Тайны египетской экспедиции Наполеона - Иванов Андрей Юрьевич (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗
Бурьенн говорит о том, что генерал хотел плыть в Италию, чтобы восстановить там славу французского оружия. Он приписывает Бонапарту следующие рассуждения: «Без этого проклятого карантина, пристав к берегу, я тотчас бы отправился для принятия предводительства над Итальянской армией. Есть еще средства. Я уверен, что ни один генерал не откажется уступить мне начальство. Весть об одержанной мною победе пришла бы в Париж вместе с известием об Абукирской битве. Это произвело бы хорошее действие».
Он нетерпелив и «теряет голову». И будто уверен, что генералы, наделенные полномочиями правительства, уступят ему командование своими частями.
И снова в путь. Они плыли из Египта сорок семь дней – целую жизнь.
«Примерно в семи милях от Тулона на горизонте показались семь английских кораблей, – говорит Рустам. – Адмирал Гантом приказал занять оборонительные позиции и в то же время специально для Бонапарта велел спустить в море шлюпку и незаметно привязать к военному кораблю. На всякий экстренный случай.
Англичане даже с такой дали начали обстрел наших кораблей. Гантом понял, что в Тулон зайти нам не удастся, велел переменить курс и направиться к Провансу, во Фрежюс. Порт этот был недалеко, уже виднелся берег, так что очень скоро мы дошли до пристани. Англичане проплыли мимо нас, несколько раз стрельнули из пушек, но мы уже не боялись их – береговая артиллерия защищала нас.
Генерал тотчас же послал господина Дюрокана берег, чтобы известить о нашем прибытии. После этого береговая артиллерия дружными залпами приветствовала нас, и наши два военных корабля ответили пятьюдесятью залпами. Потом мы сошли на берег, и так как до города было не больше четверти мили, пошли пешком.
Рано утром Бонапарт принял представителей городской знати, потом сел завтракать.
По закону, сойдя на берег, мы должны были пройти сорокапятидневный карантин, но генерал не желал терять времени, и мы все, сошедшие во Фрежюсе, в тот же вечер направились в Париж».
Франция встречала их – загорелых и выдубленных морским ветром – так, будто аргонавты в самом деле добыли золотое руно.
Вот они, наши герои – Бонапарт, которому только что исполнилось тридцать, раненый Мюрат, Ланн на костылях.
– Идите, генерал, разбейте и прогоните врага, а затем мы вас сделаем королем! – воскликнул один клубный оратор на юге, на что Бонапарт возразил «с целомудренным негодованием».
Он полетел на север и остановился в Эксе, где получил копию письма Шарля Рейнара, написанного под диктовку директоров («Исполнительная Директория ждет Вас, генерал, – Вас и Ваших храбрецов…»).
«Египет, – пишет Бонапарт правительству, – огражден от любого вторжения и полностью принадлежит нам!… Газеты я получил лишь в конце июля и тотчас вышел в море. Об опасности и не думал, мое место было там, где мое присутствие казалось мне наиболее необходимым. Это чувство заставило бы меня обойтись и без фрегата и, завернувшись в плащ, лечь на дно первой попавшейся лодки. Я оставил Египет в надежных руках генерала Клебера. Когда я уезжал, вся страна была залита водой: Нил никогда не был так прекрасен за последние пятьдесят лет».
Общаясь с людьми, Бонапарт окружал себя таинственностью и говорил как человек, свыше наделенный полномочиями судить и решать. Марбо вспоминал, что празднования в Лионе имели характер торжественного юбилея. Бонапарт был выше простых смертных и словно приближался к апофеозу. И не ошибался в этом, хотя не знал, каким образом захватит власть. Кем он станет в результате грядущих событий? Может быть, одним из пяти директоров?
Но он, кажется, несколько заблуждался относительно условий жизни в стране, оставленной им более года назад. Он высмеял Рустама, заряжавшего пистолеты:
– Зря теряешь время, это тебе не Аравия, здесь безопасно.
