ГУЛАГ без ретуши - Кузьмин Станислав Иванович (серия книг TXT) 📗
Надо отметить, что ГУЛАГ — это не просто машина по переработке человеческого «материала». Его функционирование нуждалось в теоретическом обосновании. И теоретики-программисты — тут как тут. Их было много, больших и малых. Всех перечислять долго, но без наиболее заметных не обойтись. Назовём Е.Г. Ширвиндта, одного из первых начальников Главного управления мест заключения РСФСР. Много он публиковался на страницах ведомственной печати в 20-х годах и наверняка создал бы фундаментальный труд по лагереведению. Дружил с троцкистами, и это сыграло решающую роль в его дальнейшей судьбе. В результате получилось по тюремной шутке. Спрашивает у заключённого начальник тюрьмы: «Где проживал до ареста?» Тот отвечает: «Да вот, гражданин начальник, из окна вашего кабинета видно. Через дорогу, напротив тюрьмы. А теперь живу напротив собственного дома». Так и с Ширвиндтом. Руководил тюремной системой и впоследствии сам стал её узником.
К разработке теоретических основ исправительно-трудовой политики и практики самое непосредственное отношение имел Борис Самуилович Утевский. Вместе с Ширвиндтом они писали первые крупные работы по тюрьмоведению, формировали правовую базу и обосновывали теорию перевоспитания преступников всех категорий. В жизни Утевский был крайне осторожен и ни в каких партиях не состоял. Попади в лагеря, носил бы кличку Хамелеон. Однако нет, не попал. А почему? Да потому, что быстро «перекрасился» и начал громить своих вчерашних единомышленников и их «бредовые тюремные идеи по перевоспитанию заключённых». В 1931 году выступил на заседании в Институте по изучению преступности при Народном комиссариате юстиции РСФСР с докладом: «Исправительно-трудовая политика реконструктивного периода». По его новому мнению, исполнение наказаний в предшествующий период было построено на принципах, воспринятых из либеральной буржуазной пенитенциарной теории, а литература по пенитенциарным вопросам отражала эти либеральные принципы и резко расходилась с марксистскими установками.
Осудив заложенные в Исправительно-трудовом кодексе РСФСР 1924 года такие наиболее важные принципы, как индивидуальный подход к преступнику, прогрессивная система исполнения наказаний, сформулированная задача исправления и т. д., он дал ему отрицательную оценку как якобы построенному не на марксистских принципах. В докладе отрицались возможность перевоспитания осуждённых и право на существование исправительно-трудовой педагогики и психологии. Доклад вызвал острейшую дискуссию, и, хотя его основные положения не нашли поддержки у выступавших, тем не менее в принятой резолюции осуждалась предшествовавшая исправительно-трудовая политика.
Фактически принятая резолюция во многом отходила от основополагающих принципов, сформулированных ещё Лениным.
Выступала в качестве тюремного теоретика и жена Г.Г. Ягоды — Ида Авербах, племянница Я.М. Свердлова. Но, изучая ГУЛАГ, видела она всё не так, как было на самом деле. И вовсе не рабочие и крестьяне, случайно попавшие на гулаговский материк, перековывали контрреволюционеров и преступников-профессионалов. Наоборот, классово чуждые элементы из числа судимых по пятьдесят восьмой статье обкрадывали их труд на производстве, а уголовники-рецидивисты отбирали заработанную каторжным трудом пайку и всё, что приглянулось из личных пещей. И. Авербах принадлежали восторженные дифирамбы о проводимой в лагерях коллективизации посредством создания трудовых коллективов, в которые не допускались контрики и священнослужители, а также раскулаченные.
Успехи ОГПУ в перековке всех и вся нуждались в широкой рекламе. И поплыла по только что открытому Беломоро-Балтийскому каналу имени Сталина (имя присвоено по инициативе Менжинского и Ягоды) большая компания литераторов и журналистов. По пути на остановках встречали их лагерные чины с оркестрами, с хлебом и солью. Заодно вручали журнальные и газетные подшивки с очерками, зарисовками и стихотворениями заключённых — писателей и поэтов, талант которых начал «развиваться» и смог «расцвести» только на благодатной почве вдоль берегов канала и только под руководством чекистов.
