Правда варварской Руси - Шамбаров Валерий Евгеньевич (читать книги онлайн бесплатно серию книг .txt) 📗
В Швеции в этот период настал «век аристократии». Дворяне захватили львиную долю мест в риксроде (государственном совете) и риксдаге (органе сословного представительства). Для широкого образа жизни им требовались средства, и они прижимали купцов, ремесленников. Но Швеция была аграрной страной, в городах жило всего 5 % населения, и основные тяготы пришлись на крестьян. А их положение в разных провинциях было неодинаковым. В Эстляндии и Лифляндии (как и в польской Курляндии) сохранялись самые жестокие в Европе формы крепостного права, только здесь практиковалась розничная торговля людьми. Потому что в XVI в. тут произвели кодификацию права, взяв за основу римское — и крепостных напрямую приравняли к римским рабам. Крепостное право было сохранено и в провинциях, отобранных шведами у Германии и Дании.
Но и положение свободных крестьян ухудшалось. В ходе войны требовалось награждать дворян, из-за затруднений казны приходилось закладывать казенные владения, потом добавилась неуемная щедрость Христины — а в результате большая часть коронных земель перешла в помещичью собственность. Землевладельцы драли за аренду больше половины урожая, все шире вводили барщину, по шведским законам, они обладали и значительной юридической властью над крестьянами: правом суда, правом «домашнего наказания» (т. е. порки), правом сдавать в рекруты. И пошло бегство карельских, русских, финских, эстонских крестьян за рубеж. В Россию, где жизнь была не в пример легче.
«Бунташная» Франция
С какой-то стати в истории внедрилась «аксиома» о неком многовековом научно-техническом отставании Руси от Запада. Хотя при этом забывается, что термин «наука» в разные времена понимался различно. И долгое время вся европейская «наука» сводилась к пустой схоластике и запутанной юриспруденции, которые россиянам и задаром были не нужны. Раньше других дисциплин на Западе стала развиваться только астрономия — она стала «побочным продуктом» астрологии. Кое-какие достижения были и в медицине. Да и то ученые, позволившие себе эти изыскания, рисковали попасть на костер или подвергнуться преследованиям, как Сервет, Везалий, Бруно, Коперник, Кеплер, Бруно, Галилей.
На самом же деле то, что мы с вами сейчас именуем наукой, зародилось только в середине XVII в.! Причем чистейшей воды легендой являются теории, будто это было связано с «буржуазными революциями» и рождением капитализма. Наоборот, рывок произошел в странах абсолютизма. Где богатые аристократы спонсировали ученых для собственных развлечений. Стимул к прогрессу машинной техники дал… театр. В помпезных придворных постановках считалось шиком, чтобы сцена оборудовалась хитрыми механизмами, ездили колесницы «богов», открывались раковины с полуголыми «нимфами», для чего и привлекали изобретателей. При строительстве фонтанов вдруг выяснилось, что вода не может подняться выше определенной высоты. Откуда последовали опыты Торричелли, Паскаля — и родилась гидродинамика. А побочное открытие «торричеллиевой пустоты», вакуума, впервые опровергло авторитет Аристотеля, утверждавшего, что «природа не терпит пустоты». Придворная мода на азартные игры породила заказ — вычислить вероятность выигрыша. И возникла теория вероятностей… Ну а математику преподавали в иезуитских колледжах, должности профессоров хорошо оплачивались. В борьбе за эти должности кандидаты старались доказать свой профессионализм — и в один прекрасный день перешагнули рамки математики Евклида.
Но нужно учесть и то, что никакого практического значения европейская наука еще не имела. Она оставалась уделом горсточки энтузиастов. Британский философ Бертран Рассел писал впоследствии, что если бы в XVII в. было убито в детстве 100 ученых, то современный мир не существовал бы. Хотя, скорее, даже не 100, а 15–20. Их были единицы. Галилей, Кардано, Тарталья, Бесон, Ферма, Торричелли, Декарт, Паскаль, Кавальери, Гюйгенс, Роберваль, Дезарг, Виет… Эксперименты производились кустарно — допустим, Паскаль приглашал в свидетели городских кюре и учителя, и они шли на гору смотреть, останется ли ртуть в трубке на прежней высоте. О результатах сообщали по переписке, связующим центром переписки всех европейских ученых стал по своей инициативе монах Мерсенн. И больше внимания тогдашние деятели науки уделяли поиску не открытий и истин, а богатых и знатных покровителей.
