Периферийная империя: циклы русской истории - Кагарлицкий Борис Юльевич (читаем книги онлайн TXT) 📗
На заре капитализма политика откровенно переплетается с торговлей. Азербайджанский исследователь Л.И. Юнусова отмечает, что коммерческий успех Дженкинсона в значительной мере определялся тем, что он был «не просто английским купцом, а посланником русского царя» [197].
Миссия Дженкинсона положила начало длительному периоду соперничества-сотрудничества английского и русского капитала на Каспии. С одной стороны, Москва, а позднее и Петербург нуждались в иностранных партнерах. Торговля с Персией была в значительной мере транзитной. Англичане помогли наладить торговые пути, на английских, а позднее и голландских кораблях персидский шелк и другие товары вывозились дальше в Европу. Но, с другой стороны, партнеры вели между собой ожесточенную борьбу. И те, и другие стремились оставить за собой максимальную долю прибыли от персидской торговли.
Дженкинсон добился в Персии торговых привилегий, аналогичных московским. Английские экспедиции в Персию следовали одна за другой – в 1564, 1565, 1568, 1569 и 1579 годах. Это вызвало опасения в Москве, где не желали уступать столь прибыльный торговый путь иностранцам. В дальнейшем царский двор принимает меры к тому, чтобы волжская торговля оставалась под его контролем, а деятельность англичан в этом направлении ограничивает. Торговые экспедиции на юг могли предприниматься только с царского разрешения и совместными силами. Несмотря на все проблемы, персидская торговля была настоящим «золотым дном» для компании, но к началу XVII века налаживается другой, более безопасный и простой путь в Персию через Индийский океан. Ост-Индская компания начинает вывозить на Запад персидские товары в значительных количествах, тем самым снижая коммерческую привлекательность волжского пути. Позднее появляется и другой транзитный путь – через Турцию. Тем не менее торговля с Персией через Каспий продолжается, ведя к расцвету Астрахани.
Впоследствии деятельность «Московской компании» стала среди русских историков темой острой дискуссии. Историк XIX века Н. Костомаров обратил внимание на то, что английские купцы, организованные вокруг «Московской компании», были тесно связаны со своим правительством, действовали согласованно, зачастую даже в ущерб своим соотечественникам, не имевшим политической поддержки в Лондоне. Костомаров убежден, что англичане имели «обширные виды политического преобладания в России» [198].
Легко догадаться, что этот тезис был весьма популярен и среди советских историков, особенно в первые годы «холодной войны» [199]. Ряд советских авторов доказывал, что англичане нашли в России отсталую страну и «всячески стремились закрепить эту отсталость», «мешали русским овладеть и изучить передовую технику», шли «путем нажима и шантажа» [200].
Напротив, историки «западнического» толка видели в английских купцах представителей передовой цивилизации, которые несли знания отсталому русскому народу [201]. Лишь в начале 60-х годов XX века Я.С. Лурье постарался демифологизировать историю англо-русских отношений XVI века.
На самом деле, деятельность англичан в России сопровождалась многочисленными взаимными претензиями между русскими и английскими партнерами. Жалобы русских купцов на иностранную конкуренцию повторяются регулярно, начиная со второй половины XVI века и кончая эпохой первых Романовых. В челобитной 1646 года, поданной царскому правительству против «аглицких немцев», претензии высказываются примерно те же, что и в документах более раннего периода. Русские обвиняли англичан в манипулировании ценами, англичане, в свою очередь, жаловались на ненадежность русских купцов, частые проволочки, жульничество.
Зачастую жалобы англичан (и вообще иностранцев), находившихся в Московии XVI-XVII веков, выглядят довольно комично. Так, иностранцы сетовали на то, что их «закармливают», явно пытаясь нанести вред их здоровью чрезмерным угощением. В Московии тех времен неприлично было вставать из-за стола самостоятельно, а если на следующий день гости не жаловались на плохое самочувствие из-за чрезмерной еды и питья, то пир считался неудачным.
Общаясь с русскими партнерами, англичане заметили, что те слова не держат, «а если начнут клясться и божиться, то, наверное, хотят обмануть» [202]. Способность русских сочетать смекалку и предприимчивость с безалаберностью и недобросовестностью не могла не поразить протестантов, однако, как отмечает Костомаров, взаимные претензии русских и западных купцов никогда не мешали им «вместе обманывать правительство» [203].
Справедливости ради следует отметить, что задним числом ситуация всегда выглядит драматичнее, чем на самом деле. Дело в том, что случаи, когда стороны разошлись полюбовно, оставляют меньше следов в документах. Именно тогда, когда возникают взаимные претензии, люди начинают писать жалобы, обращаться в различные инстанции, тем самым предоставляя материал для будущих историков. Парадоксальным образом именно огромное количество всевозможных жалоб свидетельствует о размахе и интенсивности торговых отношений между англичанами и русскими.
В действительности, разумеется, главные проблемы были отнюдь не в культурных противоречиях. Освоившись в Московии, англичане начали вести торговлю на внутреннем рынке, успешно конкурируя с местными купцами. Они организовали собственную сеть поставщиков и систему оптовых закупок, кредитуя производителей. Такой порядок, отмечает Костомаров, «был выгоден для мелких торгашей и для народа вообще, но разорителен для русских оптовых торговцев» [204]. Закон торгового капитализма состоит в том, что рынок контролирует тот, кто располагает большим капиталом. Имея преимущество в финансовых ресурсах, англичане заняли и более сильные позиции, нежели их русские конкуренты.
Поведение английских купцов в Московии вызывало недовольство не только у их конкурентов в среде русского купечества, но и у многих в самой Англии. В Лондоне существовало убеждение, что русская почва действует на сотрудников компании развращающим образом. Попав в Московию, они стремительно обогащались, строили роскошные хоромы, каких не могли позволить себе лондонские акционеры, усваивали местные нравы, держали слуг, собак и медведей [205]. Они начинали, подобно московским боярам, объедаться до желудочных колик. В Лондоне считали, что Россия развращает англичан соблазном чрезмерной свободы, а те, кто пожил в Москве, не хотели возвращаться к пуританскому воздержанию. Посол Боус открыто жаловался Грозному на свою бедность [206]. Когда сотрудников компании отзывали, они делали все, чтобы остаться. Некоторые ради этого переходили на русскую службу и даже принимали православие.
Позднее, уже в XVII веке, английский посол Джон Мерик жаловался царским чиновникам на своих же людей, купцов и приказчиков, которые без ведома компании женятся на русских женщинах. Волновала посла в подобных браках исключительно материальная сторона: переходя в православие по случаю женитьбы, англичане становились русскими подданными и уклонялись от уплаты долгов своим соотечественникам. Мерик требовал не допускать браков до тех пор, пока компания не подтвердит оплату всех векселей. Однако русские сделали вид, будто не понимают о чем речь и заверили англичанина, что «силою никово не женят и в Московском государстве по неволе не оставляют никово» [207].
