Последние атаки - Ворожейкин Арсений Васильевич (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
Лазарев пристроился к нам. — Как себя чувствуешь? — спрашивает его Воронин.
— Погасил пожар. Могу драться.
Нас четверо. Теперь надо идти на перехват «юнкерсов». Но в небе никого не видно. Петр вновь запрашивает землю.
— Набирайте высоту и будьте внимательны, — слышно в ответ.
Странный совет. Воронин же своими глазами недавно видел бомбардировщиков…
Так, а где же Сирадзе с Шахом?
— Кацо! Кацо! Где вы? Почему молчите?
— Вот мы, здесь.
— Это ты, Саша, отвечаешь?
— Я, я, товарищ командир.
— Иди, дорогой, поближе к нам…
Паши снова летят шестеркой, ожидая появления «юнкерсов».
— Бомбардировщики изменили курс и скрылись, — сообщила земля.
Значит, этот бой сыграл свою роль. Вражеским истребителям не удалось пробить дорогу бомбардировщикам. И все же Петр запросил:
— Дайте курс наперехват. Мы быстро догоним: у нас большая высота.
— Ждите над своим районом.
Время нахождения над полем боя Воронина истекло.
— Идите домой, — немного погодя приказывает ему пункт наведения. — Спасибо за хорошую работу!
Лазарев тяжело ранен. Трудно поверить. Ведь в воздухе после боя Воронин лично слышал его четкие слова: «Могу драться».
На земле Петр выскакивает из самолета и бежит к Сергею. Откинув голову к бронеспинке, тот с закрытыми глазами неподвижно сидит в кабине. Лицо бледное, и по подбородку изо рта зловеще вьются красные полоски. Петр прыгает па крыло, тормошит друга за плечо.
— Что с тобой? Окровавленные губы разомкнулись:
— Спина…
Подбежали летчики и механики, осторожно вытащили из кабины обмякшее тело товарища и положили на землю. Оказалось, всему виной перегрузки, которые он создал в полете. Они так стиснули его, что без посторонней помощи Сергей не мог разогнуться. Кто-то предложил массаж спины. Сергей стонал и охал, но «операция» удалась. Человека поставили на ноги.
— Вот авиационные эскулапы, — заговорил оживший летчик, распрямляя спину. — Я думал, вы окончательно сломаете мне хребет.
Но тревоги за Сергея на этом не кончились. Чувствовал он себя скверно.
— Все должно пройти, — заверил полковой врач Иван Волков. — Только надо недельку отдохнуть.
— Спасибо, доктор, за совет, — Лазарев натянуто улыбнулся. — Поживем — увидим.
Летчик еще не остыл от боя, и врач, не говоря ни слова, обработал ранки на лице и с тяжелым вздохом отошел от Лазарева. Кто-кто, а уж врач прекрасно понимал, что все это бесследно не пройдет. Пережитое со временем даст о себе знать.
— Как удалось потушить пожар на машине? — поинтересовался капитан Воронин.
— Пикированием. Шел отвесно почти до земли. Потом рванул ручку на себя, резко вывел самолет из пикирования — и огонь сорвался… — Сергей облизнул потрескавшиеся губы и дополнил: — Перегрузка меня здорово скрутила. Но «як», молодец, выдержал.
— Не совсем, — возразил подошедший старший техник эскадрильи Пронин и пригласил взглянуть па самолет.
На правом крыле машины почти все фанерное покрытие отстало и вздулось. «Как только крыло не рассыпалось?» — подумалось каждому. Но никто не успел произнести и слова, как старший техник сообщил новую неприятность:
— У самолета Коваленко деформировалось хвостовое оперение.
— А я тут причем? — как бы оправдываясь, пробасил летчик. — Это завод виноват: нужно покрепче делать рули.
— Да тебя никто и не обвиняет, — засмеялся Пронин, — Машина рассчитана на перегрузку тринадцать, а вы с Лазаревым перемахнули этот предел. На вас давило, наверное, тонны полторы. Как только выдержали?
— Почему прочность истребителя установлена тринадцать? — спросил Сирадзе. — Значит, и чертовой дюжины маловато. Вот она и подводит.
— Да потому, что тринадцать уже далеко за пределами человеческих возможностей, — пояснил Пронин.
Все понимали, что в обычных условиях на любого летчика нагрузи полтонны — не выдержит. Но в бою при душевном взрывном порыве свои законы.
В конце разбора полета Петр Воронин обратил внимание на подавленность Саши Сирадзе. Странно. Он с Шахом принял на себя основной удар вражеских истребителей и успешно их разбил. Во всяком случае печалиться у него не было никаких оснований.
— Что нос повесил? — спросил его Петр. — Двоих «фоккеров» с Шахом завалили. Или мало?
— Нормально, — с некоторым сожалением ответил Саша. — Не могу себе одного простить: хотел проследить, где упадет сбитый самолет, а другой фашист на этом меня подловил: успел всадить в мой «як» два снаряда.
— Вперед наука, — заметил Воронин, и все согласились.
Как изменилось теперь у наших летчиков понятие об оценке боя! Когда-то пробоины в самолетах от вражеских снарядов считались как бы отметками за доблесть, а теперь за ошибку, неудачу.
— Как Шах дрался? — спросил Петр у Сирадзе.
— Для первого раза очень неплохо. Даже одного «мессершмитта» подбил. А я лишь прикончил… — Саша взглянул на своего ведомого, стоявшего невдалеке. — Я настаивал, чтобы этот самолет был записан на него. Отказался. Поговорите с ним.
— Я хочу, чтобы моя первая победа была чистой, — отозвался Шахназаров. — Иначе, как я могу приобрести уверенность в бою? Подбить — это еще не уничтожить. Раненые в большинстве своем возвращаются в строй.
— Этот «мессер» давно на том свете, — сказал капитан.
— Вот пусть Сирадзе и берет его на себя. Я видел, как он врезал ему. Фашист рассыпался. Здорово!
Почувствовав усталость — сказывалось давнее ранение в спину — капитан Воронин лег под крылом своего «яка» на чехлы и глядел на неунывающего Сирадзе, который сидел на бревнах и пел. Недалеко от него чистила пулемет оружейница Маша Павлюченко. Она частенько бросала взгляд па летчика и счастливо улыбалась. Ах, так вот почему Сирадзе распелся! Визг тормозов подъехавшей машины заставил Петра подняться. Из легковой машины вышли командир дивизии полковник Герасимов и майор Василяка. Комдив, не здороваясь, строго и о каким-то недовернем спросил у Воронина:
— Так, говоришь, бомбардировщики сами ушли, испугались твоей драчливой шестерки — и ушли?
Петр понял, что речь шла о последнем бое над Бучачем. Но почему в таком тоне? Полковник воевал в Испании, на Халхин-Голе, с белофиннами и вот теперь на Великой Отечественной войне — с первых ее дней. Часто ходит в бой. Герой Советского Союза. Он хорошо понимал тонкости воздушных сражений. Значит, где-то была ошибка.