Второе падение Монсегюра - Иванов Анатолий Михайлович (библиотека книг .txt) 📗
Гумилев и Бородай забывали, однако, помянуть в своих святых молитвах антисистему, принесшую больше всего вреда человечеству, а именно христианство. Ведь оно подпадает под определение антисистемы по всем параметрам. В. В. Розанов дал в «Людях лунного света» совершенно правильное описание христианства как религии, стремившейся к уничтожению жизни на Земле, т. е. повинную именно в том, в чем христиане Гумилев и Бородай обвиняли манихеев и катаров. Задолго до появления теории Л. Н. Гумилева польский неоязычник Ян Стахнюк (1905—1963) создал теорию «антикультуры», разновидностями которой он считал буддизм и христианство (Stanislaw Potzebowski «Zadruga» Bonn. 1982. S. 165). По справедливому замечанию О. Рана, «учение катаров часто сравнивали в порядке порицания с пессимизмом Шопенгауэра и Ницше. Странный пессимизм, который побуждал к подвигам, не имеющим равных в истории человечества!.. Катаризм был не более пессимистичен, чем раннее христианство» [76].
Дж. Фрэзер тоже отмечал сходные черты буддизма и христианства: «Обе религии с их прославлением бедности и безбрачия подрубали корни не просто гражданского общества, но самого человеческого существования» [77].
Отрицательное отношение к жизни в ряде религий и, в частности, у катаров отнюдь не было результатом каких-то психических или умственных извращений, а порождалось самой жизнью – такой уж она была «замечательной», что люди предпочитали ей смерть! Американский историк Генри-Чарльз Ли правильно понял реальную подоплеку учения катаров: в нем было найдено удовлетворительное объяснение людских страданий в ту эпоху, когда (в XI и XII веках) страдания эти были почти общим уделом [78].
Но ничего этого не понимают и не хотят понимать русские интеллектуалы, начитавшиеся Гумилева, а еще раньше А. Селянинова (Тайная сила масонства СПб. 1911), который не видел в манихействе и катаризме ничего, кроме «еврейских происков». Следуя той же традиции, писатель А. Байгушев сделал в своем историческом романе «Плач по неразумным хазарам» (М. 1990) из манихеев своего рода масонов X века, некое тайное и злокозненное международное общество.
История манихейства трагична и представляет собой сплошной мартиролог. Их гнали все: язычники и христиане, зороастрийцы и буддисты. Л. Гумилев злорадствовал, что так им и надо, и утверждал, будто «это учение... вызывало отвращение всюду, где проповедовалось» [79]. Удивительно только, что при таком «отвращении» и тысячу лет спустя после смерти Мани его учение все еще создавало проблемы, и, по словам того же Гумилева, именно «пропаганда манихейства в Европе возбудила альбигойские войны и разорение Лангедока» [80].
Самого Мани замучили в тюрьме в 276 г. Таким способом зороастрийское духовенство во главе с первосвященником Картиром (в другой транскрипции Кирдэр) доказывало преимущество своей веры, ничем не отличаясь в этом от христианского и доказывая в результате лишь обратное, ибо прибегать к подобным методам может лишь ложная вера. По оценке ираниста В. Г. Луконина, в лице Мани и Картира в Иране столкнулись «отвлеченная философия, полная пессимизма и презрения к миру, с фанатизмом, поддерживаемом бюрократией, оружием и властью царя царей Ирана. В их лице столкнулись типичная позднеэллинистическая мировая вера с догматической религией нового централизованного государства. Победил Картир. В Иране установился режим террора и религиозного мракобесия» [81].
Зороастрийское мракобесие было ничуть не лучше христианского. Надо полагать, это малопочтенное качество является неизбежным спутником религий, требующих поклонения единому Богу. Зороастризм не был монотеистической религией в онтологическом смысле этого слова, но к нему вполне применим термин «монолатрия», использовавшийся Н. М. Никольским для характеристики культа Яхве у евреев [82]. Бог с титулом «Господь», будь то иранский «ахура» или еврейский «адонаи», неизменно оказывается деспотичен и кровожаден.
