Английские корни немецкого фашизма: от британской к австро-баварской «расе господ» - Саркисянц Мануэль

(Вероятно, Англия — единственная в мире великая страна, в которой «интеллектуалы стыдятся собственной национальной принадлежности», — заявил как-то Джордж Оруэлл — еще до того, как Германия была запятнана зверствами национал-социализма. «В <некоторых> левых… кругах полагают, что в принадлежности к английской нации есть нечто постыдное…» [37])

Еще один оксфордский профессор — Винсент Харлоу — нарушал непререкаемое правило, согласно которому джентельмен никогда не должен выказывать своих чувств: он приводил в замешательство будущих колониальных чиновников тем, что не мог без слез говорить о благородной миссии попечительства по отношению к отсталым расам… Стоит вспомнить и Гарфилда Тодда, который, начиная с 1920-х гг., был миссионером в Родезии. После того, как Родезия отделилась от Великобритании, Тодд был арестован за свои выступления против расовых притеснений. [38]

Однако подобные примеры являлись лишь исключением. Не только в дни расцвета Британской империи этос империализма пронизывал буквально все средства массовой информации. «В массовой культуре не существовало никакого антиимпериализма», — утверждал Джон Маккензи. «Критика <империализма> замалчивалась; пародии высмеивали сами себя» в мюзик-холлах. Даже в 1930-е гг. Джон Ю. Норвич вспоминал: «Империя окружала нас повсюду… она была основой нашей жизни. Тогда мы все были империалистами». Даже после окончания первой мировой войны «Британия все еще могла позволить себе смотреть на мир через призму своего особого имперского статуса… расового превосходства и высокого национального самомнения… Давая четкие определения характерных признаков британской «расы», создатели книг для юношества решительно отграничивали англичан от представителей других рас». Даже оксфордский профессор истории Джеймс Энтони Фрод высказывался против отмены рабства для африканцев. После 1890 г. в Британии практически перестали ставить мелодрамы о жизни чернокожих рабов, которые раньше играли для рабочих. Мелодрамы в мюзик-холлах «больше не настаивали на том, что целью британского правления является освобождение». [39]

Подданные Британии, лишенные в своем большинстве избирательных прав, вынуждены были довольствоваться «правлением лучших», тех, кто занимал более высокое положение. [40] Однако и после того, как это большинство получило некоторую возможность участвовать в политической жизни, оно практически не обладало политическим сознанием. Тем не менее «консервативные классы считали, что рабочие чувствовали свою отчужденность от основных ценностей, и потому представляли опасность… В результате между двумя войнами в Британии была создана политическая культура среднего класса, построенная на противостоянии угрозе со стороны недовольного рабочего класса». «В конце первой мировой войны британский средний класс был мобилизован… перед лицом растущей враждебности к политике, проводимой рабочим классом», — писал Росс Маккиббин. В качестве примера он цитировал слова Ричфорда, опасавшегося «бесчисленных людских масс, не признающих ни одного из стандартов человеческого общества и всегда готовых поглотить их». Авторы «Тайного сговора Чемберлена и Гитлера» приводят воспоминания, касающиеся леди Дианы Мэннерс, которая во время всеобщей забастовки 1926 г. «слышала скрип тележек и падение отрубленных голов». В ответ на ее взволнованные расспросы, когда же они смогут достойно уехать из страны, ее муж Дафф Купер отвечал: «не раньше, чем начнется резня». И все это несмотря на то, что избиратели от британского рабочего класса сохраняли почтительное отношение к консервативной элите и придерживались мнения, что она «более приспособлена для руководства», чем они сами. (Этого отношения не смогли изменить даже ужасные условия жизни рабочих, например, на рудниках Южного Уэльса, которые описал в своих романах Кронин.) При этом рабочие презрительно или же безразлично относились к остальному миру. Они испытывали «чувство искреннего удовлетворения от того, что являются британцами, а не какими-нибудь иностранцами». [41] Именно такое отношение было свойственно Сесилу Родсу и «лучшим представителям» британской расы, именно такое отношение ранее стремился привить британцам премьер-министр Дизраэли. (Посол Его Величества короля Великобритании, сэр Невилл Гендерсон полагал, что «все иностранцы невыносимы».)

