Дьявольская материя (История полосок и полосатых тканей) - Пастуро Мишель (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗
Многоцветная поверхность всегда означает что-то положительное; она более насыщенная и более ценная по сравнению с однотонной. По сути, это одноцветная поверхность, на которую с регулярным интервалом нанесены геометрические фигуры или геральдические знаки: точка, полумесяц, звезда, кольцо, треф, геральдическая линия. Как правило, фигуры, расположенные таким образом, бывают более светлыми, чем сама поверхность, служащая им фоном. Многоцветная поверхность почти всегда связана с чем-то торжественным, величественным и даже священным. Вероятно, поэтому она фигурирует на королевских регалиях и коронационной мантии, используется при изготовлении предметов богослужения, присутствует на многих картинах с божественным сюжетом. Изображения Пресвятой Девы пестрят многоцветием. Что же касается герба французских королей — золотые лилии на лазурном фоне, то он представляет собой самый совершенный пример средневекового многоцветия. Это одновременно знак правящего дома, космический орнамент, атрибут Девы Марии, символ верховной власти и плодородия [24].
Что же касается иконографии, то в этом отношении любая многоцветная структура представляет собой статичное, фронтальное изображение, как бы прибитое к поверхности своего материального носителя, смотрящее на зрителя в упор. Оно не рассказывает о себе и не описывает себя, оно просто есть.
Поверхность в крапинку — то же многоцветие, только неправильное. В этом случае маленькие фигуры расположены беспорядочно, а главное, сами они неправильной формы — это уже не звезды, полумесяцы и крестики, но случайные сочетания и просто цветовые пятна. Они воплощают в себе идею беспорядка, путаницы, деструкции. Иногда бывает сложно увидеть различие между многоцветным и крапчатым изображением; но в символическом отношении они являют собой два противоположных мира, божественный и дьявольский. Дело в том, что пятна на теле человека или животного вызывают аналогию с волосяным покровом, воспринимаются как признак болезни и нечистоты. Соответственно, крапчатая поверхность может ассоциироваться с кожными высыпаниями, с золотухой и бубонной чумой. В обществе, постоянно страдавшем от эпидемий кожных заболеваний, где их принято было бояться, — вспомним об участи так называемых «прокаженных», — крапчатые поверхности оказываются связанными с разложением, с существованием за пределами социума, близости к смерти и аду. Недаром демоны и черти часто изображаются в пятнистых одеяниях [25].
Впрочем, эти твари могут быть и «полосатыми», что в определенном смысле не так серьезно, но более двусмысленно. Полоски являют собой противоположность как однотонной, так и крапчатой поверхности, и художники нередко прибегают к этому контрасту. Но у них есть и другая функция: полосатая поверхность ритмична, динамична, связана с повествованием, она обозначает действие, переход из одного состояния в другое. На миниатюрах XIII века Люцифер и взбунтовавшиеся ангелы часто изображались с горизонтальными полосами по всему телу — живым свидетельством их разложения. С другой стороны, эти полосы подчеркивают определенный элемент изображения, поскольку любой элемент в полоску сразу бросается в глаза — таково свойство нашего взгляда. Фламандские живописцы XV и XVI веков иногда прибегали к такой хитрости: они помещали персонаж в полосатой одежде в центре картины, зная, что именно на нем зритель сфокусирует свое внимание прежде всего. Иногда это создает эффект оптической иллюзии. Мемлинг, Босх, Брейгель и некоторые другие владели этим приемом в совершенстве — они ставили на видное место не человека, сыгравшего ключевую роль в данном эпизоде или во всей истории, а третьестепенного персонажа, чтобы отвлечь на какое-то время наше внимание от более важного фрагмента картины, который, по замыслу автора, постепенно откроется зрителю. Например, Брейгель в своем знаменитом «Несении Креста» (1563), огромном полотне, где задействовано более 500 персонажей, поместил почти в самом центре композиции простого крестьянина, неизвестного и ничем не примечательного; он идет торопливым шагом, одетый в шапочку и красно-белое платье в косую полоску. Поскольку полоски резко выделяются на фоне всего остального, зритель обращает внимание на него, а не на передний план картины, где Иоанн и несколько женщин пытаются поддержать безутешную Деву Марию, и уж тем более не на заднюю часть картины, где изображен Христос, упавший под тяжестью своего креста, Христос, потерянный и забытый посреди равнодушной толпы [26].
