Игры писателей. Неизданный Бомарше. - Радзинский Эдвард Станиславович (книги регистрация онлайн бесплатно .txt) 📗
На этом рукопись обрывалась.
Далее в папке находилось послание, также написанное почерком Бомарше:
«Моему давнему знакомцу маркизу де Саду я оставляю незакрытый секретер.
Дорогой мой простодушный маркиз! Я сказал правду: все Ваши рукописи сожжены. Советую именно так поступить и с другими Вашими творениями перед смертью. Чем больше Вы сожжете, тем меньше дров будет заготовлено в аду под Вашим котлом – пожалейте труд чертей.
Это о яде духовном. Что же касается другого яда, который Вы приготовили для меня, тут Ваша совесть может быть чиста. Мой Фигаро сообщил мне с самого начала: его подкупают, чтобы он отравил Бомарше. Все по очереди предлагали ему деньги: Вы (очень мало), граф и незнакомый Вам некто Фуше (очень много). Я велел Фигаро взять деньги у всех – на то он и Фигаро. И он взял деньги у всех вас, чтобы отравить меня... по моей же собственной просьбе! Я все видел, все испытал, а нынче меня мучает смертельная болезнь. Согласитесь, долго умирать, страдать – совсем не в стиле Бомарше. «Дальше – тишина» – вот что я выбираю. Я принял яд, подобно Сократу. Для такого легкомысленного человека – почетное повторение... Надеюсь, Вы согласитесь, что это эффектная концовка интриги, достойная истинного драматурга. Итак, за окном уже утро. Финал пьесы сыгран. Уходя, я прощаюсь с Вами и желаю приятного дня. С добрым утром, маркиз де С.».
Закончив читать, маркиз в бешенстве взглянул на Фигаро. Слуга Бомарше улыбался.
– Что это значит? И при чем здесь какой-то мсье Фуше? Фигаро по-прежнему молчал и улыбался
И тогда маркиз увидел странную приписку в самом конце страницы: «И с добрым утром, гражданин Фуше».
В тишине ночи было слышно, как в большом доме в разных комнатах били часы. Полночь...
Отложив рукопись, Шатобриан спросил:
– Вы все это сочинили?
– Разве? – Маркиз задумался. – Нет, пожалуй, – он судорожно сжимал виски. – Скорее всего, взял в секретере. Я имел право забрать его рукопись, ведь он когда-то забрал мою!.. Да, да, там, в секретере, я нашел эту рукопись, пьесу, как называл ее покойник... Скорее всего, так и было... Возможно, я лишь дописал то, что случилось в тот день, его последний день... Если бы не так... – Он опять задумался, тер виски, и на лице его была мука. – Если бы не так, то почему я не понял тогда эту приписку покойного: «С добрым утром, гражданин Фуше»? Ведь уже вскоре на мой чердак пожаловали...
Маркиз замолчал.
– Кто пожаловал? – почему-то шепотом спросил Шатобриан.
– Важный гражданин вместе с двумя субъектами в черном. И я его тотчас вспомнил! Я видел его в Якобинском клубе – Фуше по прозвищу» Лионский мясник», убивший в Лионе людей больше, чем чума. Гражданин Фуше оказался новым министром полиции. Он спросил в лоб, что я предпочитаю: обыск или добровольную выдачу бумаг Бомарше. Обыска я не боялся, я успел их хорошенько припрятать – у меня тюремный опыт...
И я сказал ему, что совершенно не понимаю, о чем речь.
Помню, Фуше засмеялся, точнее, ухмыльнулся: «Значит, бумаги, как я понимаю, вы спрятали надежно... Но я надеюсь... хотя сейчас время глупцов, они обычно всесильны во времена перемен... но я надеюсь, что вы – человек умный. Так что буду ждать, когда вы мне отдадите их сами».
Я сразу понял – ему был нужен материал против Бонапарта. Этот человек-пчела собирал компрометирующие сведения, чтобы управлять людьми. И нес в свой подлый улей... А это мне ненавистно! – маркиз вдруг повысил голос. – И я еще раз повторил... нет, крикнул ему: «Не понимаю, о чем речь! И не приемлю!..»
Я не любил Бонапарта, потому что сразу его понял... И уже тогда написал в своем памфлете: «Республика погубила многих, залила страну кровью, однако независимые люди существовали! Но при Бонапарте, как при любом солдафоне, все исчезнет. „Я приказал, я победил, мои орлы, мои победы“ – вот язык подобных людей... И кроме того, он, разумеется, ханжа, как все генералы. И будет ненавидеть нас, смельчаков. Нация, берегись генералов!» Так я писал... Но выдать его?! Или кого-нибудь?.. Никогда! Не приемлю!
