Очерки истории российской внешней разведки. Том 3 - Примаков Евгений Максимович (читать книги бесплатно полные версии txt) 📗
К 1928-1929 годам относится знакомство Макса с членами действовавшей в гимназии подпольной организации коммунистической молодежи Литвы. Постепенно юноша становится ее активным участником. Усиленное самообразование с помощью богатого книжного фонда библиотеки гимназии, приобщение к деятельности политического кружка юных подпольщиков, сама обстановка в Литве того времени все влияло на формирование у Макса мировоззрения совершенно определенного направления. «Именно тогда я и стал набираться ума-разума», — напишет он позже в автобиографии.
В 1929 году по требованию полиции Макса исключили из гимназии как «активного коммуниста», что в тех условиях означало получение «волчьего билета». Чтобы сын мог снова учиться, мать решила уехать в Вильнюс, где жили ее сестры, и вскоре Макс снова оказался в своем родном городе, но на территории уже другого государства — Польши. Продолжил учебу в гимназии имени Витовта Великого. Установил контакт с Коммунистическим союзом молодежи Западной Белоруссии, стал его активистом. С 1930 года — член польской компартии, через год вошел в состав литовского бюро ЦК Компартии Западной Белоруссии. Постепенно Макс приобретал опыт работы с людьми, осваивал навыки подпольщика. Но с профессионалами из польской полиции молодежи тягаться было трудно. 25 февраля 1932 г. Макс и группа его товарищей были арестованы за антигосударственную деятельность. В известной городской тюрьме Лукишки, которая до сих пор высится в самом центре Вильнюса, последовали длительные допросы, провокационные предложения тюремщиков, угрозы. Большинство арестованных держалось стойко. Серьезных доказательств их вины у властей не было, нескольких ребят освободили до суда, но процесс все же состоялся. Макс и один из его товарищей в мае 1932 года были осуждены к 2 годам тюремного заключения условно. Сравнительно мягкий приговор объяснялся не столько отсутствием веских улик, сколько политическими соображениями. Польским властям выгоднее было лишь припугнуть юных литовцев, чем будоражить влиятельную литовскую общественность, которая могла обвинить режим Пилсудского в ущемлении свобод и интересов национального меньшинства.
В августе 1933 года прокуратура предложила Максу покинуть Польшу. Предстояло решать, что делать дальше. За год до этого скончалась его мать. Близких родных не осталось. Посоветовавшись с друзьями, он решил ехать в Париж, традиционно являвшийся одним из центров польской эмиграции. Тепло попрощавшись с товарищами, выехал в Варшаву. Там получил адреса явок в Париже, деньги на поездку, французскую визу и в октябре 1933 года покинул Польшу.
Во Франции пробыл чуть менее года. Находился в распоряжении представителя ЦК польской компартии Модзалевского (впоследствии — министр иностранных дел Польской Народной Республики). Поступил в школу социальных наук, работал в издававшемся МОП Ром журнале на польском языке, неплохо овладел французским языком.
Как недавнего узника буржуазных застенков его часто направляли выступать на собраниях польских и французских рабочих. Участвовал Макс и в митингах вместе с видными общественными и политическими деятелями, среди которых были Анри Барбюс, Жак Дюкло, Эдвард Терек, Шарль Раппопорт и др. Макс вошел в одну из польских партийных групп, организовал небольшую ячейку в среде сочувствующих компартии литовских рабочих-эмигрантов. Поддерживал письменную связь со старыми друзьями в Паневежисе и Вильнюсе, переправлял туда свежую политическую литературу.
Между тем отец настойчиво звал сына в Аргентину. Модзалев-ский не возражал против его поездки, и в августе 1934 года Макс прибыл в Буэнос-Айрес.
