История германского фашизма - Гейден Конрад (электронная книга .txt) 📗
Гитлер больше не был хозяином в своей партии. Военщина отняла у него штурмовые отряды, созданные им как орудие его личного господства в партии, причем сделал это не кто иной, как его лучший друг Рем. Последний сначала даже не заметил, какой удар он накосил этим своему партийному вождю. Он заставил Гитлера превратить партию в сборище ландскнехтов, с которыми офицеры рейхсвера смогут в одно прекрасное утро сделать все, что им заблагорассудится.
Штурмовые отряды росли, но именно поэтому Гитлер не мог сохранить власть над ними. В марте 1923 г. штурмовики уже образовали в Баварии три отряда, из которых каждый насчитывал 3–5 тыс. человек; но настоянию Рема отряды стали потом называться полками. Рейхсвер проводил с ними, как и с другими дружинами и союзами, большие ночные маневры и смотры, а Гитлер выступал в этих военных играх исключительно как оратор. В штурмовых отрядах жил дух активного сопротивления французам; из этих отрядов, вернее из среды бывших мюнхенских солдат Россбаха, который никогда не был особенно верен Гитлеру, вышел, например, Шлагетер, которого французы расстреляли в Рурской области.
Таким образом и политической активности Гитлера мешала сеть полевых уставов и соглашений с другими группами. Но тут ему посчастливилось получить в руководители штурмовых отрядов человека, который за отсутствием войны на внешнем фронте знал толк в гражданской войне. Это был бывший летчик, капитан Геринг, во время Первой мировой войны он был начальником воздушной эскадрильи Рихтгофена и получил орден Pour le merite. Он на четыре года моложе Гитлера, провел несколько лет в Дании и Швеции в качестве летчика и директора авиационных компаний, учился после этого в Мюнхене. Это был человек со средствами, а такие люди всегда были нужны Гитлеру; он не раз помогал и лично Гитлеру, который все еще жил в скромных условиях. Геринг жертвовал не только собой для партии, он приносил ей в жертву также свои средства, — один из примеров, когда за деньги покупались руководящие посты в партии. Он умел увлечь за собой солдат, но для обычного обучения рекрут был слишком нервен. Рем всегда относился к нему скептически. Более стойким, зато менее блестящим сотрудником был его начальник штаба капитан Гофман, старый соратник Эрхардта.
В продолжение года войско все увеличивалось и настолько отбилось от рук, что Гитлеру пришлось создать специальные отряды для внутрипартийных целей. В августе один из старых членов партии, принадлежавший еще к ее основателям, лейтенант в отставке Берхтольд сформировал своего рода штаб телохранителей, так называемый «Ударный отряд Гитлера». Этот ударный отряд был той ячейкой, из которой выросли нынешние СС («Охранные отряды»).
Три месяца Гитлер влачил цепи, которые наложила на него военщина. Затем он попытался порвать их, но ему при этом не поздоровилось.
Первого мая мюнхенские социал-демократы и коммунисты устроили свои обычные маевки на Терезиенвизе за чертой города. Кто знает, какое настроение господствует на социал-демократических маевках, тому известно, что участники их меньше всего думают о революции.
Однако мощная организация, которая считает себя всесильной, видит уже в самом появлении противника провокацию. Поэтому Гитлер и связанные с ним боевые союзы объявили маевку провокацией и решили воспрепятствовать ей силой. Баварскому правительству предъявлен был ультиматум; гитлеровцы не заявляли: «Запретите маевку, иначе мы выступим», а поставили вопрос так: «Запретите маевку и дайте нам выступить». Боевые союзы хотели, чтобы правительство поручило им в качестве «чрезвычайной полиции» подавить майскую демонстрацию, т. е. истязать, арестовывать, а по возможности, и расстреливать демонстрантов.
Чтобы некоторым образом пойти навстречу боевым союзам, правительство запретило шествие социал-демократов через город; но устройству праздника за городом оно не стало чинить препятствий. Гитлеру и его друзьям дано было знать, что против «эксцессов» с их стороны правительство выступит с вооруженной силой.
