История германского фашизма - Гейден Конрад (электронная книга .txt) 📗
По прошествии пяти лет Гитлер рассказал про это бегство удивительную историю. Однажды он вышел на эстраду пивной Левенброй, ведя за руку мальчика, и заявил, что этого мальчика он нашел у Фельдгернгалле в день путча, взял его на руки и вынес из-под обстрела. Можно, конечно, возразить, что при всей любви Гитлера к детям ему подобало скорее остаться во главе своей колонны и провести бой до конца. Впрочем, надо констатировать, что из свидетелей никто ни словом не упоминает об этом мальчике.
Спустя два часа после залпов у Фельдгернгалле сдался Рем в своей крепости в здании рейхсвера. Он потерял двух человек убитыми; в общем, было убито шестнадцать членов «Боевого союза». Полиция потеряла убитыми трех человек.
Глава шестая
В общем о путче Гитлера надо сказать: он был инсценирован плохо. Первой ошибкой было начинать путч без достаточной военной подготовки, второй ошибкой было неудачное психологическое воздействие на командующего рейхсвером и третьей — недостаток мужества в день 9 ноября. Даже такой храбрый солдат, как Рем, позволил окружить себя противнику, так как у него не хватило духу угрожать своим товарищам пулеметами. Людендорф вообще хотел не бороться, а колдовать. Когда сам Гитлер перед походом в город оробел и заметил: «Они будут стрелять в нас», у Людендорфа нашелся столь же геройский, сколь бессмысленный ответ: «А мы все-таки пойдем!»
Буржуазное население столицы Баварии показало после путча, что оно готово было выйти на улицу. Два дня подряд улицы были запружены волнующейся толпой, она оскорбляла солдат рейхсвера, угрожала напасть на здание, в котором помещалась канцелярия Кара, разгромила редакции нескольких газет и кричала: «Долой изменников!» Конная полиция неоднократно въезжала в толпу и разгоняла ее резиновыми дубинками — ничто не помогало. В университете бушевала против Кара тысячная толпа студентов: она чуть не сбросила с галереи ректора, обратившегося к студентам со словами увещания, и освистала даже Эрхардта, пытавшегося подойти к ним добром.
Имея за собой такое фанатическое население, можно было добиться больших результатов. Но для этого «Боевой союз» должен был оправдать свое имя и действительно биться, а не бежать после первых же выстрелов. Каждый выигранный час времени все более расшатывал бы положение правительства среди враждебного и взбудораженного населения. Это население продолжало два дня бесстрашно, но бесполезно демонстрировать, тогда как вожди бежали и попрятались.
Разве сколько-нибудь похоже на это поведение коммунистов, восставших в Гамбурге, Берлине, Мюнхене и средней Германии! Те действительно сражались. Напротив, дружинники не последовали за Людендорфом. С д-ром Вебером, руководителем «Оберланда», сделался нервный припадок, он рыдал несколько часов сряду, а Гитлер первый удрал на автомобиле, оставив свое войско, на поле брани.
В защиту побежденных можно привести то, что большинство из них считало Людендорфа убитым. Это сломило их дух, но это во всяком случае не оправдывает поспешного бегства Гитлера; напротив, в таком случае он тем более должен был понимать, что остался теперь единственным вождем.
Впоследствии вожаки «Боевого союза» в свое оправдание постоянно ссылались на то, что им казалось непостижимым, как это немцы будут стрелять в немцев. Но в Рурской области или же при подавлении советской республики в Мюнхене они без смущения сами стреляли в немцев, тогда это не было для них непостижимым, они стреляли даже в безоружных. На самом деле они хотели сказать другое, но только не могли выразить это на своем языке; они хотели сказать, что революционная борьба возможна между двумя классами, т. е. между группами населения, которые правильно или неправильно считают себя врагами.
Среди павших у Фельдгернгалле был один кельнер и один ремесленник; все остальные были купцы, банковские служащие и офицеры в отставке.
Тем не менее национал-социалистической партии кровавый день 9 ноября пошел на пользу. Он окончательно отрезал ее от пуповины рейхсвера. Таким образом партия родилась собственно в этот день.