В очередной раз — новая страна, люди, нравы, обычаи. У власти — военный режим, демократическое движение преследуется, компартия в подполье (местная политическая полиция называется «Особой секцией по борьбе с коммунизмом»). Устроившись с жильем, перепробовав несколько профессий — продавца радиоаппаратуры, страхового агента, журналиста, — Макс связывается с руководством компартии, и его направляют в действующую нелегально национальную секцию МОПРа. Затем избирают в исполком и редколлегию ежемесячного журнала организации.
С началом Гражданской войны в Испании развернулось широкое международное движение по оказанию помощи республиканцам. Макс решил, что его место — среди добровольцев-интербригадовцев, борющихся с фашизмом. Согласовав этот свой шаг с руководством компартии, в октябре 1936 года Макс оказался в Мадриде, где перешел в распоряжение представительства советской разведслужбы в Испании. Возглавлял резидентуру Швед — опытный разведчик, энергичный и решительный человек. Он и стал первым наставником Макса по разведывательному делу.
Прежде всего решено было снабдить Макса другими документами. Он избрал для себя типичные для латиноамериканских стран имя и фамилию и стал, как значилось в полученном им удостоверении личности, аргентинцем, журналистом по профессии. Такая маскировка оказалась удачной: в силу традиций, общности языка латиноамериканцы всегда были ближе к испанцам по сравнению с представителями других национальностей, а отсюда — большее взаимопонимание и доверие.
…Весенний день 1976 года. Московская квартира Макса на Кутузовском проспекте. Очередная дружеская встреча незаметно переходит в вечер воспоминаний. Не за горами юбилейная дата: 40 лет с начала испанской войны и столько же со времени первых шагов Макса в советской разведке. Он всегда искренне любил Испанию, имел массу друзей в этой стране. Непременно оживлялся, когда речь заходила о том времени, о событиях, в которых ему довелось участвовать, дополнял рассказы друзей любопытными деталями (память у него была великолепная), тепло отзывался о своих коллегах по далеким 30-м годам. В присущем ему ироничном стиле любил повторять, что в Испании закончил «начальную школу» разведки, учеником был старательным, но не всегда послушным, временами слишком увлекался и усложнял задачи, оценки получал в основном приличные, хотя случались и «двойки».
Осенью 1936 года военная обстановка под Мадридом обострилась. Столица стала прифронтовым городом. Почти все дипломатические представительства дружно, явно по сговору, потребовали, чтобы власти предоставили экстерриториальность большому числу зданий, где проживают сотрудники и якобы граждане этих государств. Требование это было, конечно, чрезмерным. Практика дипломатических отношений предусматривает неприкосновенность лишь самих диппредставительств и их территорий. Однако малоопытные испанские руководители согласились, и в итоге около 70 больших столичных домов оказались увенчанными флагами и гербами различных государств и стали таким образом экстерриториальными. Некоторые здания даже охранялись полицией.
В Сегуридад точно знали, что эти так называемые «общежития граждан иностранных государств» на деле являлись местами укрытия самых разномастных противников Республики, которые составляли костяк организованной франкистами «пятой колонны». Правительство, однако, не разрешало службе безопасности проводить против них какие-либо акции, опасаясь дипломатических осложнений.
Ситуация сложилась странная: противник известен, но выступить против него нельзя. И служба безопасности рискнула вторгнуться в два здания, находившихся под покровительством миссии… Финляндии.
В начале декабря 1936 года на секретном совещании в Сегуридад (Макс там присутствовал) был разработан план операции. В ночь на 4 декабря спецотряд Сегуридад проник в финские дома. Засевшие в первом доме оказали вооруженное сопротивление, второй был взят «мирно». Поразило число находившихся в обоих домах постояльцев — около 2000 человек, включая 450 женщин и детей. И ни одного финна, ни одного иностранца! Зато целый арсенал оружия вместе с мастерской по изготовлению ручных гранат. Арестованных в автобусах препроводили в места заключения. В ходе допросов выяснились любопытнейшие детали. Оказалось, что с каждого постояльца финны получали от 150 до 1500 песет в месяц. Кроме того, взималась плата за питание. Неплохой бизнес делали финские дипломаты на своем содействии «пятой колонне».
