Избранные произведения о духе законов - Монтескье Шарль Луи (серии книг читать бесплатно TXT) 📗
ГЛАВА XII
О нескромных словах
Нет ничего произвольнее преступления оскорбления величества в тех случаях, когда предметом его становятся нескромные слова. Речи людей так легко могут быть превратно истолкованы, различие между несдержанностью и злоумышлением так велико, а различие между словами, в которых они выражаются, так мало, что закон не должен назначать смертной казни за слова, не обозначив по крайней мере в точности те слова, за которые она назначается.
Слова не входят в состав преступления, они остаются в сфере мысли. Значение их по большей части заключается не в них самих, а в тоне, которым они высказаны. Часто одни и те же слова повторяются в различном смысле: смысл слов зависит от их связи с другими вещами. Иногда молчание бывает выразительнее всяких речей. Все это совершенно неуловимо. Как же можно создавать из такого материала преступление оскорбления величества? Везде, где установлен такой закон, нет не только свободы, но даже и тени ее.
По манифесту покойной царицы[78], изданному против семьи Долгоруких, один из этих князей был приговорен к смерти[79] за произнесение неприличных слов против ее особы, а другой — за злонамеренное истолкование ее мудрых государственных мер и оскорбление ее священной особы непочтительными отзывами.
Я вовсе не намерен ослабить негодование, которое люди должны чувствовать к тем, кто хочет омрачить славу своего государя; но скажу не обинуясь; для того чтобы умерить деспотизм, в таких случаях более уместно простое исправительное наказание, чем обвинение в оскорблении величества, всегда страшное даже для самой невинности,
Такие деяния совершаются не каждый день; они могут быть замечены многими, и ложное обвинение, опирающееся на те или иные факты, может быть легко выяснено. Слова, сопровождающиеся действием, получают свой смысл от этого действия. Так, человек, призывающий подданных на площади к восстанию, виновен в оскорблении величества, потому что слова его сопровождаются действием и составляют часть этого действия. В таком случае карают не за слова, а за совершенное действие, при котором эти слова употребляются. Слова становятся преступлением лишь тогда, когда они подготовляют преступное деяние, сопровождают его или следуют за ним. Но делать из слов преступление, подлежащее смертной казни, вместо того чтобы видеть в них один из признаков такого преступления, значит все извратить и перепутать.
Императоры Феодосии, Аркадий и Гонорий писали префекту Руфину: «Человека, который сказал бы что-либо дурное о нашей особе или о нашем правлении, не следует подвергать наказанию: если он сказал это по легкомыслию, то этим делом надо пренебречь, если по безумию, то надо его пожалеть, если это брань с целью оскорбления, то надо его простить. Поэтому, ничего не предпринимая со своей стороны, доведите его дело до нашего сведения, дабы мы могли, оценивая слова по людям, основательно взвесить, следует ли предать этих людей суду или пренебречь ими».
ГЛАВА XIII
О литературных произведениях
Литературные произведения представляют собой нечто более прочное, чем устное слово; но если они не подготавливают к преступлению оскорбления величества, то и не являются материалом для этого преступления.
Август и Тиберий наказывали за них, однако, именно как за оскорбление величества; первый — в деле о некоторых памфлетах, направленных против знаменитых мужей и женщин; а второй — в деле о сочинениях, которые, как он думал, были направлены против него самого. Это имело самые роковые последствия для римской свободы. Кремуций Корд был обвинен за то, что в своих анналах назвал Кассия последним из римлян.
Сатирические сочинения совсем неизвестны в государствах деспотических, где вследствие подавленности, с одной стороны, и невежества — с другой, ни у кого нет ни желания, ни способности заниматься ими. В демократиях им не препятствую!» по той же причине, по которой они запрещаются в правлении одного. Эти произведения, обыкновенно направленные против людей могущественных, приятно щекочут в демократии злорадство самодержавного народа. В монархии[80] их запрещают, но там они бывают более предметом полицейских мер, чем уголовных кар. Их насмешки забавляют общество, они могут доставить утешение недовольным, ослабить зависть к людям высокопоставленным, дать народу силу терпеливо переносить свои страдания и даже заставить его смеяться над ними.
Аристократическое правление ревностнее всех прочих преследует сатирические произведения. Правители его — маленькие монархи, неспособные возвыситься до того, чтобы отвечать на брань презрением. В монархии государь стоит так высоко, что стрелы сатиры не досягают до него, между тем как аристократического сановника они пронизывают насквозь; поэтому-то децемвиры, представлявшие собой аристократию, и наказывали смертью за сатирические произведения.
ГЛАВА XIV
Оскорбление стыдливости при наказании преступников
Существуют определенные правила стыдливости, соблюдаемые почти всеми народами мира, и было бы нелепо нарушать их при наказании преступлений, которое всегда должно иметь предметом восстановление порядка.
Жители Востока, отдававшие женщин в жертву слонам, выдрессированным для совершения чудовищной казни, кажется, задались целью нарушать закон посредством закона.
Древний обычай Рима запрещал предавать смертной казни девственниц, но Тиберий сумел обойти этот обычай, приказав палачам изнасиловать их перед казнью. Этот хитрый и свирепый тиран разрушал нравы ради сохранения обычаев.
Японское правительство, выставив в публичных местах раздетых донага женщин и приказав им ходить, подобно скотам, на четвереньках, заставило содрогнуться человеческую стыдливость; но когда оно захотело принудить мать…, когда оно захотело принудить сына…, я не в силах продолжать, –оно заставило содрогнуться самую природу.
ГЛАВА XV
Об освобождении раба с целью дать ему возможность обвинять своего господина
Август постановил, чтобы рабы господ, составляющих заговоры против него, продавались с торгов, чтобы они могли показывать против своего господина. Ради раскрытия важного преступления не надо ничем пренебрегать. Поэтому в государстве, где есть рабы, они, естественно, могут быть доносчиками, но они не могут быть свидетелями.
В индекс донес о составленном в пользу Тарквиния заговоре; но он не мог быть свидетелем против детей Брута. Человеку, оказавшему столь великую услугу отечеству, по справедливости даровали свободу, но он получил ее не для того, чтобы иметь возможность оказать эту услугу.
Поэтому император Тацит издал закон, воспрещавший рабам свидетельствовать против своих господ даже в случае преступления оскорбления величества. Закон этот не был внесен в сборник Юстиниана.
