Как далеко до завтрашнего дня - Моисеев Никита Николаевич (лучшие книги без регистрации txt) 📗
Исчезновение интеллигенции или исключение ее из духовной жизни общества – это трагедия для нации. Это может кончится её нравственной смертью. И во всяком случае, это постепенный отход народа от рампы истории в глубину её сцены. Восстановление интеллигенции требует поколений. Нельзя говорить о «подготовке интеллигенции». Развитие интеллигенции, её становление – процесс, качественно отличный от подготовки квалифицированного рабочего, инженера или физика-ядерщика. Это естественный процесс саморазвития нации.
Во все времена, во всех странах интеллигенция вызывала и вызывает подозрение высших слоев общества, и особенно власть имущих. И не без оснований! Ей от природы свойственна известная фронда по отношению к любому режиму, чувство недовольства происходящим, где бы и что бы ни происходило, неспособность полностью адаптироваться к окружающему и безоговорочно принять существующее положение вещей, каким бы оно ни было. Это и порождает подозрительное к ней отношение. Но именно в этом и ее сила! Ибо чувство недовольства к настоящему и стремление к поиску, к отысканию альтернативы установившемуся образу жизни, осмыслению путей их исправления, – гарантия прогресса. Интеллигенция рождает иногда бунтарей, революционеров, но никогда не рождает тиранов. Из ее среды выходят мыслители, художники, но не сталины и гитлеры.
Интеллигенцию принято называть прослойкой, не относя её ни к какому классу. Хотя и существуют выражения «буржуазная интеллигенция», «пролетарская интеллигенция» и т.д., однако подобные выражения не несут особого смысла, ибо интересы и цели интеллигенции прямо никак не связаны с интересами того или иного класса. Можно привести множество примеров, когда представители, так называемой, дворянской или буржуазной интеллигенции оказывались выразителями интересов пролетариата. И наоборот, выходцы из слоев рабочих могли оказаться в роли адвокатов буржуазии. Порождать интеллигенцию – это свойство народа, его социальной и биологической природы, хотя, конечно, каждый интеллигент, в зависимости от характера своего воспитания и жизненной судьбы, отражает те или иные взгляды и традиции – классовые, национальные...
Есть еще одна особенность интеллигенции, которая порой раздражает государственных деятелей. Эта её тенденция к интернационализму, её космополитичность, если угодно. Интеллигент от природы наделен способностью думать о вопросах общечеловеческих, к какой бы нации он не принадлежал, каково бы не было его вероисповедание, партийная принадлежность и цвет кожи. Нельзя, конечно, представить себе интеллигента вне национальности, даже если он сам себя называет «гражданином мира». И тем не менее интеллигенты разных стран легко находят общий язык и общие интересы. Мне приходилось говорить с японцем о русской музыке, с южноамериканцами об исламском фундаментализме. И мы были друг другу интересны, да и образ мышления у нас оказывался достаточно схожим. Во всяком случае, я понимал интеллигентного японца лучше чем работника партийного аппарата или современного молодого бизнесмена!
Как-то в самолете из Брюсселя в Нью-Иорк, где-то в конце 70-х годов, я познакомился с одним бельгийским интеллигентом, по специальности врачём. Когда мы стали говорить о его партийной принадлежности – он читал «Drapeau Rouge», орган бельгийской компартии, то он, сказавшись беспартийным, тем не менее назвал себя розово-зелёным. Приняв его манеру выражаться я назвал себя красно-зелёным, добавив, что весьма активно и в научном и в общественном плане занимаюсь проблемами энвайроментального характера. И тут согласившись, что у нас есть широкая общая платформа для размышлений и действий, он поделился со мной мыслями, которые мне действительно были близкими.
"Знаете, что отделяет нас, европейских интеллигентов левого толка, людей, которые с симпатией относятся к странам социалистической ориентации, от всех вас, живущих за железным занавесом? Наверное нет! Это слова вашего коммунистического гимна.
их точное значение по-французски: из всего прошлого сделаем чистую доску, и толпы рабов вставайте! вставайте!... Эти строки имеют несколько иное звучание, чем их русский перевод:
Кто был ничем, тот станет всем. Значит по исходной французской версии, разрушить надо не только мир насилья, но и вообще весь старый мир.
Прочтя мне эти строчки, мой сосед по самолету продолжал:
"Для того, чтобы с нами иметь дело вы должны нас понять. Мы с большой симпатией относимся к идеям социализма, но не хотим, чтобы судьба замков Луары была похожа на то, что происходило у вас в начале революции, мы не хотим, чтобы на месте Реймского собора появилась лужа с хлорированной водой. Мы хотим, чтобы все ценности тысячелетней цивилизации достались нашим потомкам. Так что – либо мы, либо чистая доска. Да и рабов уже не осталось: где Вы найдете лионских ткачей?! И дальше в таком же духе.
Как все подобные слова гармонировали с моим мировосприятием, с тем, что я ещё ребенком слышал во время субботних вечеров у нас дома. А теперь такие мысли уже и не требуют коментариев и доказательств – за последнюю сотню лет в нашем мире многое изменилось и конец нынешнего века совсем не похож на его начало. Резко возросла роль интеллектуального начала в судьбах человечества, а следовательно, и роль интеллигенции, значение культуры, духовного и гуманистического начал.
Но самое главное, что поняла, как я надеюсь, интеллигенция конца нынешнего столетия – ничего и никогда нельзя уничтожать до самого основания и что только постепенная и очень осторожная эволюция способна уберечь самое прекрасное и самое хрупкое произведение человеческого гения – цивилизацию и культуру, а значит и надежду на «человеческое существование».
В той модели социализма, которую пытались реализовать на половине планеты, роль культурного наследия, роль национальных традиций, его менталитета не только не недооценивалась, но и не обсуждалась, сколь-нибудь серьёзно. Разве можно принимать полуграмотную болтовню пролеткультовцев и их не менее грамотных оппонентов в качестве попыток понять, что значит культура народа? Предстоит ещё понять, что это его духовная жизнь, его образование, традиции, наука, религия. Что всё это сцеплено нерасторжимыми нитями, что всё это родилось не случайно ибо бесконечно нужно народу. Но в те послереволюционные годы могли говорить лишь только недоучки, а интеллектуальная Россия была принуждена к молчанию. Это и послужило одной из причин того нигилизма по отношению к духовным ценностям, по отношению к интеллигенции, к интеллектуальной и духовной жизни, который в конечном счете самым печальным образом отозвался на судьбах нации.
Как иначе можно объяснить уничтожение храма Христа Спасителя, построенного частично на народные деньги в память изгнания Наполеона с нашей земли? Как можно понять ликвидацию в конце 20-х годов движения краеведов, гибель и изгнание целого слоя интеллигенции из Советского Союза в период после окончания гражданской войны и многое другое.
Изгнание интеллигенции часто мотивируют тем, что она не принимала Советской власти. Во-первых это не совсем так. Конечно она внутренне не могла принять большевизма; я уж не говорю о последующих измах. Во-вторых, в своей массе она была высоко патриотична, куда более патриотична, чем нынешняя «демократическая интеллигенция», которая безропотно приняла разрушение великого государства. И, наконец, разве критическое отношение к правительству могло служить оправданием того, что народ лишился своих впередсмотрящих? В реальности это была борьба за власть: человек вроде Розанова или Бердяева был для властей в миллион раз опаснее дюжины контрреволюционных атаманов. Причина была та же, что и исход немецкой интеллигенции во времена фашизма. Кстати, Германия и сейчас ещё не восполнила этой потери.