«Вечером генерал вместе с господами Дюроком и Бертье выехал в Париж, а я только после них, ночью, вместе с обслуживающим персоналом, везя генеральское имущество. К нашему каравану присоединились и некий господин из Фрежюса с супругой, которая была очень хороша собой (они направлялись в Экс-ан-Прованс). Мы ехали всю ночь и весь день, и вдруг в четыре часа дня, когда до Экс-ан-Прованса оставалось меньше четырех миль, на нас напали человек сорок разбойников, хорошо вооруженных. Первыми пострадали наши попутчики. Грабители привязали мужа к карете, дочиста обобрали, а жену раздели, оставив только в одной рубашке (думали, что она прячет на теле драгоценности).
Затем разбойники подошли к нашей коляске, нагруженной имуществом Бонапарта. Один из слуг сказал:
– Господа, ничего не трогайте. Эти все вещи принадлежат генералу Бонапарту.
В ответ в беднягу выстрелили. К счастью, он не умер. Кинжал был при мне, я хотел наброситься на них, но господа Данже и Гайонне разрешили:
– Если окажем сопротивление, нас тут же всех прикончат.
Они говорили со мной по-арабски, и разбойники ничего не поняли.
Грабители взломали замки на сундуках и унесли все генеральское имущество, в том числе столовое серебро с вензелем «Б».
Очередь дошла до меня, у меня в пояс было вшито около шести тысяч франков золотом и серебром. Они не дали мне даже развязать пояс, распороли ножом. Я, признаться, не очень расстроился, потому что подаренный мне генералом в египетской пустыне кинжал был спрятан во внутренний карман, и они не нашли его.
Вдруг один из разбойников спросил меня:
– Ты мамелюк?
Я уже немного говорил по-французски и ответил утвердительно.
– Приехал сюда есть французский хлеб, да? Он тебе поперек горла станет…
Я ничего не ответил, и они нас не тронули. Хорошо вооруженные, как настоящая воинская часть, все тридцать грабителей ушли в горы.
Все это время несчастный супруг был привязан к карете, а жена в одной рубашке плакала и ломала руки, как Магдалина. Одним словом, зрелище было печальное. Когда мы развязали веревки, он упал в объятия жены и буквально рвал на себе волосы от отчаяния. Бедняга никак не мог смириться с нанесенным его супруге бесчестьем».
Франция была полна такими шайками, их нередко возглавляли священники.
А Жозефина, забыв об опасностях, помчалась навстречу мужу, но супруги разминулись.
«Мать моя, – вспоминает Евгений, – выехала нам навстречу в Лион, но по ошибке направилась по дороге в Бургундию, тогда как он проехал через Бурбоннэ. Таким образом мы опередили ее на двое суток».
Герой, одержавший множество побед под знойными небесами, вернулся в свой дом, где его встретила мать – строгая женщина сорока девяти лет.
Вскоре туда прибыл и переживший дорожные приключения Рустам.
«Как только он (Бонапарт) узнал о моем приезде, тотчас же вызвал меня. Я предстал перед ним. Он громко расхохотался:
– Рустам, тебе и в самом деле встретились французские арабы?
Я сказал:
– Конечно. А вы говорили – у вас такого не бывает. Мне кажется, бедуины есть во всех странах.
Он успокоил меня:
– Погоди немного, я со всеми ними расправлюсь. Во Франции разбойников не должно остаться».
По возвращении из Египта он был склонен поговорить о научных итогах экспедиции и вновь посещал заседания Института.
На первую встречу в Директорию генерал пришел в сопровождении Монжа. Он писал любезные письма Лапласу и посетил вдову Гельвеция.
Директория, поначалу удивленная появлением дезертира, устроила пышный банкет: «празднование успеха в Египте», в честь Бонапарта и Моро (второй еще соперничает с первым в военной славе).
Храм Победы (бывшая церковь Сен-Сюльпис) был великолепно украшен. Висели знамена побежденных врагов – к этому времени Массена уже разбил Корсакова и прогнал Суворова.
Председатель Совета Старейшин сидел в центре стола, справа от него – Президент Директории, слева – генерал Моро, затем Председатель Совета Пятисот, затем Бонапарт.
На обеде не было ни женщин, ни наблюдателей, но лишь 750 суровых государственных мужей.
Были произнесены следующие тосты:
Председатель Совета Старейшин – за Французскую Республику
