Русь Мiровеева (опыт «исправления имен») - Карпец В.И. (список книг txt) 📗
Если же мы вспомним о сугубо северном расположении Новгородской земли — Земли Святой Софии, как ее называли сами новгородцы, то получают неожиданное подтверждение догадки некоторых современных авторов. «Но эта страна, — писал в частности уже цитированный нами А. Г. Дугин, — как мы уже говорили, называлась также „Варахи“ — „земля Дикого Кабана“, что точно соответствует греческому корню „bor“, т. е. север, или стране Гиперборее („Лежащей на крайнем Севере“) […] и не случайно, что согласно древнегреческим источникам, гиперборейцы посылали в Дельфы символические дары пшеницы через скифские и более северные русские земли. Любопытно, что слово „Варахи“ напоминает также „варяги“, т. е. легендарный народ, давший русским священного монарха». В то же время щетиной называли в древности женский гребешок для расчесывания длинных волос и даже сами длинные волосы. Древнейшие христианские предания о святой Марии Магдалыне, описывающие ее (вместе с праведным Лазарем, св. Марфой св. Иосифом Аримафейским и св. Максимином) плавание в Рим и Галлию, особо отмечают ее подвижническую жизнь в Сен-Мари де ла Мер (Sainte-Marie-de-la-Mer) в южной Франции, где святая появлялась с длинными, до пят, рыжевато-русыми волосами. Но не несочетаемо ли такое упоминание Земли Дикого Кабана и Равноапостольной жены-мvроносицы? Напомним о древнем искусстве «сочетовати несочетаемое», пронизывающем все средневековое мiровосприятие и всю науку — от апофатического богословия Восточных Отцов до западных алхимических изысканий. А пока что заметим, что в народных преданиях образ «длинноволосой жены» или даже «царицы» зачастую несет в себе и очевидно хтоническо-инфернальный оттенок. Нас не должно это удивлять. Традиционно-сакральная символика всегда «двоится»: так «умный свет» для святого оказывается адским пламенем для грешника, Рожество святаго Иоанна Предотечи — день строгого поста — это и день цветения папортника и «русальих игрищ» (на это неоднократно указывал в лекциях Вл. Микушевич) и т. п. Что уж тут говорить о загадочной «Щетицинице»? Это славянские Марена, Марина, Мара, мора, кикимора, французская Cauchemar (женского рода). У карпатских русинов это лисова панна, няука, пэрэлэстница, вiтреiца, майка — молодая женщина с длинными волосами, но без спины и с открытыми внутренностями. Это divje devojka, хозяйка оленей, питающая их молоком. К ней входят молодыми, а выходят глубокими стариками… Но по «Золотой легенде» Мария Магдалыня — яфетического царского рода (ее родители — Сир, т. е. Кир, и Евхария), бежавшая из свиты Иродиады, а в канонических Евангелиях Спаситель изгоняет из нее семь бесов (Лк. 8. 2), то есть именно яфетических «божеств», которым она, как царевна, могла служить. Столь изобилующее канонически неподтвержденными (но и нигде не отвергнутыми) двойственными подробностями житие и могло в числе прочего сказаться на судьбе древнейшего, построенного в ее честь еще во времена церковного единства храма, в дальнейшем разрушенного и по мере постепенной «морализации» и институционализации церковного сознания обретавшего новые имена — «святой царицы Щетициницы», а затем и Святой Троицы.
Не меньше загадок скрывает и упоминание В. С. Передольским двух разрушенных монастырей. Первый из них разрушен еще примерно в X веке. Он носил название Зверинский монастырь. Второй — в XVI — XVII вв. — монастырь святого Аркадия или Аркадский, на месте которого после существовала тоже разрушенная деревня Аркажа. Впрочем, и местность вокруг бывшего Зверинского монастыря также вплоть до XIX века носила название Зверинец. Из дальнейшего изложения загадки этих имен (да и причин гибели монастырей) приоткроются, здесь же достаточно сделать лишь несколько наиболее общих замечаний. Еще Гомер упоминал об участии аркадийцев в осаде Трои, в дальнейшем через Аркадию на север двигалась Приамова линия троянских царей. Сами же Аркадийцы утверждали, что ведут свой род от некоего баснословного божества земли Аркаса, что в переводе означало «медведь». Аркас, согласно мифологии, был сыном нимфы Каллипсо, главной звезды Большой Медведицы (звезда Аркас «возглавляет» Малую Медведицу). Artaios, «медвежий» — эпитет кельтского Меркурия (при галльском arto, медведь; греч. ARKTOS — имя Кентавра (Кутувра или Китовраса). Имя кентавра у Гесиода — ARKTOYROS — обозначение Арктура, стража Большой Медведицы в созвездии Волопаса. Медведь — первопредок и первоцарь: отсюда кельтский король Артур, но отсюда и «секретные», «непроизносимые» имена этого зверя — urs, rus, syr, цр = царь. В тоже время в христианской сиволике, медведь, как и лев, символ царской власти. ArtoV — благословенный пасхальный хлеб, раздаваемый в Православной Церкви в субботу Светлой Седмицы в память о Воскресшем Царе царей и Господе господей. Север, Арктика — полярный рай — это и земля медведя (bear, ber, bjorn) и белого вепря (bor), единение Царя и Первосвященника, воинского и духовного сословий. Символика такого единства, понимаемого в метаисторической и эсхатологической перспективе, уже православной, была реально явлена, а затем нашла выражение в знаменитом изображении Преподобного Серафима САРовского, кормящего медведя в лесах Русского Рая — Дивеева.
