Ракеты и люди. Фили-Подлипки-Тюратам - Черток Борис Евсеевич (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
До школы я обычно добирался на автобусах фирмы «Лейланд», которые с 1924 года курсировали от Театральной площади до Серебряного Бора. Денег мне давали только на дорогу и шестикопеечную французскую булку. До седьмого класса школьники получали бесплатные завтраки, а булка шла вместо обеда. Формально школа имела гуманитарный и библиотечный уклон. Но учителя по математике, физике, химии не уступали гуманитариям учебного времени и, кроме того, проявляли инициативу в организации кружков по своим предметам.
Уже в шестом классе появились товарищи по увлечению радиотехникой. Учитель физики организовал радиокружок. Вскоре деятельность кружка выплеснулась за пределы школы — я стал членом школьной секции Центрального клуба радиолюбителей, что помещался на Никольской улице. Там я впервые увидел живого профессора — Бонч-Бруевича, уже известных по радиожурналам радиолюбителей-инженеров Шапошникова, Куксенко и Термена — автора первого в мире электронного музыкального инструмента.
Следующая встреча с Куксенко произошла через 21 год в кабинете министра вооружения. О событиях, связанных с этой встречей, я упоминал в первой книге «Ракеты и люди».
В 1926 году в клубе радиолюбителей на Никольской, 3 Лев Термен демонстрировал первый в мире электромузыкальный инструмент терменвокс — «Голос Термена». Этот концерт вызвал огромный интерес не только у радиолюбителей, но и у профессиональных музыкантов. Аудитория была зачарована элегантным тридцатилетним инженером, который в буквальном смысле извлекал звуки из воздуха. Деревянный шкафчик имел две антенны — одну в виде кольцевой рамки, вторую типа штыря. Легкими, плавными движениями рук Термен менял высоту и громкость звука. Музыка, лившаяся «из ниоткуда», попеременно напоминала скрипку, флейту и виолончель.
Руководитель нашей секции рассказал, что Лев Сергеевич впервые демонстрировал свой прибор в 1921 году Восьмому Всероссийскому электротехническому съезду, а затем в Кремле самому Ленину. Вскоре нас огорчило известие, что в ближайшее время концертов Термена в Москве не будет — он уезжает за границу. Я надолго забыл о Термене.
В 1928 году я подписался на Техническую энциклопедию. Это было дорогое издание, но родители, поощрявшие мое увлечение техникой, не пожалели средств. В 26-ти томах обобщалась колоссальная масса технических знаний, охватывавших огромную область прикладной науки и практической техники тех лет. В последнем томе я обнаружил описание и электрическую схему терменвокса. Оказалось, что в шкафчике была собрана схема на одиннадцати электронных лампах. О судьбе самого Термена после его отъезда из СССР не сообщалось.
Спустя 65 лет после концерта на Никольской я снова услышал звуки терменвокса и, что казалось невероятным, увидел живого Термена. Встреча произошла на квартире Наташи Королевой — дочери Сергея Павловича Королева. В день рождения отца Наташа собирала родных и его соратников. Она разыскивала и приглашала на такие встречи и тех, кто знал Королева задолго до того, как он стал Главным конструктором.
Термен был арестован в 1938 году после возвращения из США. На Колымских золотых приисках он и познакомился с Королевым. По воле Берии случилось так, что оба они оказались во время войны на авиационном заводе в Омске. Туда было эвакуировано состоявшее из заключенных КБ Туполева. Термен у Туполева пытался разработать систему радиоуправления беспилотным самолетом. Из этого ничего хорошего не получилось, и Термена переправили в совсем уж сверхсекретный институт, где разрабатывалась аппаратура подслушивания, кодирования и засекреченной связи. Деятельность этого заведения подробно описана Солженициным в романе «В круге первом».
Сам по себе факт встречи с 95-летним Терменом, который приехал к Наташе со своим терменвоксом и предложил нам попробовать свои музыкальные способности, был совершенной фантастикой. В 1926 году нам, мальчишкам-радиолюбителям, не позволено было прикасаться к чудесному деревянному шкафчику Термена. Теперь, спустя 65 лет, Лев Термен сам терпеливо обучал меня игре на инструменте, который он изобрел в 1920 году!
