Бронепоезд 'Гандзя' - Григорьев Николай Федорович (серия книг txt) 📗
Я был глубоко взволнован этим боевым товариществом, этой чуткостью сурового начдива.
- Полковник, неужели вы серьезно?
- Да уж куда, браток, серьезнее - личный приказ Щорса!
...Ночь, пассажирский поезд. В купе все спят. Даже колеса вагона постукивают дремотно. А мне не спится, сижу у окна.
Миновали Коростень, Житомир, теперь будет Казатин.
Казатин... И снова оживает в памяти девятнадцатый год.
Казатинский узел в лихорадке эвакуации. В сторонке от вокзала скромный вагон - из тех коробок на колесах, в которых в царское время возили пассажиров по "четвертому классу", то есть вповалку.
Вызванный с бронепоезда, испытывая приятный щекочущий холодок от острых переживаний только что выигранного боя, я поднялся в вагончик, узнав по тянущимся от станционного телеграфа проводам, что здесь штаб нашей бригады.
Стало немножко грустно, что не увижу Теслера. Он был отозван Москвой кажется, в Латышскую дивизию.
Но вызвали меня сюда, в штаб, как оказалось, по распоряжению Теслера.
Уезжая, комбриг заготовил наградной лист.
Бронепоезд "Гандзю" он представил к ордену Красного Знамени.
Вот выдержка из наградного листа:
"...Бронепоезд "Гандзя" не раз достигал колоссальных успехов, благодаря храбрости его бойцов и командования и преданности делу рабочих и крестьян. В августе 1919 г. значительная часть войск жмеринского направления (около 10000 штыков) была разгромлена Петлюрой. Бронепоезд "Гандзя" прикрывал это отступление, и благодаря ему удалось избежать окончательного разгрома и было спасено около 16 составов (поездов по 40-45 вагонов). Под Винницей Петлюрой фланговым ударом вся группа красных была разбита, несколько бронепоездов захвачено в плен... Бронепоезд "Гандзя" был окружен, в результате ожесточенных боев он прорвал неприятельское окружение, отбил у Петлюры два наших бронепоезда и, увлекая за собою остальные части, разгромил, в свою очередь, войска Петлюры..."
* * *
Перестук колес. Мерный, усыпляющий.
Где-то здесь станция Попельня. Поединок с Богушем, который мы выиграли, но какой ценой! Все мы на "Гандзе" едва заживо не сгорели... Интересно бы посмотреть, что теперь на обширной равнине. Тучные пшеничные поля, с колосом тяжелым, как патрон дроби? Или темно-зеленые плантации сахарной свеклы? Или, наконец, здесь, где гремело и рушилось в бою железо, раскинулись колхозные сады? Воздвигнут завод?..
Интересно бы взглянуть, какова нынче Попельня.
Я приподнимаюсь на койке, но сквозь оконное стекло ничего не видать. Оно мутно-белое, непрозрачное от падающего с потолка света.
Выключаю в купе ночник, однако стекло остается непрозрачным - теперь уже от мрака ночи.
Уговариваю себя поспать. Хочется выглядеть свежим: ведь встречать меня будут бывшие бойцы - и не просто как соратника, а как командира бронепоезда. Значит, держи марку!
Заснул, оказывается. Да как крепко.
Меня трясут за плечо:
- Винница... Гражданин, вы просили разбудить. Вставайте, через пять минут станция.
Ошалело вскакиваю. Наскоро привожу себя в порядок и с чемоданом выхожу в тамбур. Серое туманное утро. Сентябрьский сквознячок заставляет поеживаться. А может быть, мурашки пробежали от волнения, в котором я сам не хочу себе признаться?
Так или иначе, приближалась удивительная, словно из сказки, минута встреча стариков, расставшихся юнцами.
Поезд замедляет ход. Передо мной - вокзальные часы. Пять утра.
На перроне, кроме железнодорожников, никого. Но вот двое в кепках: плотный, самоуверенного вида, и рядом с ним - маленький, щупленький.
В плотном узнаю Кришталя: он успел побывать у меня в Ленинграде.
- Вот Григорьев! - показывает он на меня. - По книжке - Медников. А это Крысько! - показывает он на своего соседа.
Мы оба таращим глаза, но не узнаем друг друга - вот что делают годы...
- Николай Федорович!
- Иван Васильевич!