Широкую известность получали разве что труды гуманитариев-философов. Во Франции, например, были популярны идеи Монтеня, сводившего смысл жизни к эгоизму и отрицавшего нравственные идеалы: «Я живу со дня на день, и, говоря по совести, живу только для себя». Бэкон внедрил европейцам катастрофическую мысль, будто наука должна дать человеку власть над природой. Вершиной подобной галиматьи стали теории Баруха Спинозы, голландского еврея, притворно крещенного, но ставившего себя «вне вероисповедания». Он объявлял, что «мир может быть познан геометрическим методом», вообще отрицал градации добра и зла, психологию сводил к «природным силам», а ключ к решению всех проблем видел в «просвещении». И если Россия «отстала», не зная подобных теорий, то много ли она от этого потеряла?
Но моральному облику европейской цивилизации такие учения и впрямь соответствовали. Особенно заметно это было во Франции, которая выдвигалась на роль культурного и политического центра Европы. Ее особенностями стали ярко выраженный индивидуализм, погоня за удовольствиями и полнейшая распущенность. Посол Тосканы доносил: «Франция — это настоящий бордель». На сексе здесь было замешано все — быт, карьера, искусство, политика. Для простолюдина уступить дочь для забавы дворянину считалось не только нормальным, но и выгодным — если не забудет заплатить. А у дворян отнюдь не считалось зазорным откровенно продавать дочерей вельможам (только цена отличалась от простолюдинок). Ну а те, кто прорвался в высший свет, предавались своим желаниям в открытую. Аббат Рино описывал типичные приемы светских дам: «Большинство держит в руках молитвенники, носящие на их языке название «сокровищ», но содержащие не молитвы, а неприличные рисунки и речи». Действовали разные системы «сигнализации». Например, короткие локоны на висках назывались «кавалеристами», длинные, спускающиеся до плеч — «мальчиками», показывая, какого партнера предпочитает дама.
Был и язык шелковых бантиков, имеющих «свои названия и значения, судя по цвету и месту, где они приколоты… перемещаемые в известном порядке, они без слов объявляют избраннику: «вы мне нравитесь», «я вас люблю», «следуйте за мной», «я ваша». Позже подобную роль стали играть мушки, но в середине XVII в. их использовали только для того, «чтобы обратить общее внимание на особо красивые части своего тела. Их налепляют на лицо, шею, спину, грудь и даже на кончики грудей». То есть просто оголить соски для соблазна мужчины оказывалось уже недостаточно, требовалось дополнительно привлечь к ним внимание. Впрочем, тогдашние моды преднамеренно выставляли прелести напоказ — декольте углублялись настолько, чтобы открывать не только верх бюста, но и часть околососкового кружка. Хотя критерии красоты очень отличались от нынешних — ценились женщины полные, рыхлые, расплывшиеся. Поэтому бедра специально расширяли фижмами — юбками на металлическом каркасе, который пристегивался к телу ремнями.
Еще одной особенностью французской знати была страсть к интригам и заговорам, участники коих нередко искали поддержку у внешних врагов. Но во Франции это не считалось «изменой родине», входило в число дворянских «свобод». Иногда для острастки казнили какую-нибудь мелочь, но высших вельмож не трогали. И для них заговоры становились острой, но практически безопасной игрой. Как и для дам, которые в дополнение к разврату искали новые развлечения и становились «ударной силой» всяких закулисных дел. Прижать самовольство и анархию вельмож сумел только Ришелье, но после его смерти они снова подняли головы. А вокруг трона собралась целая свора «принцев крови» — алчных, эгоистичных, ничего не желающих знать, кроме собственных выгод и апломба.