Что же до Зверинского монастыря, то на местном новгородском наречии зверем называли только медведя — имя Рус (Урс) было табуировано для произношения даже в христианские времена. Не ускользает от внимания и определенная смысловая связь двух «медвежьих» монастырей с церковью полуфольклорной «святой царицы Щетициницы»: щетина ведь еще и атрибут вепря! Во всяком случае, как мы полагаем, между разрушением церквей святого Лазаря, святой Марии Магдалыини (возможно «царицы Щетициницы»), Аркадского и Зверинского монастырей, по-видимому, существует связь. Она тем более очевидна, что можно считать доказанным существование христианских храмов эпохи неразделенной (т. е. Православной) Церкви во времена, которые предшествовали повсюду описанному знаменитому «огненно-мечному» крещальному походу Добрыни Малховича, вызвавшему широкое сопротивление новгородцев (в дальнейшем это сопротивление часто представляли как сопротивление «русского народа» якобы «инородному» Православию. Более того, правомерен вопрос: с каким «язычеством» боролся «сын Малха Любечанина»? Мы стоим перед фактом: во времена призвания Рюрика на царство Русский Северо-Запад (земля Руса и Словена) были если не полностью, то в значительной степени христианскими, православными. Существовало там и почитание не известных нам сегодня святых.
В качестве примера, который может послужить дальнейшим путеводителем и ключом ко «вратам отверстым царска дворца затверста», приведем сведения о так называемом Старорусском кладе, найденном в 1892 году в д. Сельцы Старорусского уезда. Среди изображений на монетах этого клада В. С. Передольский, датировавший их XII-XIII вв., обнаружил неизвестного мученика в шапке, как у Бориса и Глеба с Крестом и двумя лилиями по обе стороны от изображения. Кто этот явно царственный мученик с не известными позднейшей русской истории лилиями?
Мы еще вернемся к этому. А пока лишь напомним, что в 679 году в не столь уж далеких от Новгорода Арденнах «per dolum ducum et consensuum episcoparum» был убит на охоте, под старым дубом, у ручья, Дагоберт П, последний реально царствовавший представитель династии Меровингов. Убит по указанию Пипина Геристальского, собственного мажордома, деда будущего узурпатора Пипина Короткого, основателя «второй», каролингской «расы» франкский королей. Однако вскоре останки короля оказались чудотворными, и даже защищали город Стене от нападений викингов, и через сто лет король-мученик был канонизирован собором франкских епископов без согласия Папы. Родник святого Дагоберта существует в Веврском лесу в Арденнах, до сих пор и почитается как святыня. Однако в официальный список французских королей он был внесен только в ХVII веке, а в некоторых французских (!) учебниках истории отсутствует до сих пор.
Культ «неизвестных святых» как раз во времена, прямо предшествующие истории древнего Новгорода, мы встречаем и в Европе (частью которой была в те века северная Русь, между прочим, именуемая в некоторых хрониках Вретанией). Г. П. Федотов, до своего увлечения «христианским социализмом» написавший ряд талантливых работ по медиевистике, обобщил свои наблюдения над этими явлениями следующим образом: «Вопрос можно поставить о том своеобразном явлении, которое является связующим эти две области: о почитании безымянных святых, приуроченном к древним гробницам. Это переходный момент от народного культа к церковной канонизации; переходный момент в создаваемой биографии святого. Когда церковь закрыла доступ к алтарям этим неведомым избранникам народной веры? […] По крайней мере, каролингский ренессанс застает этот культ еще живым, чтобы нанести ему смертельный удар […] Век каролингского „просвещения“, по-видимому, положил конец если не народному почитанию, то церковной рецепции безымянных культов […] Еще в XVII столетии Мабильон рассказывает об имевшем место в современной ему Франции возникновении культа неизвестных святых. Но подавленный каролингской церковью культ никогда уже не мог воскреснуть». Впрочем, так могли думать сами Каролинги и рожденная ими римо-«католическая» церковь, а на самом деле, духовенство Римской епархии. Но пройдут века и -