Но человек-пчела читал мои мысли. И он сказал: «Я подожду, пока вы не начнете понимать новые времена. Но учтите, долго ждать не буду...» И когда его терпение истощилось, за мной пришли. Меня обвинили в сочинении «Жюстины», как было сказано: «Самого ужасного из всех непристойных романов». Я всегда умело отрекался от авторства моей «Жюстины», и доказать им ничего не удалось. И меня отправили в самую мерзкую из тюрем – в Бисетр. В мое отсутствие обыскали мой жалкий дом, но ничего не нашли... хорошее образование получаешь в тюрьмах... Я написал покаянное письмо Фуше, и он подумал, что я наконец-то решился отдать ему бумаги Бомарше. Он пришел ко мне в камеру, но вместо бумаг получил жаркий монолог о моей невиновности. И все! В ярости он перевел меня в Шарантон. И ждал... А я из сумасшедшего дома заваливал его письмами о том, что я невиновен... Интересно, где этот мерзавец сейчас?
Потом Шатобриан удивлялся, почему он вообще отвечал этому наглецу.
– Убрался из Парижа, кажется, в Феррьер, – сказал Шатобриан, – и оттуда снабжает Париж своими остротами. Говорят, он недавно сказал своему сыну: «Учись усердно, сынок. Образование необходимо во всех странах... даже в нашей, которая не управляется вовсе». Этот человек не может жить без заговоров. Если он начинает выступать против власти – первый признак, что эта власть скоро падет.
– И вы думаете, Бонапарт вернется?
– Так думает Фуше... и это самое тревожное. На днях наш канцлер, виконт Дамбре, вызвал его для объяснений. Но он не дал виконту открыть рта и преспокойно перечислил все прегрешения королевского правительства, после чего так же преспокойно удалился.
– Ну тогда... тогда я должен спешить покинуть Францию... Мне нужны деньги для путешествия... В сумасшедшем доме я сплю с очаровательной шестнадцатилетней особой. У нее крохотная грудь, и она...
Шатобриан поторопился прервать его:
– Вы не закончили о Бомарше...
– Бомарше? Что Бомарше? Не помню... Да, вот это интересно – как он умер... На следующее утро, как писали газеты, Фигаро принес Бомарше кофеи нашел хозяина мертвым. Я читал сообщение идиотов-врачей: «Смерть наступила ночью, около трех часов. Покойный лежал на правом боку. Общий осмотр не оставил сомнений, что гражданин скончался от апоплексического удара...» От апоплексического удара! – Маркиз расхохотался. – После чего Фигаро принес мне записку, где рукой Бомарше было написано: «Вас просят присутствовать на траурных проводах гражданина Бомарше, литератора, скончавшегося в своем доме подле Сент-Антуанских ворот двадцать девятого флореаля седьмого года Республики, кои имеют быть тридцатого числа сего месяца». Он продолжал смеяться надо мной даже за гробом... – И маркиз добавил почему-то шепотом: – Впрочем, порой после смерти он был очень серьезен. Уже после похорон я решил еще раз обыскать дом.» в надежде найти свою рукопись… Я проник туда. И у секретера увидел его... Он сидел и слушал музыку... Никакого инструмента, никого в доме... и музыка...
Он заговорил, не оборачиваясь: «Это увертюра к „Дон Жуану“... Там опасная фанфара... Торжество предвечного... Смерть – это радость... Я пишу здесь пьесу... Седьмой такт– слышите? Радость небытия... Вместо Смерти был Свет... Именно так и есть...»
Повторяю: он говорил со мной, не оборачиваясь... Я бежал из дома.» Но и далее после смерти он оставался... как бы это сказать... очень деятелен... Только не смотрите на меня, как на сумасшедшего... Например, после смерти он написал графу Ферзену»
Тон безумца парализовал Поэта. Он молча слушал.
– Граф получил от покойного большое письмо, – очень тихо, почти шепотом продолжал маркиз. – И он мне тотчас сообщил об этом...
– Графа, кажется, убили в Стокгольме несколько лет назад? – прервал его наконец Шатобриан.
– Да, пять лет назад. Он погиб в годовщину побега королевской семьи – месяц в месяц. Но сначала убили мадемуазель де О. Несколько лет подряд я аккуратно получал от нее письма из Стокгольма, и вдруг все прекратилось... Я написал графу и получил странный ответ: дескать, он «совершенно не понимает, о ком речь, ибо не знает никакой мадемуазель де О.».Я ответил ему возмущенным посланием… но уже вскоре из газет узнал о его собственной гибели. В Стокгольме составили заговор против бедного графа. Когда он подъехал к Дворянскому собранию, его уже дожидалась толпа. Графа выволокли из кареты и размозжили ему голову булыжниками. Он умер прямо на мостовой... А мадемуазель так и исчезла, растворилась в ночи... Думаю, мы любили друг друга. Во всяком случае, я тоскую без нее... Она, как никто, умела...
