Легендарный барон - Князев Николай (книга регистрации TXT) 📗
Чрезвычайно испортил там репутацию барона его контрразведчик капитан Безродный, который, пользуясь полной неприкосновенностью, творил «Шемякин суд», ничем не прикрытые убийства и ограбления (см. книгу «Черный год» Носкова).
Перед тем, как в Улясутай прибыли бароновские эмиссары: полковник В. Н. Дорожиров [32] с отрядом в 15 человек, а также Казанцев и Безродный, многострадальная русская колония понесла большие жертвы во время восстания прежнего китайского гарнизона. Уцелевшие от безродновских и китайских избиений колонисты впоследствии перебиты были монголами унгерновского полка войскового старшины Ванданова в момент перехода их на сторону так называемого Народно-революционного правительства Монголии.
Барон Унгерн, вторгшийся в Монголию с целью пройти через Ургу на Троицкосавск, чтобы поднять антисоветское восстание, ни на минуту не оставлял этой основной своей мысли несмотря на то, что крупнейшие события отвлекли его в сторону от прямого пути. В предвидении, что задуманный «крестовый поход» может окончиться неудачно, он очень рано, с марта месяца 1921 г. начал готовить для Богдо и правительства новую резиденцию, которая заменит Ургу в том случае, если он потерпит поражение под Троицкосавском. Его внимание привлек Улясутайский округ. В то время, как Урга будет тотчас же поставлена под прямой удар противника после отступления от Троицкосавска и, без сомнения, станет легкой добычей красных, хотя бы вследствие своей топографической доступности и близости к советской границе, Улясутай, казалось, мог бы еще держаться, так как он удален от Урги на целую тысячу верст и отделен от Сибири громадным пространством дикого, гористого Урянхая.
В этих видах барон отдал под контроль Казанцева обширную территорию, простирающуюся от Урги на запад чуть ли не до Кобдо, и представил ему самые широкие полномочия, полагая, что Казанцев сумеет создать там оплот, куда при случае можно укрыться. Отпуская из Урги Казанцева, барон бросил ему следующую фразу: «Ну, прощайте, а может быть, до свиданья! Если у меня ничего не выйдет здесь (Троицкосавск), то я приду к Вам. Вместе пойдем через Урянхайский край в Красноярск». В мае месяце барон послал в Улясутай монгольский полк Ванданова, что являлось следующим шагом в том же направлении.
Далее требовалось перевести в Улясутай правительство и самого Богдо-хутухту. Но это было не так то просто, потому что в Монголии политика тесно переплеталась с религией. Разве мыслимо было без какого-нибудь чрезвычайного давления оторвать Богдо от всех главных святынь? Ведь это не только отразилось бы на его бюджете, но и нанесло бы ущерб его божественному авторитету. Да и во имя чего, спрашивается, побежит старый, почти совершенно слепой Богдо со всеми чадами и домочадцами из своего насиженного священного Огурда-Гадзара в неуютный Улясутай?
Для монголов того времени красные и белые в одинаковой степени являлись русскими людьми, а кто из русских лучше, кто хуже, и из-за чего они между собой дерутся — едва ли эти вопросы были доступны монгольскому пониманию. Богдогэгэн и политически мыслящие монголы-националисты готовы были дороже расценивать ту русскую политическую группировку, которая более способна в каждый данный момент защищать монгольскую государственность от каких бы то ни было посягательств со стороны поработителей-китайцев. С этой точки зрения, конечно, лучшей из двух враждующих русских партий являлась для монголов та сторона, которая окажется на положении победителя. Но эта концепция слишком поздно проникла в сознание барона — когда все уже было потеряно для него в Монголии. В свое время он не приложил достаточных усилий к тому, чтобы закрепить за собой горячие симпатии монгольского населения, а также не заботился подвести какую-нибудь понятную, хотя бы для грамотного монгола, идеологию под свою политическую платформу — борьбу с русским коммунизмом и социализмом вообще.