После возвращения из поездки лучшие литературные силы были брошены на создание в сжатые сроки первого монументального труда о героях Белбалтлага. Вскоре вручили «отцу народов» великолепное издание в сафьяновом переплёте. На обложке красовался бронзовый барельеф И.В. Сталина. Разбежался мгновенно тираж по коридорам ГУЛАГа и ОГПУ, по кабинетам высокопоставленных партийно-советских чиновников. Впоследствии книга вместе со многими из её авторов была арестована, и до самой своей реабилитации в 1989 году не прикасались к её страницам читатели.
И.В. Сталину вручил книгу Г.Г. Ягода. Читать фундаментальный труд вождь не стал, но не преминул полистать. Усмехнулся, когда попались на глаза страницы о величайшем эксперименте по перековке профессиональных преступников, бывших кулаков и священнослужителей. О тех, кто отбывал наказание за бытовые преступления, в книге говорилось значительно меньше. Эта категория преступников мало интересовала писателей и журналистов. Главное содержание книги всё же составляла тема перековки уголовников. Несколько больше писалось о бывших вредителях, занимавших различные административно-технические должности в лагерях. Почти не уделялось внимания кулакам, хотя их на Беломорканале было не меньше, чем уголовников. Перековка осуждённых преподносилась как нечто крупномасштабное в стране и в оптимистических тонах. Особый упор делался на то, что в сознании преступников происходят крупные сдвиги, что они осознают своё преступное прошлое, становятся на путь новой жизни. Старые грехи им прощались, а за активное участие в трудовых процессах они освобождались досрочно. Некоторым выдавались путёвки для поступления в высшие и средние учебные заведения, некоторые награждались орденами. Шумиха в центральных газетах и журналах вокруг строительства канала, описание жизни и быта заключённых в розовых красках приводили к тому, что под воздействием средств массовой информации у трудящихся складывалось впечатление, что лагеря чуть ли не кузница ударников и стахановцев, шутя сворачивающих горы. Условия жизни там таковы, что многим свободным гражданам далеко до этого. Тем самым стиралось устрашающее воздействие исправительно-трудовых лагерей как места отбывания наказания.
Вслед за этой книгой началась эпопея восхваления гулаговской перековки. Фирин тотчас тиснул в «Партиздате» книжицу, небольшую по объёму, назвав её «Итоги Беломорстроя». Долго находилась она в спецхране и теперь реабилитирована вместе с автором. При желании можно прочесть.
Ида Авербах размахнулась и выдала на-гора в 1936 году объёмную монографию под редакцией самого Вышинского «От преступления к труду». Тут же поспел и сборник трудов учёных и практиков ГУЛАГа: «От тюрем к воспитательным учреждениям». Почесал затылки кое-кто из начальников лагерей и не удержался от искушения увековечить имя своё в отечественной литературе, но об этом несколько позже.
Создать систему лагерей не так уж сложно. Гораздо труднее заставить её функционировать в интересах выполнения поставленной задачи. В первые годы работы лагерей только высший командный состав управлений и отделений комплектовался кадровыми чекистами и вольнонаёмными сотрудниками, которые составляли незначительную долю аппарата. В частности, по состоянию на 1 февраля 1931 года штаты Управления Усевитлага насчитывали 542 единицы. Заключёнными были укомплектованы 411 должностей. Они выполняли обязанности: начальников лагерных пунктов, командировок, лагерных старост и их помощников; ротных старост и их помощников; комендантов отделений и отдельных зданий; прорабов, мастеров, десятников, нарядчиков; воспитателей, заведующих клубами, театральными труппами и руководителей оркестров; бойцов военизированной и пожарной охраны; работников информационно-следственных частей, учётно-распределительных и культурно-воспитательных отделов, редакции газет; капитанов судов и лётчиков; радистов; медицинских работников и т. д.
