История Крестовых походов - Мишо Жозеф Франсуа (читать книги бесплатно TXT) 📗
Между тем император Генрих VI, используя все выгоды и средства, которые доставил ему Крестовый поход, завершал завоевание королевства Неаполитанского и Сицилии. Его женитьба на Констанции, последней представительнице нормандского дома, казалось, давала ему подходящий предлог для этого предприятия. Но население острова предпочло Танкреда, побочного брата Констанции, что на четыре года отсрочило реализацию претензий императора; теперь же, после смерти Танкреда, имея достаточную материальную основу, он приступил к делу. Чтобы осуществить его замыслы, вовсе не требовались все силы империи и все ужасы войны: для подчинения измученного народа было вполне достаточно проявить умеренность и милосердие. Но движимый неумолимой местью, победитель не был тронут ни бедствиями побежденных, ни покорностью своих врагов. Все те, кто проявлял верность или хотя бы уважение к семье Танкреда, были брошены в тюрьмы или стали жертвами чудовищных истязаний. Мир, которым похвалялись завоеватели, оказался более страшным, чем война, о чем свидетельствовали разоренные города, невспаханные поля, гибнущий нищий народ. И это дикое варварство шло под знаком Креста, а государь, с которого еще не было снято отлучение, величал себя первым воином Иисуса, вождем святой рати и устроителем всех восточных дел.
Действительно, покончив с Сицилией и не имея больше врагов на Западе, Генрих направил свое внимание целиком на Восток. В письмах к духовным и светским властителям он требовал ускорения похода, обязался в течение года содержать войско из пятидесяти тысяч крестоносцев и уплатить каждому из них тридцать унций золота. Соблазненные подобными посулами, люди стали отовсюду стекаться под его знамена. Во главе их Генрих поставил имперского канцлера Конрада, епископа Гильдесгеймского, верного пособника его кровавых акций в Сицилии, поручил ему вести в Сирию третье войско крестоносцев.
Прибытие столь мощного подкрепления воодушевило христиан Палестины. Гордясь своими недавними победами, взятием Бейрута и Сидона, некоторые заговорили о Иерусалиме; но по традиции, большинство вождей под разными предлогами отвергло этот проект. И правда, какие выгоды их алчности сулил город Христа, стоявший вдалеке от моря и не имевший ничего, кроме нескольких святынь? Другое дело – приморские города Сирии, наполненные всевозможными богатствами и удобные для сношений с Европой! Но все побережье от Антиохии до Аскалона и так уже принадлежало христианам.
Оставалось лишь одно вражеское укрепление, находившееся в нескольких милях от Тира, – замок Торон. Крепость эта раздражала христианские поселения окрестных мест постоянными вылазками с целью грабежа и нарушения коммуникаций крестоносцев. И было принято решение: прежде чем думать о Иерусалиме, взять Торон.
Осаждающим сразу же пришлось столкнуться с серьезными трудностями. Замок стоял на одной из гор Ливанского хребта и к нему вела узкая тропа среди скал и провалов. Осадные машины христиан не достигали стен крепости; их стрелы и камни не долетали до осажденных, те же заваливали врагов обломками скал и бревнами, а сами насмешливо взирали на их бесплодные усилия. Но трудности удвоили рвение крестоносцев. Используя опыт горняков Саксонии, бывших среди них, они, вгрызаясь в скалы, сумели прорыть подкопы до самых стен города. Веселость осажденных сразу сменилась ужасом. Понимая, что коль скоро стены рухнут, они окажутся бессильными, мусульмане, не дожидаясь этого, предложили сдать крепость на условиях сохранения их жизни и свободы. И тут обнаружилось поразительное явление: вместо того чтобы порадоваться окончанию тяжелых трудов и принять капитуляцию, вожди крестоносцев вступили в ярую борьбу друг с другом, и когда уполномоченные осажденных прибыли в их лагерь, то не могли даже понять, к кому им следует обратиться. Герцоги Саксонский и Брабантский находили повиновение только в своих отрядах; канцлер Конрад, которому как представителю императора следовало бы проявить власть, под предлогом нездоровья отсиживался в своей палатке; все же остальные