Целуемся. Крысько прижимается ко мне, и оба мы замираем - птенцы "Гандзи".
У вокзала поджидала нас легковая машина.
А через час, проведенный в дороге, меня торжественно на крыльце своего дома приветствовала "дружина" Ивана Васильевича - Вера Андреевна.
Следом за мной, поездом из Харькова, приехал полковник-инженер Филиппенко. Он и Крысько перемигнулись, встали рядом и, сдерживая смех, гаркнули:
- Товарищ командир, вы телефонистов спрашиваете? Вот они, телефонисты!
Да, вот так именно приспели мне на выручку два дружка - бойкие, ловкие и одинакового роста: чернявый Филиппенко и русоволосый Крысько.
Под смех присутствующих пришлось и мне войти в роль.
- Но вы же пулеметчики! - выразил я сомнение, как и подобает командиру.
- Пулеметчики, - кивнули оба. - Но можем и линию проложить.
- Тогда за дело, ребята!
- Есть станция, - доложил Филиппенко и прицелился вилкой к красным, как закатное солнце, соленым помидорам.
- Есть заземление, - добавил Крысько, помогая жене в хлопотах у стола.
- Есть огонь - добра горилка! - зычным голосом артиллериста завершил доклады Кришталь.
И все мы подняли чарки.
За столом было много радостных воспоминаний, были и минуты молчания. Поминали погибших.
Здесь я впервые твердо узнал, что Федорчук погиб.
Как видно, я не успел справиться с собой - и горечь утраты тяжелой печатью легла на мое лицо. Вера Андреевна глянула на меня и заплакала. Потом наполнила мою чарку и велела мне отдельно, особо помянуть матроса.
Выяснилось, что Филипп Яковлевич Басюк (Федорчук) - уроженец не дальних отсюда мест. Найдутся, возможно, и родственники.
И мы, ветераны "Гандзи", порешили: собрать все, что может восстановить память о нашем геройском моряке.
- Еще одно сообщение... - начал было Крысько и замялся. Шепнул что-то Филиппенко. Оба заулыбались.
- Вижу, - говорю, - хлопцы, дулю мне готовите?
- Дуля кисловатая, - рассмеялся Филиппенко.
А Крысько:
- Угадайте, про кого разговор?
"Кого же, - думаю, - мне преподносят под видом кислой дули? С бойцами на бронепоезде я ладил, меня уважали... Стоп, уж не намек ли на Малюгу?"
Так и есть - угадал. Значит, жив, бородач! Любопытно, как-то мы встретимся.
Встали от стола. Пошли пройтись по Хмельнику. Ивана Васильевича Крысько здесь знает каждый. Еще недавно он был в Хмельнике заместителем председателя исполкома.
И сразу почувствовали, что городок сегодня чем-то приятно взволнован. Заходим всей гурьбой в парикмахерскую - и происходит невероятное: клиенты дружно уступают нам свою очередь. А сам парикмахер, отбивая на ремне бритву, делает несколько метких замечаний о действиях бронепоезда "Гандзя" под Винницей.
Побритые, причесанные и опрыснутые одеколоном, мы двинулись дальше. Узкие тротуары из каменных плит, заложенные еще в глубокую старину, чередовались с полосками асфальта. А над головами нависали кусты и деревья, которым было явно тесно за ветхими заборчиками.
К тротуару, на красную линию, выступали лишь вновь построенные дома; все остальные прятались в зелени от южного зноя.
Под предводительством Ивана Васильевича мы побывали в универмаге. В Доме культуры. В райисполкоме... Всюду уже с порога нас встречали приветливыми улыбками, спеша усадить на почетное место.
В беседах хмельчане и хмельчанки охотнее всего говорили о гражданской войне. При этом оказалось, что все они превосходно разбираются в устройстве гаубицы шестидюймового калибра.
Ай да Иван Васильевич! Да ведь у тебя весь город прочитал книжку "Бронепоезд "Гандзя""!
На другой день из Винницы примчался в Хмельник фургончик радиовещания. Корреспондент радио усадил нас, гостей Ивана Васильевича, вокруг магнитофона и потребовал интервью. Все это было передано в эфир.
Потом за нас принялись газеты...
Приятно, конечно, понежиться в лучах славы, но пора было браться и за работу
Чтобы написать вот эти страницы, мне не хватало тогда многого.
