Среди свидетелей прошлого - Прокофьев Вадим Александрович (бесплатные онлайн книги читаем полные .TXT) 📗
Это очень интересная публикация не только с точки зрения содержания материалов. Они сами говорили за себя. Но архивисты не забыли обратить внимание читателей и на «мелочи», которые так часто и столь напрасно игнорируются исследователями. А именно эти «мелочи» помогли понять, выявить массу чрезвычайно важных деталей.
Нумерация дел — деталь. В конце концов разве важно, под каким номером числился тот или иной декабрист в черном «Списке лиц, коих по делу о тайных злоумышленных обществах предаются… Верховному суду». Оказывается, не все равно. Если внимательно просмотреть дела, то на многих из них можно обнаружить не один, а сразу два номера, причем, как правило, второй номер написан карандашом.
Публикаторы следственного дела хорошо знали, что царские следователи случайных номеров не ставили. Вспомнили историю с бумагами Пушкина. Она настолько показательна, что о ней стоит рассказать, ведь и Пушкин жил, творил и погиб в годы, когда и ему светили идеи декабристов, в годы страшного николаевского деспотизма.
Пушкин умер. Жандармский офицер Ракеев тайно вывез его тело из столицы. Жандармы же забрали архив великого поэта в Третье отделение. Бюрократы Третьего отделения зарегистрировали каждую бумажку и каждую пронумеровали, расставив в верхнем правом углу листа красным карандашом цифры. Потом бумаги были возвращены семье. И постепенно стали исчезать. Их раздаривали знакомым и приятелям. К этому приложили руку не только члены семьи поэта, но и его ближайшие друзья.
В 80-х годах сын поэта передал сохранившиеся рукописи Пушкина в Румянцевский музей, а уже в советское время все рукописное наследие поэта собирается Пушкинским домом в Ленинграде.
И вот тут-то и пригодилась жандармская нумерация. Ведь сохранилась масса стихотворений, которые по традиции приписывались Пушкину. Если просмотреть первое посмертное издание сочинений Александра Сергеевича, выпущенное Г. Н. Геннади, то количество не пушкинских произведений столь велико, что они умаляли и славу и художественную ценность творчества поэта. Недаром была сочинена эпиграмма:
Выявляя доселе неизвестные произведения Пушкина, исследователи прежде всего обращали внимание на то, есть ли, или нет в правом верхнем углу красных жандармских цифр. Если есть, остается только сверить эти цифры с нумерацией основного пушкинского фонда. Если листа под таким номером в фонде нет — значит рукопись принадлежит Пушкину и попала в чужие руки после его смерти. Так были приобретены и так называемые «Онегинские рукописи» в Париже. Любопытно, что этот Онегин не пушкинский герой, а реальный русский барин, меценат, проживавший в Париже. Ему-то и подарил сын Жуковского пушкинские рукописи, пронумерованные жандармами.
Итак, вернемся к внешним «мелочам» следственного дела декабристов. Мы говорили о нумерации.
На обложке или на первых листах дела мы находим номер, обыкновенно сделанный карандашом и не совпадающий с тем, который проставлен в середине обложки. Трубецкой числится по спискам под № 1, а на первом листе его дела стоит № 21, Каховский и по номеру в середине обложки и по списку — № 5, а на первом листе его дела проставлен № 27 и т. д. Эта вторая нумерация станет ясной только тогда, когда мы обратимся к концу каждого дела. В конце дел приложены сводки или «выборка из показаний» на данного декабриста, то есть выборка из дел других декабристов тех мест, где упоминается о том обвиняемом, в деле которого помещена эта выборка. В этой выборке дела декабристы значатся под первоначальными номерами, не совпадающими с номерами по списку лиц, передаваемых суду, так как список (в котором декабристы размещены в соответствии с классификацией степени их виновности) был составлен в конце следствия. Таким образом, карандашные номера более ранние, а окончательное оформление и нумерация дел, степень виновности декабристов были определены только в конце следствия.