Когда в Иране в начале VII века расправлялись с участниками движения моздакитов, многое унаследовавших от манихейства, их вместе с недобитыми манихеями сотнями, если не тысячами, закапывали в землю головой вниз [83]. Да, есть все основания полагать, что Иран в эпоху Сасанидов достиг очень высокого уровня духовного развития, если там додумались до столь утонченного способа казни!
Римские язычники с манихеями тоже не церемонились. Знаменитый гонитель христиан Диоклетиан осуждал на сожжение и манихеев [84], видя в них персидскую, враждебную Римской империи секту [85], как будто не был персидского же происхождения митраизм, столь модный среди римских солдат и увлекший даже кое-кого из императоров [86]. Очевидно, различия в подходе объяснялись тем обстоятельством, что митраисты предусмотрительно задабривали жертвами и Ормузда, и Аримана [87], чем заслужили благоволение и той стороны, служением которой пренебрегали манихеи, а позже и катары, судьба которых, очевидно, по этой же причине была столь же трагична. Как говорят в таких случаях христиане, «разумейте, языцы!»
Как только христиане дорвались до власти в Римской империи, они сразу же забыли, что вчера еще были с манихеями товарищами по несчастью. Первая смертная казнь за ересь имела место в 385 году – казнили Присциллиана, обвиненного одновременно в гностицизме и манихействе [88]. В Средние века пламя, возгоревшееся из этой искры, заполыхало по всей Европе.
Параллельно с конфликтом западных манихеев с христианской церковью развивался конфликт манихеев с буддистами в Центральной Азии. В Китае манихеев обвиняли в том, что они прикидываются буддистами [89]. Как известно, в VIII веке манихейство приняли уйгуры, надо полагать по причине вызываемого этой религией «отвращения». Л. Н. Гумилев, называвший, уйгуров «интереснейшим народом Центральной Азии» [90], долго думал, накачиваясь злобой против манихеев, и, наконец додумался до мысли, будто Уйгурию привела к гибели непримиримость манихеев, которые «сумели поссорить уйгуров со всеми соседями» [91]. Опять виноваты не киргизы, завоевавшие Уйгурию в IX веке, воспользовавшись распрями племенных вождей, как объяснял сам Гумилев [92] до того, как ненависть к манихеям помрачила ему ум, а манихеи. Вали все на серого!
Очень не нравилось Л. Гумилеву манихейство, система, по его мнению, «атеистическая, хоть и мистическая». Бог, видите ли, в манихейской космогонии отсутствует, а его место занимают две стихии: Света и беснующегося Мрака. Мир же – результат катастрофы и подлежит уничтожению [93].
Из злопыхательского описания Гумилева трудно составить себе правильное представление о манихействе. До этого мы говорили только об отдельных чертах этой религии, теперь пора свести их воедино.
Известно, что Мани в юности был вовлечен своим отцом Патаком в общину элхасаитов, родственную ессеям иудео-христианскую секту [94], но потом порвал с ней, как Кришнамурти – с теософами, и пошел своим путем. С. Нилус, как мы помним, принял с перепугу Кришнамурти за Антихриста, но сам Кришнамурти был гораздо более скромного мнения о своей миссии. Мани, к сожалению, подобной скромностью не обладал и, переиначив на свой лад индийское учение об аватарах, вообразил себя последним, высшим звеном в череде божественных посланцев, в которую он включал Заратустру, Будду и Христа. Позже Мохаммед точно так же объявил себя «печатью пророков», но он признавал только пророков еврейской традиции. Через элхасаитов на Мани оказала влияние гностическая мысль, из которой, как считает М. Лоос, взяты основные характерные черты манихейства. Но, по мнению того же М. Лооса, гностическая «драма души» приобретает в манихействе оригинальный характер благодаря смешению с маздеистским мифом о борьбе двух вечных сил. Манихейство приспособило гностицизм к иранским религиозным идеям. У гностиков тоже встречается идея, что материя вечна, но как пассивный элемент, в манихействе же начало зла существует вечно и является активной силой, причем согласно манихейским воззрениям, как бы их ни извращал Гумилев, мир не создан силами зла [95], в противоположность тому, что позже будут утверждать катары.