После этого отступления возвращаюсь в 20-е годы.
Родители не могли выделять мне достаточно средств для приобретения новых дорогостоящих радиодеталей. Только-только хватало на обувь, новую одежду — рос я быстро, — на новые учебники. Отдельно отец давал мне деньги на радиолитературу. Я покупал все три выходивших в те годы популярных радиожурнала: «Радиолюбитель», «Радио — всем» и «Новости радио». Чтобы читать серьезную литературу, я после занятий в школе отправлялся в Румянцевскую библиотеку и там часто просиживал до позднего вечера над журналом «Телеграфия и телеметрия без проводов», «Электронными лампами» Моркрофта и новинками радиотехнической литературы. Знаний для чтения такой литературы мне часто не хватало. Особенно когда дело доходило до высшей математики!
Начиная с 1923 года на Тверском бульваре один раз в год проводились книжные ярмарки. Там можно было приобрести самую свежую литературу подешевле. Когда я стал школьником, родители, ознакомившись с программой по литературе на ближайшие три года и сверившись с домашней библиотекой, составили список дефицита русской классики и, снабдив меня деньгами, дали наказ: на Тверском бульваре купить по списку наиболее дешевые издания. Каково же было их негодование, когда вместо «Героя нашего времени» и «Рудина», сборников стихотворений Некрасова, Блока, Брюсова и много другого я выложил шесть маленьких книжечек серии теоретической физики, изданных в Берлине. Во время домашнего скандала мой старший двоюродный брат посоветовал отцу спрятать от меня дорогие издания «Войны и мира», «Анны Карениной» и восемь томов Гоголя в кожаных переплетах во избежание опасности их обмена на радиолюбительскую литературу. Во время военных переселений не удалось сохранить уникальное издание Толстого, но из восьми томов Гоголя исчез только один. Пять томиков «Теоретической физики» 1923 года издания до сих пор целы в моей библиотеке.
Теперь о первом литературном труде.
Перед описанным выше скандалом отец обнаружил отсутствие подаренного мне ко дню рождения трехтомника Брема «Жизнь животных». Я признался, что продал книги, чтобы купить только что выпущенные лампы типа «Микро» для сборки двухлампового приемника. Мне было необходимо срочно сделать приемник лучше того, который придумал мой одноклассник Сергей Лосяков. Я решился на рискованный шаг. Составил детальное описание изобретенной мною схемы рефлексного двухлампового приемника и на отдельном листе нарисовал его внешний вид по всем канонам дизайна тех лет. В завершение подробной статьи я привел перечень европейских радиостанций, которые с успехом может принять каждый, кто последует моим советам. Все это я отправил в редакцию журнала «Радио — всем».
Примерно через месяц, проходя по дороге в школу мимо газетного киоска на Кудринской площади, я увидел свой рисунок на цветной обложке журнала. Выложив весь денежный запас, я приобрел два экземпляра журнала. В классе моя статья стала предметом восхищения, шуток и розыгрышей. На уроке литературы, как только учитель сел на место, моя соседка вскочила, подошла к нему с моим журналом и громко без улыбки сказала: «Александр Александрович, вместо моего доклада „Образ Наташи Ростовой“ я предлагаю послушать нового писателя из нашего класса — вот его статья». Класс затих, а учитель, полистав журнал, вернул его со словами: «Я вижу, что сегодня вам будет трудно перенестись в эпоху „Войны и мира“. Вас, Зося, от доклада освобождаю, но через неделю вы с новым писателем сделаете совместный доклад „Наташа и князь Андрей“. А сегодня я вам вне программы расскажу о русских символистах».
Класс дружно зааплодировал. Мы уже знали о пристрастии нашего учителя к символистам, он сам был немного поэтом. Два часа, затаив дыхание, мы слушали запретную в те времена лекцию о поэзии Бальмонта, Белого, раннего Блока и Брюсова.
Только через три месяца я получил гонорар — 60 рублей, что по тем временам было совсем немного, но это был первый заработок на поприще науки. Эта статья была венцом моей радиотехнической деятельности тех лет.