Боевые союзы тоже имели оружие, но оно находилось на складах рейхсвера. Вожакам союзов было обещано, что оружие будет выдано им по первому требованию. Гитлер надеялся и на этот раз использовать рейхсвер против гражданской власти; вместе с Ремом и некоторыми вожаками союзов он отправился к Лоссову и потребовал от него выдачи того, что, как он полагал, принадлежало ему по праву. Но к безграничному удивлению Гитлера Лоссов холодно ответил, что оружия нет. Гитлер вскипел и напомнил генералу про обещание выдать оружие.
«Можете, если хотите, называть меня нарушителем слова, — сказал Лоссов, — но оружия я не выдам, я знаю, как обязан поступать в интересах государственной безопасности». Генерал не ссылался на то, что его прежние обещания были превратно поняты; он просто сказал нет — и баста. Ему как военному ландскнехты были не по душе, контрреволюцию он считал делом генералов, а не главарей добровольческих отрядов и народных ораторов.
Полуобезумевший от гнева Гитлер решил захватить рейхсвер врасплох; он пошел на риск. Вопреки запрету Лоссова он посылает за оружием в казармы; выдрессированные Ремом нижние чины не оказывают противодействия. К складам оружия подъезжают большие грузовики, посланцы Гитлера вызывают из цейхгаузов солдат рейхсвера и приказывают им грузить ружья на грузовики. Руководитель нижнебаварских штурмовых отрядов Грегор Штрассер был задержан в Ландсхуте офицерами как раз во время такого налета. Видя, что ему не вывернуться, он дает им честное слово, что отвезет оружие на своем грузовике обратно в казарму. Офицеры отпускают его. Но Штрассер не поворачивает в ворота казармы, а дает полный ход машине и уезжает по шоссе в Мюнхен. «Это была военная хитрость», — весело заявил он, когда впоследствии ему напомнили в баварском ландтаге про эту историю с его честным словом.
Своим вооруженным выступлением Гитлер хотел заставить колеблющегося генерала фон Лоссова перейти Рубикон. День, начавшийся мятежом, должен был закончиться государственным переворотом, произведенным рейхсвером. Но замысел Гитлера полностью провалился. Началось с того, что часть организаций, которые должны были выступить вместе с Гитлером, испугалась и дезертировала. Сама по себе эта потеря даже не была значительной, но Гитлер потерял присутствие духа и бежал. Вместо того чтобы занять со своей хорошо вооруженной армией к утру 1 мая центральные пункты города, он отвел ее за городскую черту на военный плац — Обервизенфельд. Как осторожный стратег Гитлер позаботился, чтобы между ним и противником оказался весь город Мюнхен, — противник на другом конце города, на Терезиенвизе, спокойно слушал своих майских ораторов.
На Обервизенфельд, где происходили военные упражнения, боевые союзы братались с рейхсвером, тогда как главари союзов в замешательстве обсуждали, что же теперь делать. Тем временем Лоссов узнал о похищении оружия. Взбешенный генерал разнес в пух и прах Рема и отдал приказ немедленно разоружить националистических бунтовщиков. Последним не оставалось ничего другого, как по возможности дружелюбно сговориться относительно условий разоружения. В последний момент Гитлеру удалось избежать позорной выдачи оружия на поле сражения. Союзам разрешено было самим отвезти оружие в казармы. Так Гитлер «разделался» с марксистами.
Это было самое тяжелое поражение, понесенное до сих пор Гитлером, — хотя бы потому, что оно показало, что в груди у Гитлера не билось неустрашимое сердце бойца. Когда пять месяцев спустя Гитлер снова захотел силой переправить Лоссова через Рубикон, он опять опростоволосился.
Союзники тоже оказались ненадежными. Двойная система подчинения рейхсверу и соглашений с другими организациями доказала свою несостоятельность. У Гитлера была армия, но в решительный момент противник мог лишить ее свободы действий; у него была политическая программа, но в решительный момент она крошилась, лишалась важных частей. Но он уже не мог повернуть назад. Путь к успеху вел только через рейхсвер, который обучал войска Гитлера, командовал ими, вооружал их и в случае надобности и оплачивал их. Поэтому Гитлер должен был стремиться любой ценой — хотя бы ценой своих принципов — уговорить рейхсвер, не уступивший ему в этот момент, и подчинить себе ненадежные военные союзы. В вечер 1 мая эта задача еще не представлялась ему в столь ясном виде, но события сами привели его на этот путь.