препирались друг с другом, одни – считая нужным принять предложение осажденных, другие – желая продолжать осаду вплоть до полного разгрома крепости и уничтожения ее защитников. Чувствуя себя в меньшинстве, сторонники второго взгляда провожали сарацинских послов удивительным напутствием: «Защищайтесь, а если сдадитесь, то погибнете в страшных мучениях». После такого ответа, осажденным действительно не оставалось ничего другого, как защищаться, и они поклялись биться до последнего; вместо того чтобы капитулировать, они вышли на стены вооруженными и готовыми к новым схваткам. Это сразу поубавило боевой задор осаждавших, и мужество их стало таять с каждым днем. Наконец, их охватило уныние; некоторые еще продолжали сражаться, большинство же превратилось в равнодушных зрителей, предпочитая заниматься любовью с продажными женщинами, наводнявшими лагерь. И тогда вдруг разнесся слух, что Малек-Адель с несметным войском находится в пути, спеша на подмогу Торону. При этом известии вожди крестоносцев решили снять осаду. Но, чтобы скрыть свое отступление от неприятеля, они не постыдились обмануть собственных воинов. Было объявлено, что общий штурм назначен на следующий день; а когда этот день наступил, войско не увидело своих командиров, трусливо бежавших под покровом ночи. Что тут началось! Наступило всеобщее замешательство, а за ним и паника. Лишенные руководства, объятые ужасом, люди бросали оружие и пожитки, оставляли раненых, а сами, беспорядочными толпами, плохо зная дорогу, устремлялись к Тиру, куда ранее бежали их вожди. В довершение беды разразилась страшная буря с ливнем, затопившим окрестные долины и окончательно дезориентировавшим беглецов...
1196 г.
Разумеется, встреча в Тире не была радостной. Обманутые проклинали обманщиков, общая неприязнь и ненависть дошли до того, что стали обвинять друг друга в подкупе Малек-Аделем, золото которого якобы сорвало осаду Торона. Росла и национальная рознь. Немцы и христиане Палестины не могли более оставаться под одними знаменами: первые отступили в Яффу, покинутую мусульманами, вторые – в Птолемаиду. Малек-Адель нагнал немцев у самой Яффы, и завязалось сражение, в котором погибли герцоги Саксонский и Австрийский, но общая победа склонилась в сторону христиан. Она до такой степени раздула спесь немецких крестоносцев, что те стали говорить о палестинских христианах не иначе как с презрением, обвиняя их в неблагодарности, отсутствии мужества, прямом предательстве. Палестинские христиане не оставались в долгу. Немцы, говорили они, отправились на Восток как на безопасную прогулку, не затем чтобы сражаться, а чтобы повелевать; вместо того чтобы помочь своим братьям, они обрекли их на иго более страшное, нежели сарацинское.
Среди этих пагубных раздоров никто не имел доверия и могущества обуздать умы и согласовать мнения. Скипетр Иерусалима находился в руках женщины; мудрейшие из прелатов и баронов умоляли Изабеллу, вдову Анри Шампанского, избрать нового мужа, который согласился бы стать их государем. Изабелла уже до этого тремя супружествами даровала трех монархов Палестине; теперь ей предложили вступить брак с Амори, наследовавшим престол Гюи Лусиньяна в королевстве Кипрском. Этот властитель, известный мудростью, любовью к Богу и человечеству, не отказался от царствования среди брани и мятежей в том, что оставалось еще от королевства Иерусалимского. Новый брак был отпразднован в Птолемаиде с пышностью, не соответствующей благосостоянию государства. Это событие на время утихомирило раздоры и внушило надежды, как вдруг некое известие с Запада положило предел всем бесплодным подвигам и беспочвенным надеждам; то было сообщение о внезапной смерти императора Генриха VI.
Поскольку избрание нового императора касалось каждого из немецких князей, находившихся в Палестине, все они решили немедленно возвращаться в Европу. Тщетно граф Монфорский и французские рыцари, прибывшие в Святую землю, просили немцев повременить с отъездом; тщетно сам папа умолял их завершить начатое; одна лишь королева Венгерская вняла этим призывам и, верная данной клятве, осталась со своими рыцарями в Палестине.
