и с другой стороны: его родители, младшая сестра и десятки родственников погибли в нацистских лагерях. Мы договорились с Гилом, что, когда он получит депешу о поимке и опознании Эйхмана, он постарается без промедления передать известие трем людям: главе правительства, министру иностранных дел и начальнику генштаба.
13 мая, в пятницу, Анкор известил Гила, что Эйхман взят. Гил тут же попросил аудиенции у главы правительства, но тот был о Сде-Бокере. Политический секретарь главы правительства Ицхак Навон сказал Гилу, что аудиенцию стоит перенести на воскресенье, если, конечно, речь не идет о деле, которое требует немедленного решения или каких-либо действий со стороны Бен-Гуриона.
Голда Меир, как всегда, находилась в пятницу в своем бюро в Тель-Авиве. Дел у нее на тот день было много, но она согласилась принять Гила. Однако приехав в министерство иностранных дел, Гил узнал от секретаря, что кто-то из министров украл время, предназначенное для разговора с ним. Гил настоял, чтобы сообщили о том, что он здесь. Голда Меир тут же вышла к нему в приемную и повела за собой на террасу. Она понимала, что Гил не станет отрывать ее от работы без нужды.
– Что случилось? – спросила она.
– Нашли Адольфа Эйхмана.
– Где он?
– Мне только известно, что это действительно он.
Голда Меир прижала руку к сердцу и прислонилась к стене. Затем сказала:
– Я прошу, если вы что-либо узнаете, сообщите мне немедленно.
Из министерства иностранных дел Гил поспешил в генштаб к генерал-лейтенанту Ласкову – моему близкому другу.
Генерал спросил:
– Есть новости от Исера?
– И еще какие! Эйхмана поймали и опознали.
– Замечательно! Вам известны подробности?
– Нет. Не думаю, что мы узнаем их до того, как наши вернутся домой.
В воскресенье в пять утра Гил выехал в Сде-Бокер. Охрана провела его в домик в кибуце, где жил Бен-Гурион. Премьер принял гостя в рабочей комнате.
