Октябрь (История одной революции) - Гончаренко Екатерина "Редактор" (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .TXT) 📗
Заговор 29 октября тоже имел свои последствия. Я утверждаю: только теперь, после этой кровавой авантюры, окончательно окрепло настроение сторонников октябрьского переворота. Это я видел воочию, и это подтверждали очевидцы.
— А, так вы так?! — сказали рабочие районы и подтянулись, напряглись, ощетинились на врага. Классовый инстинкт тут сделал свое дело. От колебаний, от созерцательности, от расхлябанности почти ничего не осталось в какие-нибудь сутки. Теперь знали твердо: надо защищать свое дело от буржуазии. И авангард петербургского пролетариата стал, без фраз и без преувеличения, рваться в бой. Достаточно было посмотреть на улицах отряды обучавшихся красноармейцев, чтобы увидеть перелом, созданный воскресеньем 29 октября. Смешные, небрежные, неуклюжие толпы равнодушных людей с винтовками превращались в стальные рабочие батальоны. Они знали, что сейчас пойдут делать важное дело, и сознательно, серьезно готовились к кровавой жертве.
В Николаевском зале подходило к концу заседание думы. Курьер принес известие, что комиссия, посланная на вокзал с приветствием навстречу Керенскому, арестована. На улицах был слышен глухой гул отдаленной канонады, доносившийся с юга и юго-востока. Керенского все еще не было…
А в верхнем этаже Смольного полным ходом, не слабея, действовал, нанося удары, Военно-революционный комитет. Люди входили туда свежими и полными сил, дни и ночи крутились они в этой ужасной машине и выходили оттуда бледными, измученными, охрипшими и грязными, чтобы тут же свалиться на пол и заснуть… Комитет спасения был объявлен вне закона. Пачки и связки новых прокламаций загромоздили весь пол.
В Большом зале Троцкий давал отчет о событиях дня.
«Мы предложили юнкерам-владимирцам сдаться, — говорил он. — Мы хотели избежать кровопролития. Но теперь, когда кровь уже пролита, есть только один путь — беспощадная борьба. Думать, что мы можем победить какими-либо другими средствами, — ребячество… Наступил решительный момент. Все должны помогать Военно-революционному комитету, сообщать ему обо всех запасах колючей проволоки, бензина и оружия… Мы завоевали власть, теперь надо удержать ее».
Меньшевик Иоффе хотел прочесть декларацию от имени своей партии, но Троцкий отказался допустить «спор о принципах».
«Наши споры теперь разрешаются на улицах, — воскликнул он. — Решительный шаг сделан. Мы все и, в частности, лично и берем на себя ответственность за все происходящее…»
Выступали солдаты, прибывшие с фронта, из Гатчины. Один из них — от ударников 481-й артиллерийской бригады: «Когда об этом узнают в окопах, там скажут: вот оно — наше правительство». Юнкер Петергофской школы прапорщиков рассказал, как он и двое других отказались идти против Советов и как товарищи, вернувшись после боя из Зимнего дворца, выбрали его своим комиссаром и послали в Смольный предложить услуги настоящей революции.
И снова на трибуне Троцкий, легко загорающийся, отдающий приказы, отвечающий на вопросы.
«Чтобы разбить рабочих, солдат и крестьян, мелкая буржуазия готова пойти на соглашение хотя бы с самим дьяволом», — сказал он. За последние два дня наблюдалось много случаев пьянства. «Не пить, товарищи! После 8 часов вечера никому не выходить на улицу, кроме тех, кто в карауле по нарядам. Необходимо обыскать все помещения, в которых могут оказаться запасы крепких напитков, и уничтожить все спиртное. Никакой пощады тем, кто продает вино…»
Военно-революционный комитет послал за делегатами Выборгского района, затем за делегатами Путиловского завода. Они спешно собрались.
«За каждого убитого революционера, — заявил Троцкий, — мы убьем пять контрреволюционеров».
