“Цесаревич” Часть I. Эскадренный броненосец. 1899-1906 гг. - Мельников Рафаил Михайлович (книги хорошего качества txt) 📗
Командир перешел в боевую рубку, где у приборов управления, переговорных труб и указателей стояли рулевой, гальванеры, старший артиллерист, старший минный и старший штурманский офицеры. Здесь к нему подошел старший флаг-офицер лейтенант Б.Н. Кнорринг с сообщением о гибели командующего и тяжелом ранении начальника штаба. Чтобы не вносить дезорганизацию в управлении эскадрой, командир решил не делать оповещения о гибели адмирала и дождаться, когда в командование может вступить начальник штаба. Как говорилось в донесении командира, он хотел предотвратить тот "сущий хаос", который произошел на эскадре в момент гибели С.О. Макарова.
Придя, по-видимому, к такому решению, к которому не успел склонить адмирала Н.А. Матусевич, командир предпринял сближение с противником, чтобы лишить его преимуществ стрельбы с неосвоенной русскими кораблями дистанции 60 каб. Но японцы тотчас же, сохраняя дистанцию, как того требовал их метод, отклонились на прежнее расстояние. Не посоветовавшись с офицерами и опасаясь, как он писал потом, "раската броненосца", плохо реагировавшего на крутые перекладки руля, командир приказал "право руля", то есть отклониться влево. В этот-то момент, когда руль был уже положен на борт, и произошло то роковое попадание очередного японского 305-мм снаряда, которым управление кораблем оказалось нарушенным полностью.
Смертельно раненный, рухнул на пол рубки старший штурманский офицер лейтенант Драгичевич-Никшич, остальных матросов и офицеров разметало вдоль стен. К штурвалу пытался встать очнувшийся первым, весь в крови, старший артиллерийский офицер лейтенант Д.В. Ненюков. Раненый, но устоявший на ногах старший минный офицер лейтенант Пилкин, единственный уцелевший из всех находившихся вне рубки офицеров, пытался перехватить штурвал у терявшего сознание лейтенанта Ненюкова. Но оказалось, что штурвал гидравлического управления рулем заклинен, кабели телефона и электрического машинного телеграфа перебиты и догорают вместе с другими проводами, все приборы управления исковерканы. Вышел из строя и компас — его девиационные магниты были сорваны, и картушка свободно вращалась во все стороны.
С помощью спустившегося с мостика мичмана Дарагана и вернувшегося с перевязками рулевого Лаврова лейтенант Пилкин пытался наладить управление из центрального поста. Но пост не отвечал, люд:: из него выбежали.
Неуправляемый броненосец с положенным на борт рулем выкатился из строя влево, описав полную циркуляцию, прорезал строй эскадры и прошел в опасной близости под носом "Пересвета", который от столкновения смог уклониться каким-то чудом. Описывая новую кривую, все еще не справляясь с управлением, но не переставая вести огонь, "Цесаревич" застопорил ход. На нем спустили флаг контр-адмирала и подняли сигнал: "Адмирал передает командование". Вслед за этим никогда ранее не предусматривавшимся сигналом, не найдя, как потом выяснилось, нужного флага (они в рубке перемешались в мокром клубке) подняли позывные "Пересвета". Это означало, что командование передается тому самому князю Ухтомскому, при котором уже однажды эскадра была приведена в "сущий хаос" и который не скрывал своих "принципиальных убеждений" в том, что место флота — не в море, а в гавани Порт-Артура.
Судьбу "Цесаревича" решала теперь развернувшаяся у рулевых приводов отчаянная борьба за восстановление управляемости корабля. Посланный вниз — в центральный пост — рулевой Лавров приступил к исправлению погнувшегося соединительного штока привода, мичмана Дарагана отправили на ют наладить управление с помощью румпель-талей. Этот способ, заводя тали на кормовой шпиль, на броненосце не раз испытывали на учениях. Штурвала с приводом к рулю в кормовом отделении почему-то предусмотрено не было. Пришедший в боевую рубку старший офицер капитан 2 ранга Шумов (весь бой он провел, как это положено для старшего офицера на постах, где требовались немедленные распоряжения, помощь или устранение заминки) пытался тем временем наладить управление машинами.
Но к рыскливости броненосца — еще одна гримаса французского проекта — добавились теперь проблемы связи с машинными отделениями. По телефону удалось связаться только с одной машиной (обычно выручавшие переговорные трубы были смяты). Голосовая передача безнадежно запаздывала. Парадоксальное и нелепейшее складывалось положение: машины были вполне исправны, но из-за отсутствия связи помочь кораблю (и всей эскадре) не могли. Применение всех возможных способов (управлялись, видимо, и рулем и машинами) с грехом пополам удалось наладить не раньше, чем через 20–25 минут после катастрофы в боевой рубке.
Никто и представить себе не мог, что ничтожнейшие, в сущности, технические неувязки смогут с такой легкостью парализовать корабль, еще не утративший своей боевой мощи. Ничтожны были и потери в людях, полностью действовала главная артиллерия, безотказно работали машины, развивая полную скорость, и тем не менее корабль вышел из строя. Так материализовалась творческая несостоятельность, фактическое равнодушие к боеготовности флота, проявленные МТК, ГМШ и главным хозяином флота великим князем Алексеем Александровичем.
А "Цесаревич" тем временем, не считаясь с героическим усилием экипажа, упорно отказывался ему повиноваться. При каждой попытке переложить руль, он круто бросался в сторону, отклоняясь каждый раз на борт до 8 румбов, то есть до 90°. "Броненосец шел, описывая все время дуги то вправо, то влево", — подтверждал это наблюдение и старший флаг-офицер лейтенант М.А. Кедров. Объяснялось это свойственной броненосцу рыскливостью, которая особенно усилилась из-за дифферента на нос. Что мешало догадаться устранить этот дифферент перекачкой воды или приемом балласта (как было сделано в том же бою на "Пересвете" и как делали все знающие командиры) — ответа на этот вопрос история не сохранила.
15. Нарушив высочайшее повеление
Люди, которые в критический момент решающего для России боя спускали на "Цесаревиче" флаг адмирала и поднимали сигнал о передаче командования, действовали, надо думать, из лучших побуждений. Но движимые минутой смятения и замешательства, они нисколько не просчитали последствия своего поступка. Он был неправилен даже строго формально. На корабле оставался живой (хотя и тяжело раненый) начальник штаба. Сохранялся частью уцелевший штаб.
Спуск флага на "Цесаревиче" не способствовал подъему духа на эскадре, а противнику, наоборот, давал повод для воодушевления своей удачей. Было бы, безусловно, лучше, если бы на "Цесаревиче" не давали знать о том, что у него случилось. Флаг адмирала мог бы оставаться на корабле по праву его принадлежности оставшемуся в живых начальнику штаба. И факт перехода корабля в хвост колонны флота (если бы удалось справиться с управлением) не был бы столь дезорганизующим, как это в действительности произошло.
Разумнее было бы повторить курс на прорыв. Ведь адмирал, как это делали японцы, вовсе не должен быть на головном корабле. Не мог составлять неожиданности и переход "Цесаревича" в хвост колонны. Ведь перед выходом было установлено: отставших кораблей не ждать. Они сами должны были справляться с повреждениями и следовать за эскадрой по мере своих сил.
Но что сделано, то сделано. Роковой сигнал увидел флот и, как говорилось в работе следственной комиссии по разбору обстоятельств боя, произвел на нем "полное замешательство". Сигнал этот, как говорилось далее, "был сделан по сигнальной книжке, так как условного сигнала на эскадре не было установлено". "Упорный" В.К. Витгефт продолжал тянуть флот за собой в могилу, и следующий флагман — начальник отряда броненосцев князь П.П. Ухтомский не захотел ни в чем ему помешать. Как-то даже неудобно читать все те нелепые отговорки, которыми он оправдывал свое безучастное поведение. Неисследованной загадкой остаются причины, которые помешали адмиралу зримо для всей эскадры объявить о своем вступлении в командование.