Помимо показаний, которые обвиняемые декабристы давали на допросе в заседаниях комиссии, им посылались еще по месту их заключения письменные вопросы, на которые они там же писали ответы. Эти вопросы именовались «допросными пунктами». Вместе с ответами их возвращали в следственную комиссию. Если для ответов заключенному не хватало бумаги, тюремное начальство выдавало несколько листов, точно просчитывая их и иногда обозначая тот бастион или каземат, где находился данный заключенный. Такое обозначение делалось и на конверте, в котором возвращались допросные пункты с ответами в комиссию. Это позволяет нам узнать, где находился тот или иной декабрист во время следствия (например, Рылеев находился в каземате № 17 Алексеевского равелина, Каховский — в «Аннинском бастионе», каземат № 5, там же Никита Муравьев в каземате № 4 и т. д.).
Любопытны наблюдения над некоторыми внешними особенностями дел отдельных декабристов.
В деле Якубовича важно обратить внимание на почерк. Якубович был темпераментным южанином, великолепным оратором, умевшим увлекать, убеждать. А вот его показания бессвязны, запутанны.
Сличаешь почерк его различных письменных показаний, и кажется, что их писали разные люди. И поэтому можно установить зависимость изменений почерка от изменения настроения Якубовича. На допросе в декабре Якубович писал: «Если нужна для примера жертва, то добровольно обрекаю себя». В начале 1826 года произошел перелом, и 9 января он уже говорит иное: «Чистосердечием и раскаянием я имею только надежду облегчить мою участь». И он дал все требуемые от него показания. Все эти изменения настроения Якубовича отразились на его почерке.
В конце каждого дела есть скрепа. Кажется, не все ли равно, кто «скрепил» дело? Нет, не все равно.
Возьмем дело А. С. Грибоедова. У Оболенского есть письмо с ясным намеком на участие Грибоедова в тайном обществе. Дела Оболенского и Грибоедова скреплены одним лицом — Ивановским, другом Грибоедова. Может быть, ему Грибоедов и обязан тем, что письму Оболенского не дали хода и Грибоедов к суду не был привлечен.
Как много может установить исследователь-публикатор, обращаясь к внешним признакам документов!
Говоря о следственных делах декабристов, трудно удержаться от рассказа о замечательном исследователе истории движения дворян-революционеров, нашем советском академике Николае Михайловиче Дружинине.
Николай Михайлович на редкость разносторонний ученый-историк. И блестящие работы о декабристах и капитальнейший труд о государственных крестьянах — это только начало перечня трудов Николая Михайловича, список же их очень длинный.
Если до сего времени мы говорили о поисках и находках, методах выявления подделок, экспертизе архивных документов, то, рассказывая о творчестве академика Н. М. Дружинина, прежде всего обратимся к его источниковедческому проникновению, к блестящей критике исторического источника по его содержанию.
А ведь источниковедческий анализ архивных документов — это важнейший этап той работы над ними, которая обязательна и для архивиста, выявляющего, описывающего, публикующего документ, и для историка-исследователя, изучающего на основании этих документов факты, явления, закономерности общественного бытия людей.
Академик Дружинин заинтересовался важнейшим программным документом Северного общества декабристов, так называемой «Конституцией», написанной Никитой Муравьевым.
Перед арестом, предчувствуя надвигающуюся беду, Муравьев порвал свою «Конституцию». Ее не оказалось и в следственных делах декабристов, когда с ними стали уже в начале XX века знакомиться исследователи. Но вот один из них, Довнар-Запольский, в книге «Мемуары декабристов» публикует текст «Конституции» Муравьева. Оказалось, что она хранилась отдельно от следственных дел. Историки ринулись к этому документу. И очень скоро выяснили, что перед ними текст «Конституции», написанной Муравьевым по памяти уже в тюрьме. Не очень удивились они известной умеренности требований, которые выразил Муравьев в этом варианте «Конституции». Тут и конституционная монархия и безземельное освобождение крестьян, высокий имущественный избирательный ценз и почти нет никакого разрешения национального вопроса. Ужели под таким документом могли подписаться пламенный Рылеев, радикально настроенный Александр Бестужев, горячий Каховский?
