Наследник встал рано и за уроки сел… Как учили и учились в XVIII в - Коллектив авторов (электронные книги бесплатно .txt) 📗

Разговор Петра с Татищевым о школах

1724 Г., как я отправился в Швецию, случилось мне быть у его величества в летнем доме; тогда лейб-медикус Блюментрост, яко президент академии наук, говорит мне, чтоб в Швеции искать ученых людей и призывать в учреждающуюся академию в профессоры. На что я, рассмеявшись, ему сказал: ты хочешь сделать Архимедову машину очень сильную, да подымать нечего и где поставить места нет. Его величество изволил спросить, что я сказал; и я донес, что ищет учителей, а учить некого: ибо без нижних школ академия оная, с великим расходом, будет бесполезна. На сие его величество изволил сказать: я имею жать скирды великие, токмо мельницы нет, да и построить водяную и воды довольно в близости нет, а есть воды довольно в отдалении, токмо канал делать мне уже не успеть, для того что долгота жизни нашей ненадежна; и для того зачал перво мельницу строить, а канал велел только зачать, которое наследников моих лучше понудит к построенной мельнице воду привести; зачало же того я довольно учинил, что многие школы математические устроены. А для языков велел по епархиям и губерниям школы учинить и надеялся, хотя плода я не увижу, но оные в том моем отечеству полезном намерении не ослабеют.

Просвещение за время от Петра I до Елизаветы

Говоря о новых учреждениях, основанных в России, я не могу не сказать несколько слов об успехах наук в этой империи.

При вступлении на престол Петр I застал весь свой народ в самом грубом невежестве; даже священники едва умели писать; главнейшие качества, требуемые в то время от духовного лица, заключались в том, чтобы он мог бегло читать и знал хорошо все церковные обряды; если при всем этом у него была густая борода и суровый вид, то он считался уже великим человеком. Одно только украинское духовенство имело некоторую тень образования, но и то в весьма незначительной степени; тем не менее этих людей пришлось употребить для просвещения остальных. Петр I, желая, чтобы подданные его, в особенности духовенство, были более образованны, поручил рязанскому архиепископу Стефану Яворскому [17] основать школы — при московских монастырях и в других подходящих местах. Архиепископ вызвал наставников из Киева и Чернигова, и началось обучение юношества, подвигавшееся, впрочем, очень медленно.

Несколько лет спустя император, считая себя вправе быть недовольным этим архиепископом за то, что он не соглашался на изменения, которые этот государь желал ввести в управление церковью, лишил его своего доверия. В 1709 г., после счастливой Полтавской битвы, он нашел в киевском монастыре монаха по имени Прокопович [18], который в молодости не только обучался в Польше у иезуитов, но даже провел несколько лет в Риме и бывал в различных академиях Италии, где приобрел большую ученость; император думал, что это духовное лицо более подходит к его целям, вызвал его в Петербург, пожаловал в настоятели вновь построенного близ этой столицы Александро-Невского монастыря и поручил ему в то же время основать в России хорошие школы и академии.

Прокопович начал с обучения нескольких молодых людей в школе, устроенной в его собственном доме; когда они оказали некоторые успехи, то он отправил их в иностранные академии, где они могли бы приобрести столько сведений, чтобы по возвращении на родину занять должности профессоров или наставников в тех академиях, которые намеревались основать в России. В ожидании этих новых заведений он велел продолжать обучение юношества в монастырях, где им преподавали латинский язык и первые основания философии.

Прокоповичу не удалось, однако, исполнить своего намерения; некоторые молодые люди, посланные им за границу, вовсе не возвратились, те же, которые приехали назад, не приобрели настолько сведений, чтобы иметь возможность обучать других; поэтому дело на этом и остановилось.

Петр I полагал вначале, что для образования дворянства достаточно заставить его путешествовать; поэтому, возвратившись из своего первого большого путешествия, он послал всех молодых людей самых знатных семейств империи во Францию, Англию, Голландию, Италию и Германию для приобретения там познаний, но так как большая часть этих молодых людей была очень дурно воспитана, то они возвратились почти такими же, какими уехали. Это доказало императору, что, прежде чем посылать их путешествовать, следовало дать им сперва образование более удовлетворительное…

В 1724 г. он решил основать в Петербурге академию, взяв во всем за образец парижскую…

Императору не было суждено иметь удовольствие при жизни увидеть осуществление этого намерения. Первый врач его Блументрост, которого он назначил президентом академии с ежегодным жалованьем в три тысячи рублей, имел настолько влияния, что ему удалось открыть академию в царствование Екатерины…

Анна желала сохранить ее; мало того, она учредила за академией ежегодное содержание в двадцать пять тысяч рублей, она уплатила еще все ее долги, доходившие до тридцати тысяч рублей, и назначила президентом графа Кейзерлинга [19]. Несколько лет спустя Кейзерлинг был послан министром в Польшу, и место президента занял камергер барон Корф [20]. Когда он был послан в Копенгаген, то его заменил тайный советник Бреверн [21]. Множество дел, которые лежали на этом министре, не дали ему возможности долго занимать эту должность; он отказался от нее, и академия оставалась несколько лет без президента — до тех пор, покуда императрица Елизавета не назначила на эту должность графа Кирилла Григорьевича Разумовского [22], брата обер-егермейстера [23].

Хозяйственная часть академии была постоянно — в весьма странном положении; мы видели выше, что императрица Анна при восшествии на престол пожаловала тридцать тысяч рублей для уплаты долгов академии; несмотря на это, когда Корф уехал в Данию, на ней числилась та же самая сумма долгу, и хотя императрица Елизавета ассигновала снова значительную сумму на уплату долгов, однако дела от этого не пришли в лучший порядок.

Россия не извлекла до сих пор никакой существенной пользы от этих больших учреждений. Все плоды, принесенные академией взамен тех громадных сумм, которые она получила в течение двадцати восьми лет, заключаются в том, что русские имеют календарь, составленный по петербургскому меридиану, что они могут читать газеты на своем языке и что несколько немецких адъюнктов, вызванных в Петербург, оказались сведущими в математике и философии настолько, чтобы заслужить ежегодные оклады в шестьсот и восемьсот рублей; между русскими найдется не более одного или двух человек, способных занять должность профессора. Наконец, академия эта не так устроена, чтобы Россия могла когда-нибудь ожидать от нее хотя малейшей пользы, так как в ней не занимаются преимущественно изучением языков, нравственных наук, гражданского права, истории или практической геометрии — единственных наук, полезных для России; вместо того разрабатывают более всего алгебру, умозрительную геометрию и другие отрасли высшей математики, разрешают критические задачи о жилищах и языке какого-нибудь древнего народа или делают анатомические наблюдения над строением человека и животных. Так как русские считают все эти науки пустыми и ненужными, то неудивительно, что они не имеют никакого желания обучать им своих детей, хотя все предметы преподаются бесплатно. Это доходит до того, что в академии бывало часто более профессоров, нежели учащихся, и ей приходилось вызывать из Москвы несколько молодых людей, которым давали жалованье для поощрения их к учению и для того, чтобы хотя кто-нибудь присутствовал на лекциях профессоров.