«London Financial News» била тревогу, утверждая, что даже собственная «политическая машина Британии до такой степени подчинила себе британское человечество (sic), что ей удалось втиснуть в одну десятую избирательных участков британского парламента людей чужой крови в качестве своих представителей… Чужеродная кровь… из синагоги Каиафы… может просочиться на самые верха британской политической машины». Демократические реформы, проводимые этой «политической машиной есть не что иное, как выковывание новых цепей для нации рабов»; «Мир… реформа» — демонические слова, воплощающие настоящее евангелие Синагоги Сатаны… это орудие Дьявола, собирающегося украсть меч у святого Георгия». В этом тексте («Зов Меча») заявлялось, что «мир» как «выгода» является доктриной Мамоны, а не Христа… Меч отделит вселенскую правду от вселенской неправды», — настаивал Дж. Кларк, автор памфлета, опубликованного в 1917 г. в издательстве «London Financial News». Кларк утверждал, что «Пруссию и Германию населяют не христианские, но иудейские нации… Шейлок — их священнослужитель». В его представлении евреи и немцы были тождественны. Как показал Панаи («Враг среди нас»), уже в июле 1918 г. в Британии разразилась паника, связанная с присутствием немецко-еврейской тайной руки. «Евреи, нанятые Германией, подрывают мощь Британии при помощи проституции и венерических заболеваний». «Германия всегда стремилась заразить чистые нации со свойственной гуннам кротономанией», — писала газета «The Vigilante», предвосхищая тем самым навязчивые представления Гитлера и Юлиуса Штрайхера о евреях. В Британии времен первой мировой войны враждебное отношение к евреям сочеталось с таким же отношением к немцам, а представление о зловещей тайной руке прежде связывали не с евреями, а с немцами… Считалось, что именно немецкие агенты контролируют партию либералов и партию юнионистов, что это они стоят за суфражистками и пацифистами, их же обвиняли в организации забастовок. Об этом заявлял, например, автор «Невидимой руки» Киртон Варлей. Еще в 1917 г. он внес предложение, согласно которому королю, военно-морским силам и армии следовало собрать «верных представителей нации» и наделить их «полномочиями править… Новым Государством» — после «отказа от следования любым партийным интересам» [42] — Варлей говорил об этом еще за пять лет до прихода Муссолини к власти и формирования замысла «Mein Kampf».

Д. С. Льюис в своей книге об Освальде Мосли и фашизме в британском обществе (1987) подтверждал, что «фашизм был не чужд Британии… Он не был привезен из-за границы. Фашизм развился на британской почве в соответствии с британскими требованиями». Выступай за сильную империю, английский фашизм придерживался «патриотической программы». «Высказывать предположения, будто британскому обществу были свойственны какие-то особые уникальные качества, предохранявшие его от фашизма… значит проявлять излишнюю самонадеянность… Лучше обойтись… без популярного мифа, согласно которому фашизм был искоренен такими чертами британского характера, как умеренность и терпимость». «Возможно, мы уделяли слишком мало внимания британской «традиции» фашизма и тому, что сформировало ее», — заметил Ричард Терлоу. [43]

В действительности влиятельная — если не решающая — часть консерваторов была предрасположена «в целом рассматривать фашистов как защитников установленного порядка во всех частях света, где существовала угроза социализма», — писала Маргарет Джордж. Росс Маккиббин утверждал, что именно «всеобщий страх перед социализмом» объединил в 1930-х гг. британский средний класс, [44] чье отношение к самому принципу демократического правления было амбивалентным.