Позволительно задаться вопросом, почему в отношении визуальности полоски имеют безусловный приоритет по сравнению с другими структурами. Любой полосатый элемент бросается в глаза раньше, чем однотонная, многоцветная и даже крапчатая поверхность. Может быть, это феномен восприятия, характерный для представителей европейской цивилизации? Или тут проявляется свойство другого порядка, общее для человека и некоторых животных? Что здесь от биологии и что от культуры, и если существует между ними граница, то где она проходит? Я попытаюсь ответить на эти трудные вопросы в конце книги.
Что мы можем утверждать уже сейчас, так это что в Средние века полоски связаны с идеей разнообразия (латинское varietas). «Полосатый» (virgulatus, lineatus, fasciatus и др.) может употребляться в том же значении, что и слово «разнообразный» (varius), и эта синонимия сразу же сообщает полоскам отрицательную окраску. Дело в том, что в средневековой культуре varius (разнообразный, пестрый) обозначает что-то нечистое, агрессивное, аморальное или лживое. Человек, которого характеризуют как varius (непостоянный, переменчивый), непременно покажет себя хитрецом, лгуном, жестоким человеком, он может страдать от кожных или психических заболеваний. Кроме того, существительное varietas означает обман, злобу и проказу [27]. Естественно, что предатели (Каин, Иуда), люди жестокосердые (палачи), «безумцы» (придворные шуты, юродивый из Книги Псалмов) и больные (прокаженные) часто изображаются в полосатой одежде. Здесь мы наблюдаем огромный разрыв между восприятием современного человека, для которого «разнообразие» является скорее положительным качеством, связанным с молодостью, толерантностью и любознательностью, — и человека Средневековья, видевшем в этом исключительно отрицательные стороны. Добрый христианин, честный человек не может быть varius. Понятие varietas вызывает ассоциации с грехом и преисподней.
Подобный подход распространялся и на животных — те из них, у кого шкура была полосатой (tigridus) или пятнистой (maculosus), считались опасными тварями. Они могут быть жестокими и кровожадными, как тигр, гиена и леопард (в средневековом мифологическом сознании леопард имеет мало общего с одноименным представителем семейства кошачьих — это скорее «отрицательный» двойник льва) [28], ворами, как форель и сорока, коварными, как оса и змея, связанными с нечистой силой, как кошка и дракон. Даже зебра, о которой так любили порассуждать зоологи Ренессанса, в Позднем Средневековье имела репутацию крайне опасного зверя. Конечно, те, кто это утверждал, никогда ее не видели и имели о ней довольно смутное представление (они принимали ее за разновидность осла или онагра), но одного факта, что она полосатая, было достаточно, чтобы счесть ее кровожадным, прямо-таки дьявольским чудовищем и включить ее в соответствующий бестиарий [29]. Позднее мы увидим, как это загадочное животное будет реабилитировано в эпоху Просвещения.
Впрочем, любая лошадь, если в ее масти было больше одного цвета, компрометировала своего наездника. В литературных текстах, в частности в рыцарских романах, существует такой топос: герой на белом коне, противостоящий предателю, незаконнорожденному или чужеземцу, у которого лошадь de deus colours, двух цветов — vairé, в яблоках, полосатая, гнедая, пегая и т. д. [30] Сходную систему персонажей мы видим и в Романе о Лисе: звери с полосатой (барсук Гримбер) или пятнистой (кот Тибер) шкурой объединяются со зверями с рыжей шкурой (лис Ренар, бельчонок Руссо) и образуют клан лгунов, воров, развратников и скряг. В мире животных, как и в мире людей, быть рыжим значит примерно то же, что и полосатым или пятнистым.