В эту ночь душа Гитлера подверглась гораздо большей опасности, чем со стороны полицейских карабинов. Гитлер обратился за защитой к принцу Рупрехту.
Он прибег к посредничеству друга Рема — отставного лейтенанта Нейнцерта, пользовавшегося расположением принца. Нейнцерт должен был просить принца воздействовать на Кара в том смысле, чтобы тот не допустил столкновения между рейхсвером и «Боевым союзом».
Кроме того, Гитлер и его друзья не должны были подвергнуться преследованию.
Нейнцерт рано утром отправился курьерским поездом в Берхтесгаден. Принц поставил ему условия: Гитлер должен извиниться перед Каром, он должен сказать, что действовал под давлением масс, — надо сказать, что это не было лишено доли истины. Кроме того, он должен покориться законной власти. Принц был очень недоволен словами Кара, что тот считает себя наместником короля, но велел передать своему «наместнику», что стрелять ни в коем случае не следует; кроме того, он предлагал ему употребить все усилия, чтобы против организаторов путча не было возбуждено преследования по обвинению в государственной измене.
До сих пор принц защищал свои права на престол все же без фанатизма. Генеральному государственному комиссару он до сих пор покровительствовал и однажды публично выступил в его пользу. Трудно сказать, надеялся ли он получить из его рук корону. Теперь он немедленно воспользовался случаем, чтобы выступить в роли третейского судьи между сторонами. 11 ноября он выпустил манифест, в котором отмежевывался от Кара и призывал противников подать друг другу руки над открытыми могилами. Но манифест не был обнародован, так как Кар грозил в таком случае уйти в отставку.
Таким образом этот эпизод не сыграл роли в истории Германии. Но для истории национал-социализма он в высшей степени замечателен. Уже в сентябре Гитлер сделал попытку приблизиться к принцу, и Шейбнер-Рихтер даже предлагал Рупрехту роль протектора над национальным движением. Предложение Шейбнера звучало тогда еще очень гордо, как предложение одной великой державы — другой.
Но на рассвете кровавого 9 ноября, когда надо было в самом деле отправляться под пули, Гитлер и Шейбнер обратились к принцу как просители. Им не хотелось идти в огонь.
Но Людендорф хотел этого. Для него было вдвойне важно показать, что он и без баварского принца может заставить склониться перед собой ружья правительственных войск. Людендорф присутствовал при том, как Гитлер посылал Нейнцерта с поручением к принцу, но сам не промолвил при этом ни слова.
Тот самый Гитлер, который капитулировал перед вительсбахским принцем, через несколько часов кричит баварским полицейским: «Сдавайтесь!» Так великолепно, с такой непосредственностью этот человек может играть роль и пускать пыль в глаза.
В первые недели после путча было сделано немало попыток к посредничеству. Дело в том, что Людендорф не желал явиться на суд. Но эти попытки кончились ничем, так как баварская народная партия, чей политический вес после краха диктатуры снова усилился, настояла на процессе. Гитлер тоже не желал предстать перед судом. Первые дни после путча он носился с мыслями о самоубийстве. Затем он хотел объявить голодовку в крепости Ландсберг, где находился в предварительном заключении. Дрекслер отговорил его от этого.
Вначале во всей Баварии свирепствовала буря негодования против Кара. Среди ставших на его сторону был генерал Эпп. «Освободитель Мюнхена» пытался успокоить студентов. Его собственные слова об этом слишком характерны для позднейшего военного политика партии и не могут быть опущены здесь.
«Ко мне явились, — рассказывает он на суде с явным замешательством и запинаясь, — несколько пожилых граждан и просили меня обратиться к студентам со словами успокоения. Но мне не очень улыбалась перспектива быть замешанным в спор, так как в таких случаях на твою голову обрушиваются удары с обеих сторон». После этой вспышки гражданского мужества он все же согласился принять студенческую депутацию, которой, между прочим, сказал, что Гитлер нарушил свое слово.