Затронутые вопросы о взаимоотношениях между бароном и Монголией не могут быть изложены во всей полноте в настоящей главе. Но думается, что приведенных соображений вполне достаточно, чтобы объяснить, почему, именно, барону совершенно не удалась сделанная им перед выходом на Троицкосавск попытка перевести в Улясутай хутухту и правительство. Накануне отъезда из Урги, барон Унгерн вручил своему помощнику по хозяйственной части, В. К. Рериху, текст прощального письма Богдо-гэгэну, с приказанием перепечатать на машинке (почерк барона с трудом поддавался чтению) и отдать для перевода Жамболону. Последний же должен был передать этот документ в руки Богдо точно через сутки после выезда барона из города.
В совершенно корректной форме и с соблюдением обычного этикета барон высказывал Его Святейшеству рад горьких истин и предупреждений. Барон напоминал хутухте о своих заслугах перед Монголией, а именно, об освобождении страны и установлении в ней порядка и спокойствия; указывал, что он, барон Унгерн, восстановил Монголию, как царство, и короновал Богдо-гэгэна. Не слишком ли скоро все это забылось? «Я неоднократно слыхал от Вас слова о том, что Ваше положение обязывает Вас к непротивлению злу. Теперь я понял, что под этими красивыми фразами Вы прятали от меня Ваш переход в красный лагерь, Вы изменили свое отношение ко мне и к тому делу, за которое я борюсь. Берегитесь! Вы скоро погибнете от руки большевиков и погубите страну. Мне не остается иного выхода, как покинуть пределы Монголии. Я возвращаюсь на русскую территорию» [33].
Военная и политическая обстановка вынудила барона заблаговременно перевести дивизионное интендантство с реки Барун-Тэрэлдж (50 верст от Урги) в сравнительно менее опасный район. Таким местом, по справедливости, считалось тогда лишь расположение генерала Резухина на р. Селенге, потому что тот район тщательно наблюдался, и там имелись достаточные силы. В конце апреля 1921 г. интендантство оборудовало обоз в количестве 1500 бычьих и верблюжьих подвод и 1000 вьючных верблюдов. Эти транспортные силы подняли интендантский груз и в мае месяце доставили его на Селенгу. Интендантство разместилось в одной из живописнейших падей, на правом берегу реки верстах в пятнадцати выше моста. Здесь барон намечал соединение обеих бригад на случай неудачи под Троицкосавском и отсюда, как мы скоро увидим, он отправился в свой последний поход.
Глава XX
Во второй половине мая месяца 1921 г. барон Унгерн отдал своим боевым частям приказание выступить из Урги на север, с целью перенести военные действия в русские пределы.
Первым вышел отряд сотника Тубанова, который ловко выкрал Богдо-гэгэна. Тубанов, имевший три сотни — чахарскую, китайскую и монголо-бурятскую — получил от барона инструкцию взять станицу Мензинскую (220 верст на юго-восток от Троицкосавска и почти столько же на северо-северо-восток от Урги). Ввиду того, что к этой станице нет колесных дорог со стороны Монголии, а также что по русской территории в мензинском районе нельзя ездить в повозках, Тубанов взял лишь легкий исключительно вьючный обоз и минимальное количество пулеметов. Станица была занята без боя. Тубанов объявил в ней мобилизацию, давшую ему одну сотню из местных казаков. С этими скромными силами он выступил из Мензы на север, потому что, в соответствии с приказом № 15, должен был развивать наступление на Петровский завод (в 10 верстах от станицы).
Возлагая такое сложное задание на Тубанова, барон строил расчет, конечно, не на силы подчиненного ему отряда, а на вооруженную поддержку казачьего населения. Из этого предприятия, к сожалению, ничего не вышло, так как примыкают только к сильным: Тубанов был разбит девееровцами неподалеку от Мензы, после чего ушел в Маньчжурию с несколькими десятками всадников, а его отряд разбежался.
Географическим пунктом, куда барон Унгерн направлял свой главный удар и, таким образом, ключом всего стратегического плана являлся город Троицкосавск. Город расположен в котловине реки Кяхты, в 3–4 верстах от русско-монгольской границы и 27–30 верстах к востоку от реки Селенги. Троицкосавск почти соединился теперь с некогда самостоятельным городом Кяхтой, стоящим на самой границе. В полуверсте от Кяхты, на монгольской территории находится китайский город Маймачен. С запада и юга от Троицкосавска лежит песчаная степь, местами закрытая жалким травянистым покровом, а с севера и востока он охвачен полукольцом лесистых гор.