В десять часов вечера Ленин выступил с речью перед собранием делегатов гарнизонных полков, и они подавляющим большинством голосов постановили вступить в борьбу. Был создан комитет из пяти солдат — нечто вроде генерального штаба, и рано утром полки в полном боевом порядке вышли из казарм… Я встретил их, когда шел домой. Мерным и твердым шагом боевых ветеранов шли они штык к штыку в отличном равнении по пустынным улицам завоеванного города…
Пока Керенский не ликвидирован, до тех пор налицо и политические, и стратегические основания для новых передряг в тылу. Наоборот, Троцкий правильно заявлял в Совете 30 октября: как только Керенский будет раздавлен, будет вырвана почва из-под ног у московских и петербургских заговорщиков.
Собрание гарнизона было очень важно. Выступали и Троцкий, и сам Ленин. В своих предпосылках вожди хлопотали около больного пункта, наиболее «разлагавшего» солдат: они доказывали, что большевики не против соглашения, но они не виноваты, что меньшевики и эсеры сами сбежали к корниловцам. Ленин так и говорил: мы приглашали всех в правительство и хотели коалиционной Советской власти… А выводы были те, что необходимо немедленно раздавить Керенского… Представители гарнизона заверяли, что настроение прежнее и очень твердое. Солдаты-де желают бороться с Керенским.
После вчерашних кровопролитных боев в Петрограде установилась спокойная обстановка, порядок поддерживают многочисленные отряды большевиков, вновь патрулирующие город. Следует признать, что, не считая отдельных частных случаев, общественный порядок обеспечивается лучше, чем до восстания. Число грабежей значительно снизилось.
Понедельник 12 ноября (30 октября) прошел в неизвестности. Взоры всей России были устремлены к серой равнине у предместья Петрограда, где все силы старого порядка, какие только можно было собрать, стояли лицом к лицу с неорганизовавшейся еще властью нового, неизведанного.
Всероссийский исполнительный комитет железнодорожников заявил о своем отказе перевозить войска обоих лагерей: как Керенского, так и большевиков. Викжель требует, чтобы оба лагеря безусловно пришли к соглашению.
Представитель Викжеля обратился ко всем социалистическим партиям и к думе с предложением устроить совещание между обоими лагерями с целью соглашения и прекращения гражданской войны.
Социалистические партии, то есть социалисты-революционеры, меньшевики и интернационалисты, согласились с предложением Викжеля.
Дума решила послать на совещание двух делегатов. В качестве представителей были выбраны я и гласный Чихачев (с.-р.).
В три часа ночи (30 октября), когда мы уже собирались закрыть заседание, разыгрался чрезвычайно характерный инцидент.
К нам вошел швейцар и доложил, что явившаяся делегация рабочих Путиловского завода настойчиво требует, чтобы ее впустили, так как ей безусловно необходимо говорить с нами лично. Совещание было настроено против допущения делегации. Оно попыталось отклонить визит, указав на чрезвычайную спешность своих занятий.
Но делегация обнаружила неимоверную настойчивость, требуя аудиенции. В противном случае она угрожала ворваться силой. Делать было нечего: делегация была принята.
В комнату вошло человек пятнадцать рабочих, стариков и молодых. Лица их были серьезные, напряженные. Один из них, молодой рабочий с энергичным лицом, умными, холодными глазами, выступил вперед и заговорил возбужденным голосом, в котором звучала угроза:
— Вот уже неделя, как продолжается кровопролитие между обоими революционными лагерями. Преступная гражданская война! Мы требуем, чтобы ей немедленно был положен конец! Довольно! Вы уже два дня заседаете, обсуждая вопрос о соглашении, но похоже на то, что вы вовсе не торопитесь. Мы не можем допустить дальнейшего продолжения гражданской войны. К черту Ленина и Чернова! Повесить их обоих!.. Мы говорим вам: положите конец разрухе. Иначе мы с вами рассчитаемся сами!
Речь и угрожающий голос молодого рабочего произвели сильное впечатление на всех членов совещания, главным образом на Рязанова.
Рязанов вскочил возбужденный и закричал истерическим голосом: